How the steel was tempered

How literature was used to ‘temper’ Soviet people

A screenshot from «How the Steel Was Tempered» movie, 1975. Vasily Konkin (L) as a main character, Pavka Korchagin.

Nikolai Ostrovsky, who wrote the cult novel How the Steel Was Tempered and died at 32, overcame much in his short life. He survived a difficult childhood, adolescent involvement in underground political groups, combat military service, work as a party functionary and a serious illness at 25 that left him writer bedridden and gradually blinded him. In another era, this biography could have served as a wonderful foundation for a romantic myth. But in Russia in the early 20th century, it became something much bigger. Instead of a story of an individual whose willpower and talent overcame the painful blows of fate, Ostrovsky’s life story was remade by the Soviets into a tale about how a «new man» could be forged from heterogeneous and often worthless «human material.» This new man was a participant and co-creator of the new socialist society.

Nikolai Ostrovsky. Source: Archive photo

Ostrovsky was not the only writer who helped build the socialist future. In the beginning, radical Russian avant-garde artists Velimir Khlebnikov, Marc Chagall, Kazimir Malevich and El Lissitzky were ardent supporters of the Communist Revolution. Not without reason, they saw in the Bolsheviks the same leftist ideals they embraced.

«To accept or not to accept? For me (and other Moscow futurists) this question did not exist. My revolution. I went to the Smolny. I worked. I did everything I had to,» wrote Vladimir Mayakovsky wrote in his 1928 autobiography.

Soviet literature from the Stalinist period is full of stories in which people are likened to pieces of iron out of which Communism, like a hammer, forges new people. The theme is evident even in the titles of works from the period. Alexander Serafimovich’s The Iron Flood (1924) is a novel about the Tamask Army’s campaign in the summer of 1918 during the Russian Civil War, in which the disconnected and demoralized soldiers transform into a united super-being; Ostrovsky’s How the Steel Was Tempered (1932) is a story of a talented yet undisciplined youth who turns into an impeccable «party soldier» — a typical Soviet existence; Mikhail Sholokhov’s Virgin Soil Upturned (1932, 1959) uses the same metaphor of something wild turning into something civilized, but in a village rather than on the battlefield; Boris Polevoy’s Story of a Real Man (1946), based on a true story, tells the tale of a pilot who despite his broken legs crawls for many days (in the winter, in the snow) to the front lines and is able to return to combat despite having both legs amputated below the knees.

Polevoy’s hero buckles his prostheses to the pedals of his airplane with special spring-loaded clamps that help him feel their movement — the man has literally turned into a machine. Obviously, Polevoy didn’t intend this to be the message of the book. He sincerely admired the pilot’s courage, but the matrix of socialist realism dominant in art at the time led him to present the story that way. The same transformation can be seen in Maxim Gorky’s novel Mother (1906) in which descriptions of the most intimate human relations, relations between a mother and son, are substituted by descriptions of how a simple «ignorant» woman turns into a «new person,» a fighter and a revolutionary.

Alexei Tolstoy was not so naïve when he consciously reworked The Adventures of Pinocchio into his novel Golden Key (1936). Mindful of the times, Tolstoy transformed this moralistic tale into an allegory bubbling with wit. In the modern work, the fairytale protagonists are transformed into bohemians from pre-revolutionary St. Petersburg and expatriate Berlin. And in the character of Pinocchio himself, the wooden boy who, thanks to his innate courage, fast reflexes and incredible purposefulness becomes the leader of his community and the star of the puppet theater, readers recognize a new person who crawls on unbending legs towards a radiant future.

After the Khrushchev «thaw» in the 1950s, the immaculate protagonists of Soviet literature also, in a literal sense, melted. They acquired contradictions and reflexes. But the protagonists of Nikolai Ostrovsky, Mikhail Sholokhov, Alexander Serafimovich, Boris Polevoy and others remain unshakeable — and serve as both an example and a warning.

Prominent Russians: Nikolay Ostrovsky

Nikolay Ostrovsky, the Soviet writer, is the author of the novel “How the Steel was Tempered,” one of the most famous books in the USSR. Ostrovsky is praised for his extraordinary spirit: he was blind and invalid due to a serious disease, but still he managed to create his articles and novels. Friends and colleagues of the author confessed that his life was a true feat.

Nikolay Ostrovsky was born on 29 September 1904 in the small Ukrainian village of Viliya into the family of a laborer and a cook. Nikolay was still a child when he first revealed his talents for writing. He enjoyed reading and studying, and thanks to his extraordinary aptitude, he joined the local parish school ahead of time. He was the youngest in the class, but still Nikolay ranged among the best pupils, graduating from school with honors. Since his school years Ostrovsky loved reading. He preferred romantic and adventure novels by James Fenimore Cooper, Walter Scott and Jules Verne. He liked to read aloud to his mother, and sometimes he changed the plot, imagining his own versions of world famous novels.

In 1915 the Ostrovsky family moved to the Ukrainian city of Shepetovka where Nikolay graduated from the Integrated Labor School. When he was just 12 years old Ostrovsky began to work as an unskilled laborer. Later he recalled this experience in letters he wrote to writer Mikhail Sholohov: “I’m a stoker, and I’m doing my job quite well. I guess my literature skills are not that good.”

In 1921 Ostrovsky entered the Kiev Electromechanical Technical Secondary School, but quit his studies due to health problems after only one year. It was at this time that he became involved in illegal Revolutionary activity. Ostrovsky welcomed the Revolution warmly.

Some biographers claim that in 1919 Ostrovsky left for the front as a volunteer. He joined the Red Army and participated in the Civil War between the Red Army and the monarchist White Guard. According to this version, in autumn 1920 Ostrovsky was seriously wounded in the back, and then demobilized. However, Ostrovsky himself never mentioned having served in the Red Army in his autobiographies.

The childhood and youth of Nikolay Ostrovsky coincided with dramatic events in the history of Russia. World War I, the October Revolution and the Civil War influenced Ostrovsky’s attitude greatly. Shepetovka, where Nikolay lived with his family, was located close to the Polish border, so the city had constantly been occupied either by Germans or Poles, or by the Red Army or the White Guard. All these events served as material for the future novels by Nikolay Ostrovsky.

During Ostrovsky’s first year at the technical school in Kiev he participated in the construction of a railroad in the city suburbs. The railroad was intended for supplying Kiev with firewood. At the construction site Ostrovsky caught cold and contracted typhus after he jumped into the ice-cold water to save some timber that was sinking. Nikolay was unconscious when he was brought home.

Soon Ostrovsky was diagnosed with polyarthritis, meaning he was doomed to remain motionless for the rest of his life. The obscure news plunged Ostrovsky into despair and even evoked suicidal moods until he realized it was not the right way for him.

Coping with illness

While still able to move Ostrovsky tried to live as active a life as possible. He became the leader of the Young Communist League in Ukraine: Ostrovsky believed that the Bolsheviks would lead the country to prosperity and justice. He entered the Communist Party in 1924 and tried his best to help the new Soviet power. Unfortunately, each day Nikolay’s health deteriorated. Ostrovsky spent much time in hospitals, clinics and sanatoriums. However, medical treatment did not yield any results; the procedures and surgical operations Ostrovsky underwent were painful, but useless.

In 1926-1928 Nikolay Ostrovsky stayed with his distant relatives in the Crimean city of Novorossiysk. Here he met his future wife – 19-year-old Raisa Matsyuk. Soon, however, the happy moments in Ostrovsky’s life gave way to long days of sorrow. At the age of 23 Ostrovsky was no longer able to stand up. He was doomed to stay in bed and suffered from severe pain. Still, he did not give up. He began to study fervently: education became the only sense of his life. “I physically lost everything, but the energy of youth and desire to be helpful still remain,” he wrote in a letter. Ostrovsky read hundreds and hundreds of books, but soon he was deprived even of this opportunity as his eye disease resulted in blindness.

Ostrovsky was kept afloat by the tremendous support of his friends and relatives, which gave him the courage to continue his fight for life. They advised Nikolay to start writing a novel. They believed in his talent, rich personal experience, great memory and erudition. Ostrovsky invented the so-called “stencil” that allowed him, a blind and motionless man, to write his book.

How the Steel was Tempered

Ostrovsky wanted to create a novel about a young revolutionary who, just like himself, embraced and supported Soviet power. He started his first novel, and even sent part of it to a publishing house, but the manuscript was lost and never reached the publishers. Ostrovsky managed to bear the hard blow and found strength to move on. At the end of 1930 he started to write his famous novel, “How the Steel was Tempered.” At first Ostrovsky used his “stencil,” but growing weaker, he was unable to hold it and resorted to dictating the novel to his friends. There are the handwritings of 19 people in the manuscript of the novel.

The first part of “How the Steel was Tempered” was finished in Moscow in 1931. Ostrovsky sent it to “Molodaya Gvardia” (The Young Guard) magazine, but the editors did not like it as they found the main characters “totally unrealistic.” However, the novel was approved by the representatives of Soviet propaganda, and soon “How the Steel was Tempered” was published in the magazine. The editors applied certain efforts to make the novel better, and Ostrovsky admitted and appreciated their corrections.

In April 1932 “Molodaya Gvardia” magazine began to publish “How the Steel was Tempered.” The novel is about a young revolutionary named Pavel Korchagin who supports the Soviets during the Civil War. Critics believe that the plot of the novel is based on Ostrovsky’s own life and experience.

In November 1932 the novel was published in a single book. It was reissued several times and became very popular among readers. Some critics affirmed that “How the Steel was Tempered” served as a distinctive Gospel for many young people of the times, since they recognized the main hero of the novel as a “new type of man” who was spiritually close to the Soviet youth. The novel was republished 41 times during Ostrovsky’s lifetime.

When it became widely known that the novel was autobiographical and written by a blind invalid, Nikolay Ostrovsky was praised as a hero. He was as popular as Vasily Chapaev, Valery Chkalov or Vladimir Mayakovsky. The

Recognition and legacy

In 1935 Nikolay Ostrovsky was awarded the Lenin Order – the highest merit in the Soviet Union. He wrote in a letter to his friend, “What a life! Who could ever have guessed that the end of my life would be so happy? I do not want to die, but if it suddenly happens I would die on action station, not on invalid backyard.”

Ostrovsky was pampered and favored by the Soviet regime. He was presented a large and pleasant apartment in the center of Moscow. In December 1935 the writer moved in and celebrated with house-warming party. The Soviet government ordered a house to be built in Sochi for the famous writer: Ostrovsky would spend his last summer there in 1936. The writer worked on his new novel “Born by Storm.” He finished the first volume on 15 December 1936. A week later, on 22 December, Nikolay Ostrovsky’s heart stopped.

Nikolay Ostrovsky was buried in Moscow, at the Novodevichie Cemetery. His name has been given to streets and squares in a number of Russian cities. The novel “How the Steel was Tempered” is still considered the most vivid example of Soviet literature. There are three film versions of the novel in Russian cinema.

Written by Alyona Kipreyeva for RT

Legal disclaimer Feedback Contact us © Autonomous Nonprofit Organization “TV-Novosti”, 2005–2021. All rights reserved.

Nikolay Ostrovsky. «As the Steel Was Tempered»

December 22 1936, exactly 80 years ago, Soviet writer Nikolai Alekseevich Ostrovsky passed away. The whole life of this amazing person was filled with struggle. First, for the ideas of revolution and the construction of a new state, then with an incurable disease and its manifestations. The main book of his small life (Ostrovsky died at the age of 32 years) was the novel How Steel was Hardened, which made him famous not only in the Soviet Union, but also beyond. The novel, written in the genre of socialist realism, described the events of the Civil War, as well as the post-war years of the restoration of the national economy and the new socialist construction. Nikolai Ostrovsky himself was reflected in the main character of the work of Pavle Korchagin.

Nikolay Ostrovsky was born on September 16 (September 29 on a new style) 1904 of the year in the village of Viliya of the Ostrog district of the Volyn province of the Russian Empire (today the territory of the Rivne region of Ukraine). Nikolai was the youngest child in the family, he had two sisters Nadezhda and Ekaterina and brother Dmitri. His father, Aleksey Ivanovich Ostrovsky, was a retired non-commissioned officer of the Russian army. He took part in the Russian-Turkish (Balkan) war 1877-1878. For his bravery and heroism, he was awarded two crosses of St. George. After the resignation, Alexei Ostrovsky worked at a distillery, while among the villagers always enjoyed authority. The mother of the future writer Olga Osipovna Ostrovskaya was an ordinary housewife and came from a family of Czech immigrants. Unlike her husband, she was illiterate, but she was distinguished by her figurative speech, bright character, subtle humor, and wit. In her speech one could hear a large number of Czech, Russian and Ukrainian sayings.

In the village of Viliya Ostrovsky lived in relative prosperity, they had their own rather large house, land and garden. Among the closest relatives of the family were teachers, military, priests, workers of two local factories. At the same time, Nikolai Ostrovsky from his very childhood was distinguished by his ability to learn. The boy was drawn to knowledge. In 1913, he graduated with honors from a parish school (he was only 9 years old). He was taken to school ahead of time «because of his exceptional abilities.» It is worth noting that childhood was one of the most vivid and happy memories in the rather difficult and tragic life of Nikolai Ostrovsky.

Happy family life collapsed in 1914, when my father lost his job. The house and the land had to be sold, the family moved to Shepetovka, a large railway station in 85 kilometers from the village. Here Nikolai Ostrovsky enters a two-year college, which he graduated from in 1915 year. Since the family experienced financial difficulties, Ostrovsky early began to work for hire. Already in the 1916 year, at the age of 12 years, he first became an employee of a buffet at a local railway station, and then a warehouse worker, an assistant to a stoker at a local power station.

At that time, Nikolai Alekseevich assessed his education as insufficient, while he was always keen on reading. Among his favorite authors were Jules Verne, Walter Scott, Dumas the Elder. Reading a book after a book, sometimes he himself tried to invent his own plots. Working at the power plant in Shepetovka, he became friends with the local Bolsheviks, imperceptibly to himself, engaging in revolutionary activities, and pasted leaflets. He took the October 1917 revolution with joy, he was delighted with the revolutionary appeals and ideals. In many ways, this was facilitated by the romantic-adventurous literature that he read in large volumes. In many of the works he read, brave heroes fought for freedom and justice against the tyrants in power. After the October Revolution, Ostrovsky himself became a participant in such a struggle, which fascinated him headlong.

20 July 1919, Nikolai Ostrovsky joined the Komsomol and in August went to the front to fight the enemies of the revolution. He served in the Kotovsky division, and then in the famous 1 Cavalry Army commanded by Budyonny. In August 1920, he was badly wounded in the head and stomach with shrapnel, this happened near Lviv. Nikolai was wounded in the head above the right brow, it was not penetrating, but caused severe brain contusion and weakening of the vision in the right eye. He spent more than two months in hospitals, after which he was demobilized from the Red Army. After returning home from the army, he worked for some time in the organs of the Cheka, but then moved to Kiev.

In Kiev, he arrived in 1921 year, from this moment begins the stage of «shock construction» in his life. He finds a use on the labor front. In Kiev, he studied at the local electrotechnical college, at the same time working as an electrician. Together with the first members of the Komsomol of Ukraine, he was mobilized to restore the national economy. He took part in the construction of a narrow-gauge railway, which was supposed to be the main one to provide firewood for Kiev suffering from cold and typhoid. Then he caught a cold and became seriously ill, but this time he managed to cope with the disease. In March, 1922, during the spill of the Dnieper, Ostrovsky knee-deep in ice-cold water was saved by the forest, which the city needed. He again had a serious cold, he develops rheumatism, and because of a weakened immunity, he develops typhus. The treatment at the Kiev railway hospital was ineffective, and he moved home to Shepetovka. Through the efforts of relatives, rubbing and poultices, he managed to cope with the disease, although his health was seriously undermined.

From this point on, his biographies of the hospital, clinic, sanatorium, medical examinations occupied most of his life. The pain and swelling of the knee joints persisted and caused great inconvenience. Already in the second half of 1922, the 18-year-old boy was recognized by the medical board as an invalid of the second group. In August of the same year he was sent to Berdyansk, where he was to undergo a sanatorium treatment. After one and a half months of treatment, a short-term remission occurred. In 1923-1924, he was appointed military commissar of Universal Education. Later sent to the Komsomol work. At first he was secretary of the Komsomol district committee in Berezdov, then Izyaslavl. In 1924, he joined the party.

At the same time, his illness progresses very quickly, doctors cannot help him. Over time, the disease leads to paralysis. From 1927 to the end of his life, the writer was bedridden and suffered from an incurable disease. According to the official version, injuries as well as difficult working conditions affected Nikolay Ostrovsky’s state of health; he recovered from typhus and other infectious diseases. The final diagnosis that was made to him was “progressive ankylosing polyarthritis, gradual ossification of the joints”.

In the fall of 1927, he begins writing his autobiographical novel, which he calls the Tale of the Kotovtsi. The manuscript of this book, on which he worked for more than 6 months and the creation of which cost him inhuman efforts, he mailed to Odessa to his former comrades for familiarization. Unfortunately, on the way back the manuscript was lost, its fate remains unknown until now. At the same time, Nikolai Alekseevich, who endured even the blows of fate, did not lose courage and did not despair, although fate did not prepare him anything good.

To all his troubles is added a gradual loss of vision, which could have been caused by a complication of the transferred typhus. Eye disease, which led to blindness, developed gradually, at the beginning of 1929, he completely lost his sight and even thought about suicide. However, in the end, the desire to live and fight wins. He has a plan for a new literary work, which he called «How steel was tempered.»

Absolutely immobilized, helpless and blind, remaining alone in a Moscow communal apartment on 12-16 hours a day, while his wife was at work, he wrote his main work. In writing, he found a way out of his irrepressible energy, which helped to overcome the hopelessness and despair of his existence. By that time, his hands still retained some mobility, so he wrote down the beginning of the book himself with the help of the “transparency” developed by him and his wife (folders with slots). This stencil allowed the lines not to overlap one another, he numbered the written pages and simply threw them onto the floor, where they were then picked up and deciphered by the writer’s family. True, over time, he finally refused and hands. Under these conditions, he could only dictate his book to relatives, friends, his roommate, and even a 9-year-old niece.

The novel was finished in the middle of 1932. But the manuscript sent to the magazine “Young Guard” received a crushing review, and the derived types of characters were called “unreal”. However, Ostrovsky did not give up and won the re-review of his work, with the support of the party organs. As a result, the editor-in-chief of the Young Guard, Mark Kolosov, and the editor-in-chief, Anna Karavaeva, who was a well-known writer of her time, actively participated in editing the novel. Ostrovsky himself acknowledged the great participation of Karavaeva in the work on the text of the novel “How the Steel Was Tempered”, and he also noted the work on the book by Alexander Serafimovich. As a result, the novel was not only published, but also retained the original title, although it was suggested to change it to “Pavel Korchagin” by the name of the main character of the work.

The novel begins to publish in April 1934, and immediately it becomes extremely popular. The libraries behind the product line up the entire queue. Among the Soviet youth, the book is becoming so popular that the novel is being published again and again, its collective discussions and readings are being held. Only during the lifetime of the writer, he was published 41 times. In general, the novel “How the Steel Was Hardened” became the most published work of Soviet literature in the 1918-1986 years, the total circulation of 536 publications was more than 36 million copies. The book was very popular in China.

In March, 1935, in the newspaper Pravda, published an essay by Mikhail Koltsov «Courage». From this essay, millions of Soviet readers have learned that the hero of the novel, Pavel Korchagin, is not a figment of the author’s imagination, that it is the author who is the hero of the novel. Ostrovsky began to admire. His work has been translated into English, Czech and Japanese. As a result, the book was published abroad in 47 countries of the world in 56 languages. The book has ceased to be just a literary work, becoming a textbook of courage for those people who, even at the most difficult moments of their lives, sought and could find the necessary support and support in it.

How the steel was tempered

Лет трид­цать назад один моло­дой чело­век пел при­ме­ча­тель­ную песню, в кото­рой можно было услы­шать сле­ду­ю­щие строки:

«…За крас­ным вос­хо­дом розо­вый закат.
Ско­ван­ные одной, цепью свя­зан­ные одной,
Целью ско­ван­ные одной, цепью свя­зан­ные одной…»

Эта песня быстро нашла своих поклон­ни­ков — десятки тысяч людей под­пе­вали испол­ни­телю. Они, конечно, раз­били цепи, но не учли малень­кую, но очень важ­ную деталь: за зака­том с неумо­ли­мой необ­хо­ди­мо­стью сле­дует ночь. Как только послед­ние лучи солнца скры­лись за гори­зон­том, насту­пила кро­меш­ная тьма. Все, кто ранее вынуж­ден был дер­жаться тени, полу­чили пол­ную сво­боду дей­ствий. Ноч­ные твари не стали меш­кать и наки­нули цепи на сла­бо­ви­дя­щую толпу пора­зи­тельно быстро. Но эти кан­далы были во сто крат тяже­лее прошлых.

Если отбро­сить в сто­рону эти мета­форы, то мы пом­ним, как в 1990-е годы на тер­ри­то­рии быв­шего СССР ново­яв­лен­ные пред­при­ни­ма­тели уни­что­жали про­мыш­лен­ность и сель­ское хозяй­ство, кото­рые не соот­вет­ство­вали реа­лиям рынка, а их лакеи в пра­ви­тель­стве выпус­кали новые законы с целью уве­ко­ве­чить част­ную соб­ствен­ность. Народ быстро познал все «пре­ле­сти» пер­во­на­чаль­ного накоп­ле­ния капи­тала: стре­ми­тель­ное обни­ща­ние, без­ра­бо­тицу, дегра­да­цию сфер соци­аль­ного обес­пе­че­ния, поваль­ную кор­руп­цию, гос­под­ство кри­ми­нала и мно­гое дру­гое. В резуль­тате всего этого страна как бы отка­ти­лась назад в своём развитии.

Однако бур­жу­а­зия, взяв власть в свои руки, заня­лась не только лом­кой про­из­во­ди­тель­ных сил и сме­ной про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний, но также начала уста­нав­ли­вать идео­ло­ги­че­скую геге­мо­нию. Бур­жу­аз­ная про­па­ганда наме­тила три основ­ные цели для дис­кре­ди­та­ции: Октябрь­скую соци­а­ли­сти­че­скую рево­лю­цию, Вели­кую Оте­че­ствен­ную войну и весь период между этими двумя собы­ти­ями. Гипер­бо­ли­зи­руя послед­ствия оши­бок совет­ского руко­вод­ства и очер­няя дости­же­ния соци­а­ли­сти­че­ского госу­дар­ства, бур­жу­а­зия убеж­дала людей в том, что «воз­вра­ще­ние в совет­ское про­шлое» не при­не­сёт ничего хоро­шего и борьба за луч­шую жизнь бессмысленна.

Радио, пресса, теле­ви­де­ние и книж­ные изда­тель­ства начали выва­ли­вать на обы­ва­теля инфор­ма­цию анти­ком­му­ни­сти­че­ского содер­жа­ния, кото­рая в луч­шем слу­чае была лишь слегка при­прав­лена реаль­ными фак­тами, а в худ­шем — пол­но­стью состо­яла изо лжи. В шко­лах, уни­вер­си­те­тах и в дру­гих заве­де­ниях, зани­ма­ю­щихся про­све­ще­нием, при­сту­пили к изме­не­нию про­грамм обу­че­ния, чтобы вос­пи­тать моло­дое поко­ле­ние наём­ных работ­ни­ков в соот­вет­ствии с непре­лож­ной исти­ной капи­та­лизма: «рабо­тай, поку­пай, уми­рай». Сомни­тель­ные лич­но­сти, ранее не допус­кав­ши­еся к три­буне, полу­чили слово и через него вну­шали рядо­вым граж­да­нам, что совет­ский период был сплош­ной ошиб­кой, а ком­му­ни­сти­че­ская идея — уто­пия. Таким обра­зом, бур­жу­а­зия фор­ми­ро­вала нуж­ное ей обще­ствен­ное созна­ние. Уда­лось ли ей достиг­нуть успе­хов на этом поприще? Опре­де­лённо, да. И не будем лука­вить: быст­рый успех пере­чис­лен­ных дей­ствий объ­яс­ня­ется не только их напо­ри­сто­стью и сла­жен­но­стью, но и под­го­тов­лен­но­стью целе­вой ауди­то­рии. На про­тя­же­нии всей исто­рии СССР в печать и на экраны про­ска­ки­вали работы как откро­венно бур­жу­аз­ного харак­тера, так и хорошо заву­а­ли­ро­ван­ные, а в послед­ние годы реви­зи­о­ни­сты из КПСС, при пас­сив­но­сти масс, сами активно насаж­дали бур­жу­аз­ную идеологию.

Конечно, чтобы пол­но­стью дока­зать всё выше­ска­зан­ное, нужно про­ве­сти широ­ко­мас­штаб­ное иссле­до­ва­ние с при­вле­че­нием мно­же­ства спе­ци­а­ли­стов из раз­ных сфер чело­ве­че­ского зна­ния, исполь­зо­ва­нием архив­ных дан­ных, сбо­ром ста­ти­стики и изу­че­нием пред­ше­ству­ю­щих науч­ных работ на дан­ную тема­тику. К несча­стью, у автора ста­тьи не име­ется необ­хо­ди­мых ресур­сов для такой работы, а для поверх­ност­ного и без­до­ка­за­тель­ного обзора нет жела­ния, поэтому было решено рас­смот­реть один зани­ма­тель­ный факт из обла­сти худо­же­ствен­ной лите­ра­туры, кото­рый наглядно про­де­мон­стри­рует, как меня­лось обще­ствен­ное созна­ние в Совет­ском Союзе и совре­мен­ной России.

Мы уже выяс­нили, что власть иму­щие не упу­стили шанс исполь­зо­вать худо­же­ствен­ную лите­ра­туру в своей про­па­ганде. Ранее запре­щён­ные книги начали изда­ваться огром­ными тира­жами, реа­би­ли­ти­ро­вали мно­же­ство бур­жу­аз­ных писа­те­лей, стали про­дви­гать модер­низм и пост­мо­дер­низм в массы, почти все про­из­ве­де­ния, при­над­ле­жа­щие к соц­ре­а­лизму, были изъ­яты из школь­ной про­граммы, а те, кото­рые уже полу­чили миро­вое при­зна­ние, начали тол­ко­вать в абстрактно-гума­ни­сти­че­ском ключе. Осо­бый ста­тус полу­чили назван­ные мною цели. Всё это закре­пили в офи­ци­аль­ных документах:

Все эти тен­ден­ции можно наглядно пока­зать на при­мере совет­ского романа Н. А. Ост­ров­ского «Как зака­ля­лась сталь». Эта книга наи­бо­лее ярко отра­жает анта­го­ни­сти­че­ские инте­ресы про­ле­та­ри­ата и бур­жу­а­зии пер­вой трети ХХ века, а пере­мена отно­ше­ния людей к ней — изме­не­ния в обще­ствен­ном созна­нии. Но что побу­дило меня взять именно эту книгу в каче­стве иллюстрации?

При­знаться честно, автор этой ста­тьи, вос­пи­тан­ный рос­сий­ской систе­мой обра­зо­ва­ния, впер­вые узнал о книге Н. А. Ост­ров­ского из доку­мен­таль­ного фильма «Ходор­ков­ский» 2011 года, где гово­ри­лось, что Павка Кор­ча­гин явля­ется люби­мым лите­ра­тур­ным пер­со­на­жем одно­имён­ного капи­та­ли­ста. После про­чте­ния про­из­ве­де­ния, поверх­ност­ного озна­ком­ле­ния с исто­рией созда­ния и его даль­ней­шей судь­бой у меня воз­никли вопросы. Как могло полу­читься, что я нико­гда не слы­шал о самой попу­ляр­ной книге среди моло­дёжи СССР? Почему она сей­час забыта? И что это: мои сти­хий­ные рас­суж­де­ния, пол­ные субъ­ек­тив­но­сти, или заме­чен­ная зако­но­мер­ность? Именно от этого я начал оттал­ки­ваться в своём иссле­до­ва­нии. И по мере углуб­ле­ния в мате­риал передо мной воз­ни­кали новые про­блемы, тре­бу­ю­щие раз­ре­ше­ния, я откры­вал для себя детали, кото­рые меняли пер­во­на­чаль­ную кар­тину, работа напол­ня­лась фак­тами и инте­рес­ными подробностями.

В резуль­тате у меня полу­чи­лась ста­тья, в кото­рой я бы хотел осве­тить в оче­ред­ной раз сле­ду­ю­щий момент: обще­ствен­ное созна­ние дей­стви­тельно меня­ется под воз­дей­ствием как объ­ек­тив­ных фак­то­ров, так и субъ­ек­тив­ных. Для этого мы рас­смот­рим три вопроса.

Не будем мед­лить и при­сту­пим к изложению!

Об авторе

Изу­че­ние био­гра­фии писа­теля может помочь в пони­ма­нии при­чин, кото­рые под­толк­нули его к напи­са­нию худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний, но важно пом­нить при этом, что жизнь автора явля­ется вспо­мо­га­тель­ным инстру­мен­том при ана­лизе его книг, ведь в первую оче­редь мы должны делать акцент на содер­жа­нии работы, а не на обсто­я­тель­ствах её созда­ния. Конечно, сле­дует учесть тот факт, что обще­ствен­ное бытие опре­де­ляет обще­ствен­ное созна­ние, а не наобо­рот, но это не зна­чит, что мы можем чисто меха­ни­че­ски выво­дить миро­воз­зре­ние лите­ра­тора из его жиз­нен­ной актив­но­сти и клас­со­вого поло­же­ния. Подоб­ный вуль­гар­ный мате­ри­а­лизм высме­и­вал ещё В. В. Маяковский:

Важно пом­нить, что инди­ви­ду­аль­ное созна­ние — это сте­пень вовле­чён­но­сти инди­вида в обще­ствен­ное созна­ние, а оно, в свою оче­редь, отра­жает в себе про­ти­во­ре­чия обще­ствен­ного бытия, поэтому автор, да и любой дру­гой чело­век, может полу­чать в про­цессе позна­ния объ­ек­тив­ную истину, кото­рая анта­го­ни­стична его клас­со­вым инте­ре­сам. По этой при­чине, чтобы пра­виль­нее понять твор­че­ство писа­теля, при рас­смот­ре­нии его био­гра­фии в голове нужно удер­жи­вать весь ком­плекс кон­кретно-исто­ри­че­ских условий.

Стоит заме­тить, что изло­же­ние будет носить обзор­ный харак­тер, поэтому тут не будет мно­гих подроб­но­стей, кото­рые вы при жела­нии можете почерп­нуть из дру­гих источ­ни­ков, в том числе и из ука­зан­ных мною. Конечно, я поста­ра­юсь сохра­нить наи­бо­лее важ­ные факты. В дове­сок я буду ука­зы­вать раз­лич­ные точки зре­ния на неко­то­рые собы­тия в жизни писа­теля, и это вызвано рядом причин.

Я, конечно, не экс­перт в обла­сти быта сель­ских работ­ни­ков начала ХХ века, но инту­и­ция под­ска­зы­вает мне, что эти люди небедно жили для тех вре­мён: коли­че­ство фото­гра­фий, при­лич­ная одежда, непло­хой дом. Пер­вая вер­сия зву­чит кра­сиво: про­ле­тар­ский писа­тель, выхо­дец из семьи сель­ских рабо­чих. Вто­рая — чуть менее, но всё-таки стоит вспом­нить, что Марксу, Энгельсу, Ленину, Че Геваре, Мао Цзе­дуну и дру­гим рево­лю­ци­о­не­рам про­ис­хож­де­ние не помешало.

Рабо­тать Нико­лай Алек­се­е­вич начал с две­на­дцати лет в буфете при желез­но­до­рож­ной стан­ции, где не пона­слышке узнает об экс­плу­а­та­ции и отвра­ти­тель­ных фор­мах кон­ку­рен­ции среди работ­ни­ков. В 1917–1918 годах учится в двух­класс­ном народ­ном учи­лище и завер­шает учёбу с отли­чием. Сме­нив несколько работ, Ост­ров­ский ста­но­вится помощ­ни­ком элек­тро­мон­тёра. В год Октябрь­ской рево­лю­ции он впер­вые зна­ко­мится с пред­ста­ви­те­лями пар­тии боль­ше­ви­ков, именно с этой пар­тией он впо­след­ствии свя­жет свою жизнь.

Обна­ро­до­вав­шие вто­рой вари­ант Ю. Мицик и А. Хве­дась кате­го­рично заяв­ляют, что Ост­ров­ский в войне не участ­во­вал. Анд­ро­нова, ссы­ла­ясь на их авто­био­гра­фию, лич­ный листок и вос­по­ми­на­ния дирек­тора учи­лища, кото­рому до 1990-х якобы не давали гово­рить, делает вывод, что Ост­ров­ский в войне не участ­во­вал, а если и участ­во­вал, то эпи­зо­ди­че­ски, про­сто сбе­гая на фронт и при­мы­кая к частям. В общем, она сама ещё не опре­де­ли­лась. Совет­ская сто­рона, как мы поняли, утвер­ждает обрат­ное, повест­вуя об актив­ном уча­стии в Граж­дан­ской войне и при­водя мно­же­ство вос­по­ми­на­ний раз­лич­ных людей. Давайте раз­бе­рёмся, кто прав.

Во-пер­вых, вто­рой вари­ант авто­био­гра­фии крайне сомни­те­лен, так как не про­став­лена дата и текст напе­ча­тан на машинке. К тому же Ост­ров­скому не был свой­стве­нен «сур­жик», сле­до­ва­тельно, писал эту авто­био­гра­фию дру­гой чело­век. Во-вто­рых, очень сму­щает источ­ник (пра­во­слав­ный свя­щен­ник и никому не извест­ный исто­рик) и дата обна­ро­до­ва­ния. В-тре­тьих, утвер­жде­ние о том, что Ост­ров­ский совсем не участ­во­вал в войне, про­ти­во­ре­чит мно­же­ству вос­по­ми­на­ний, о чём гово­рят сотруд­ники Шепе­тов­ского музея:

В-чет­вёр­тых, я заме­тил сле­ду­ю­щую деталь: в доку­мен­таль­ном фильме, где нам пока­зы­вают лич­ный листок, и в книге Кара­ва­е­вой номера парт­би­ле­тов не сов­па­дают (но это можно спи­сать на обмен парт­би­лета). И пятое — про­черк ничего, соб­ственно, не дока­зы­вает, ведь у Ост­ров­ского могло про­сто не быть доку­мен­тов, под­твер­жда­ю­щих уча­стие в Граж­дан­ской войне, как, напри­мер, у мно­гих крас­ных пар­ти­зан того вре­мени, а лич­ный листок — всё-таки офи­ци­аль­ный документ.

В 1924 году всту­пает в пар­тию, но уже в конце года два­дца­ти­лет­ний Ост­ров­ский остав­ляет ком­со­моль­скую дея­тель­ность из-за окон­ча­тельно подо­рван­ного здо­ро­вья. Так начи­на­ются его ски­та­ния по стране, так начи­на­ется его борьба со своим телом.

В июле 1928 года Ост­ров­ский пере­би­ра­ется в Сочи, где под конец года почти пол­но­стью теряет зре­ние. Осе­нью 1929 отправ­ля­ется в Москву, где ему делают опе­ра­цию на гла­зах. После оче­ред­ной неудачи в поединке с болез­нями он отка­зы­ва­ется от лече­ния и воз­вра­ща­ется в Сочи к матери, но пока без жены, кото­рая оста­ётся рабо­тать в сто­лице. В сен­тябре 1930 года Ост­ров­ский при­ни­мает реше­ние бороться до конца и пишет сво­ему другу:

Так начи­на­ется работа над рома­ном «Как зака­ля­лась сталь».

Он воз­вра­ща­ется в Москву. Там он сна­чала пишет само­сто­я­тельно, но строчки заез­жают друг на друга. Поэтому он начи­нает исполь­зо­вать «транс­па­рант» (кар­тонка с выре­зан­ными парал­лель­ными полос­ками для строк), чтобы устра­нить пре­пят­ствие. Но появи­лась новая про­блема — буквы всё равно сли­ва­лись, и текст ста­но­вился нечи­та­е­мым, из-за этого при­хо­ди­лось вме­сте с Ост­ров­ским раз­би­рать напи­сан­ное. Было при­нято реше­ние запи­сы­вать за ним. Этим зани­ма­лись его род­ствен­ники, дру­зья и дру­гие доб­ро­вольцы. Стоит отме­тить, что во время работы над рома­ном он не остав­ляет учёбы, осо­бен­ное вни­ма­ние уде­ляя лите­ра­тур­ному делу, для чего даже создаёт кружок.

После неко­то­рых труд­но­стей в апреле 1932 года пер­вая часть романа пуб­ли­ку­ется в жур­нале «Моло­дая гвар­дия», и Нико­лай Алек­се­е­вич снова пере­ез­жает в Сочи. 1 июня 1934 года Ост­ров­ского при­ни­мают в члены Союза совет­ских писа­те­лей СССР. А осе­нью выхо­дит в свет вто­рая часть книги «Как зака­ля­лась сталь».

В декабре 1934 года начи­на­ется работа над вто­рым рома­ном «Рож­дён­ные бурей», вес­ной 1935 года печа­та­ются пер­вые пять глав в жур­нале «Моло­дая гвардия».

Жизнь начи­нает бить клю­чом. Ост­ров­ского посе­щают совет­ские и ино­стран­ные писа­тели. У него берут интер­вью жур­на­ли­сты газет, жур­на­лов и буду­щие био­графы со всех стран мира. Ост­ров­ский всту­пает в пере­писку с мно­го­чис­лен­ными людьми, кото­рые узнают себя в его рома­нах. Он про­из­но­сит речи по радио и пишет ста­тьи. Рабо­тает над сце­на­рием фильма по его роману, вышед­шему в 1942 году. Несмотря на славу, захлест­нув­шую писа­теля, он не поте­ряет голову и ска­жет своей подруге Караваевой:

«Поду­май, в одной ста­тье назвали меня ни много ни мало… „вели­ким совет­ским клас­си­ком“… У людей всё в голове раз­вин­ти­лось…» 34

И всё это про­ис­хо­дило на фоне посто­янно ухуд­ша­ю­ще­гося здоровья.

Ост­ров­ский 1 октября 1935 года награж­да­ется орде­ном Ленина. В январе 1936 года закон­чена работа над вто­рой кни­гой. В конце октября он уез­жает в Москву, где и уми­рает 22 декабря в воз­расте 32 лет.

Корот­кая жизнь, не правда ли? Но сколько всего пере­жито. Вся био­гра­фия Ост­ров­ского про­ни­зана борь­бой: с вра­гами, с болез­нями, с самим собой. Конечно, и у него были минуты отча­я­ния, когда хоте­лось всё бро­сить, но он нахо­дил в себе силы, чтобы про­дол­жать бой.

Под­водя итог, мы ещё раз взгля­нем на жизнь писа­теля-рево­лю­ци­о­нера. Нико­лай Ост­ров­ский вос­пи­ты­вался на селе в семье с достат­ком, полу­чил хоро­шее вос­пи­та­ние и пер­во­на­чаль­ное обра­зо­ва­ние. Там же он впер­вые полу­чает пред­став­ле­ние об обще­ствен­ном устрой­стве, видя как окру­жа­ю­щим его людям при­хо­дится зара­ба­ты­вать себе на жизнь, и заме­чает, что поло­же­ние чело­века, по сути, не зави­сит от наци­о­наль­но­сти. Но в ско­ром вре­мени семья Ост­ров­ского и он сам попол­няют ряды город­ского про­ле­та­ри­ата. Юноша рабо­тает, учится и довольно активно участ­вует в обще­ствен­ной жизни. Когда в город вры­ва­ется Октябрь­ская рево­лю­ция, Нико­лай встре­чает её как подо­бает идей­ному чело­веку — под­дер­жи­вает не только сло­вом, но и делом, ведь ему теперь нечего терять, кроме своих цепей. Всту­пает в ряды ком­со­мола, а потом и пар­тии, где пре­красно справ­ля­ется с воз­ло­жен­ными на него зада­чами. После того, как запас здо­ро­вья иссяк, Ост­ров­ский не сдался, про­дол­жил жить пол­ной жиз­нью и нашёл себя на новом поприще — лите­ра­тур­ном, где добился фено­ме­наль­ных результатов.

Что тут ещё можно ска­зать? Мно­гие иссле­до­ва­тели схо­дятся во мне­нии, что к концу жизни он был моно­ли­тен в своих взгля­дах и непо­ко­ле­бимо убеж­дён в ком­му­ни­сти­че­ских иде­а­лах. Его жизнь может являться при­ме­ром раз­ви­тия исклю­чи­тельно острого про­ле­тар­ского миро­воз­зре­ния, и скла­ды­ва­ется впе­чат­ле­ние, что почти все обсто­я­тель­ства тол­кали его к марксизму.

Оста­ётся лишь кон­ста­ти­ро­вать факт того, что Ост­ров­ский про­жил жизнь в соот­вет­ствии со своей самой извест­ной цита­той. Перед смер­тью ему не было мучи­тельно больно за бес­цельно про­жи­тые годы, его не жёг позор за под­лень­кое и мелоч­ное про­шлое, и, уми­рая, он мог сказать:

«Вся жизнь и все силы были отданы самому пре­крас­ному в мире — борьбе за осво­бож­де­ние чело­ве­че­ства!» 35

Именно такому типу людей Мая­ков­ский посвя­тил свои строки:

«…Мы идём
сквозь револь­вер­ный лай,
чтобы,
уми­рая,
вопло­титься
в паро­ходы,
в строчки
и в дру­гие дол­гие дела…» 36

Он вопло­тился. И послед­нее. Про­чи­тав и про­слу­шав мно­же­ство мне­ний об Ост­ров­ском, среди кото­рых были и диа­мет­рально про­ти­во­по­лож­ные, я могу честно заявить, что мне не попа­лось ни одного, где бы отри­ца­лась та неис­ся­ка­е­мая энер­гия, с како­вой он «спе­шил жить».

О романе и литературном герое

Прежде, чем начать ана­лиз худо­же­ствен­ного про­из­ве­де­ния, необ­хо­димо опре­де­литься с теми тео­ре­ти­че­скими уста­нов­ками, из кото­рых мы будем исхо­дить. И не пере­жи­вайте, здесь не будет гро­мозд­ких кон­струк­ций наподобие:

Вме­сто этого мы озна­ко­мимся с пред­став­ле­ни­ями клас­си­ков марк­сизма о лите­ра­туре и их раз­ви­тием в ХХ веке.

Лучше всего суще­ствен­ные моменты дан­ных ста­тей выра­зил М. Лифшиц:

Сле­ду­ю­щий шаг в раз­ви­тии дан­ных взгля­дов был сде­лан уже при пере­ходе к соци­а­лизму. К тому вре­мени совет­ская власть уже доби­лась неко­то­рых успе­хов в обла­сти рас­про­стра­не­ния куль­туры: начала про­во­дить лик­без, постро­ила боль­шое коли­че­ство обра­зо­ва­тель­ных и про­све­ти­тель­ных учре­жде­ний, под­го­то­вила мно­же­ство кад­ров, печа­тала науч­ную и худо­же­ствен­ную лите­ра­туру огром­ными тира­жами. В пер­вой поло­вине 1930-х годов А. В. Луна­чар­ский, М. Горь­кий и дру­гие фор­ми­руют новое направ­ле­ние в лите­ра­туре — соци­а­ли­сти­че­ский реализм.

По Луна­чар­скому, соци­а­ли­сти­че­ский реа­лизм явля­ется син­те­зом реа­лизма и роман­тизма. Только в отли­чие от бур­жу­аз­ного реа­лизма, кото­рый опи­сы­вал дей­стви­тель­ность ста­ти­че­ски, без дви­же­ния, тем самым утвер­ждая сло­жив­ше­еся поло­же­ние вещей (поло­жи­тель­ный реа­лизм, кото­рый пред­став­лял круп­ную бур­жу­а­зию), соц­ре­а­лизм дол­жен пока­зы­вать жизнь в раз­ви­тии, дина­ми­че­ски, рас­ша­ты­вая сло­жив­шийся миро­по­ря­док. В этом моменте соц­ре­а­лизм плавно вби­рает в себя дости­же­ния роман­тизма, только вме­сто мистики и иде­а­лизма он изоб­ра­жает актив­ную сто­рону жизни, про­грес­сив­ные направ­ле­ния обще­ствен­ного раз­ви­тия. Тем самым, соц­ре­а­лизм пока­зы­вает дей­стви­тель­ность не только с отри­ца­тель­ной сто­роны, как это делали пред­ста­ви­тели мел­кой бур­жу­а­зии в лите­ра­туре (отри­ца­тель­ный реа­лизм), но и поло­жи­тель­ной, утвер­ждая новое. Стоит отме­тить, что поло­жи­тель­ный и отри­ца­тель­ный реа­лизм — это два полюса про­ти­во­ре­чия, и между ними есть гра­да­ции, поэтому можно встре­тить про­из­ве­де­ния, кото­рые, напри­мер, не только кри­ти­куют капи­та­ли­сти­че­ское обще­ство, но и утвер­ждают мел­ко­бур­жу­аз­ное виде­ние мира.

Соци­а­ли­сти­че­ский реа­лизм не дол­жен при этом пока­зы­вать, будто жизнь раз­ви­ва­ется меха­ни­сти­че­ски, без уча­стия воли субъ­екта и масс. Писа­тель-соц­ре­а­лист дол­жен изоб­ра­жать чело­века как творца окру­жа­ю­щего мира и самого себя, улав­ли­вать гене­зис лич­но­сти в ходе про­цес­сов пре­об­ра­зо­ва­ния обще­ства. Осо­бое вни­ма­ние необ­хо­димо уде­лять клас­со­вой борьбе, кото­рая явля­ется дви­га­те­лем про­гресса. При этом лите­ра­тор не дол­жен забы­вать об эмо­ци­о­наль­ной состав­ля­ю­щей про­из­ве­де­ния, изоб­ра­же­ние дей­стви­тель­но­сти не должно быть сухим, бес­страст­ным, холод­ным, потому что борьба за жизнь все­гда напол­нена любо­вью и нена­ви­стью, вос­тор­гом и печа­лью, сме­хом и грустью.

Луна­чар­ский ука­зы­вает на идейно-вос­пи­та­тель­ную функ­цию лите­ра­туры, он гово­рит, что она должна при­ви­вать клас­со­вую созна­тель­ность рабо­чим и кре­стья­нам. При соци­а­лизме лите­ра­тура должна фор­ми­ро­вать нового чело­века и бороться, тем самым, с капи­та­ли­сти­че­скими тен­ден­ци­ями. Худож­нику необ­хо­димо не только пока­зы­вать дей­стви­тель­ность какая она есть, он дол­жен помо­гать разо­браться в ней, давать ори­ен­та­цию на лучшее.

При этом Луна­чар­ский сове­тует разо­браться в мате­ри­а­ли­сти­че­ской диа­лек­тике, чтобы отоб­ра­же­ние дей­стви­тель­но­сти было наи­бо­лее пол­ным. Но пони­мая, что соци­а­ли­сти­че­ское госу­дар­ство ещё молодо, что только недавно нача­лось актив­ное про­све­ще­ние масс и что в лите­ра­туру при­шло много моло­дых и неопыт­ных писа­те­лей, он при­зы­вает их писать пока как умеют. Новые писа­тели будут учиться на своих ошиб­ках, будут посте­пенно позна­вать марк­сизм через твор­че­ское изу­че­ние объ­ек­тив­ной реаль­но­сти и само­об­ра­зо­ва­ние. Глав­ное, чтобы они были всей душой за про­ле­та­риат — от чувств к разуму. Пус­кай их про­из­ве­де­ния будут нести сти­хий­ный и эмо­ци­о­наль­ный харак­тер, но они будут выра­жать правду.

В резуль­тате в 1934 году на пер­вом Все­со­юз­ном съезде совет­ских писа­те­лей был сфор­ми­ро­ван устав Союза совет­ских писа­те­лей, где записали:

Там же сфор­ми­ро­ваны цели и задачи Союза писа­те­лей, кото­рые вклю­чают в себя: актив­ное уча­стие писа­те­лей в стро­и­тель­стве соци­а­лизма, вос­пи­та­ние новых про­ле­тар­ских писа­те­лей в СССР и за рубе­жом, раз­ви­тие лите­ра­туры брат­ских наро­дов, твор­че­ское сорев­но­ва­ние, тео­ре­ти­че­ская раз­ра­ботка про­блем соц­ре­а­лизма и созда­ние про­из­ве­де­ний высо­кого худо­же­ствен­ного значения.

Про­блем было на самом деле много и почти все они воз­ни­кали вслед­ствие того, что страна была ещё доста­точно молода и раз­ви­ва­лась семи­миль­ными шагами: низ­кий уро­вень обра­зо­ван­но­сти моло­дых писа­те­лей, неже­ла­ние ста­рых лите­ра­то­ров учиться писать по-новому и пере­да­вать опыт, пас­сив­ность, иде­а­лизм, пре­сло­ву­тое ковер­ка­нье языка, непра­виль­ное пони­ма­ние прин­ци­пов соц­ре­а­лизма и т. д.

Горь­кий давал советы начи­на­ю­щим лите­ра­то­рам, кото­рые пере­да­вали при­мерно следующее.

Ино­стран­ный кол­лега Горь­кого Ральф Фокс, англий­ский ком­му­нист, кото­рого трудно упрек­нуть в пас­сив­ном отно­ше­нии к жизни, так как он сло­жил голову на граж­дан­ской войне в Испа­нии, в своей книге «Роман и народ» изла­гает при­мерно те же мысли. Това­рищ Фокс кон­ста­ти­рует факт того, что совре­мен­ный ему англий­ский роман нахо­дится в упадке, а писа­тели пере­жи­вают кри­зис миро­воз­зре­ния. Для того чтобы пре­одо­леть сло­жив­шу­юся ситу­а­цию, Фокс реко­мен­дует писа­те­лям активно участ­во­вать в обще­ствен­ной жизни и зани­маться позна­нием окру­жа­ю­щей дей­стви­тель­но­сти, рас­кры­вая внут­рен­ние про­ти­во­ре­чия и их про­яв­ле­ния вовне. При напи­са­нии же худо­же­ствен­ных про­из­ве­де­ний Фокс сове­тует уде­лять больше вни­ма­ния смыслу напи­сан­ного, а не пытаться создать иде­аль­ную, но бес­со­дер­жа­тель­ную форму. По Фоксу, в «новом реа­лизме» необ­хо­димо воз­ро­дить геро­и­че­ский и эпи­че­ский харак­тер, создать трёх­мер­ную раз­ви­ва­ю­щу­юся лич­ность, созда­ю­щую себя через вза­и­мо­дей­ствие с миром. Он, вслед за Энгель­сом, счи­тает, что писа­тель дол­жен чер­пать вдох­но­ве­ние в рабо­чем классе и его аван­гарде — рево­лю­ци­о­не­рах, при этом он про­тив любого навя­зы­ва­ния взглядов:

Как мы видим, марк­сист­ские взгляды раз­ви­ва­лись с тече­нием вре­мени. Меня­лись обсто­я­тель­ства — меня­лись задачи и сред­ства их раз­ре­ше­ния. Энгельс и Фокс обра­ща­лись к бур­жу­аз­ным писа­те­лям, поэтому они под­чёр­ки­вали, что писа­тель не дол­жен про­по­ве­до­вать своё миро­воз­зре­ние, что взгляды должны выте­кать из самих обсто­я­тельств. Ленин, Луна­чар­ский и Горь­кий, не отвер­гая этого поло­же­ния, допол­няли новыми, кото­рые носили уже более соци­а­ли­сти­че­ский харак­тер, больше под­хо­дили для про­ле­тар­ского госу­дар­ства, нежели бур­жу­аз­ного. Но в целом новое направ­ле­ние в лите­ра­туре выте­кало из ста­рых, а в тео­рии марк­сист­ской лите­ра­туры обры­вов не было.

Я попы­та­юсь под­ве­сти итог всему выше­ска­зан­ному и опре­де­лить основ­ные черты про­грес­сив­ного направ­ле­ния в лите­ра­туре или соци­а­ли­сти­че­ского реализма:

А теперь, на осно­ва­нии дан­ных черт мы про­ана­ли­зи­руем роман Н. А. Ост­ров­ского «Как зака­ля­лась сталь» и его глав­ного героя.

Самое же глав­ное — не про­спал горя­чих дней, нашёл
своё место в желез­ной схватке за власть, и на баг­ря­ном
зна­мени рево­лю­ции есть и его несколько капель крови.

Как зака­ля­лась сталь

Павел Кор­ча­гин снис­кал любовь мил­ли­о­нов людей в СССР, осо­бенно моло­дого воз­раста. Но каким обра­зом он добился такого неве­ро­ят­ного успеха? В чём сек­рет? В струк­туре тек­ста, как счи­тают совре­мен­ные иссле­до­ва­тели? 58 Или в био­гра­фии созда­теля романа, как скла­ды­ва­ется впе­чат­ле­ние при чте­нии совет­ских книг и ста­тей про Ост­ров­ского? 59 Или же дело в содер­жа­нии? 60

Все, кто про­чёл роман «Как зака­ля­лась сталь» и озна­ко­мился с жиз­нью Ост­ров­ского, поду­мают, что это авто­био­гра­фия — и будут не правы. Роман авто­био­гра­фи­чен, но это не авто­био­гра­фия. В нём при­сут­ствует мно­же­ство исто­рий из жизни Ост­ров­ского, но все они пере­кро­ены таким обра­зом, чтобы повест­во­ва­ние имело более цель­ную струк­туру, чем та, кото­рая была бы, если писа­тель опи­сал свою жизнь. Отли­чий на самом деле много: у Павки не было отца, а у Ост­ров­ского был; Тоня Тума­нова — это образ, спи­сан­ный с несколь­ких деву­шек, и встречи на стро­и­тель­стве узко­ко­лейки не было; вто­рая любовь Павки, това­рищ Рита Усти­но­вич, не суще­ство­вала в жизни и была соби­ра­тель­ным обра­зом актив­ной участ­ницы ком­со­мола того вре­мени. И так почти во всём. С пер­вого взгляда дей­стви­тельно кажется, что роман точь-в-точь повто­ряет судьбу автора, но если разо­браться, то выяв­ля­ется масса отли­чий, кото­рые обра­зуют новое качество.

И это новое каче­ство — типич­ность обра­зов и их дей­ствий в сло­жив­шихся обсто­я­тель­ствах. Ост­ров­ский не про­сто писал свою био­гра­фию, он её пере­ра­ба­ты­вал. Он уло­вил ту линию, кото­рая про­хо­дила через жизнь пер­вой волны «комсы». Там, где автор чув­ство­вал, что пере­жи­того лично им не хва­тает, он при­ме­нял худо­же­ствен­ный вымы­сел для более яркого и пол­ного отоб­ра­же­ния дей­стви­тель­но­сти, но это не было про­сто фан­та­зией — это был кон­цен­три­ро­ван­ный обще­ствен­ный опыт. Из мно­же­ства раз­но­род­ных фак­тов Ост­ров­ский отби­рал тот мате­риал, кото­рый бы более точно пере­да­вал закономерность.

Можно поду­мать, что начи­на­ю­щему писа­телю это уда­лось сти­хийно, бес­со­зна­тельно, но нет. Мы уже знаем, что Ост­ров­ский усердно зани­мался изу­че­нием всей пред­ше­ству­ю­щей лите­ра­туры и совре­мен­ных ему воз­зре­ний (осо­бен­ное вни­ма­ние было уде­лено Горь­кому) о том, каким обра­зом необ­хо­димо писать.

В своей речи от 16 мая 1935 года Ост­ров­ский выска­зы­вает ту мысль, кото­рую я при­вёл выше:

Мно­гие нынеш­ние кри­тики упре­кают его в про­ти­во­ре­чи­во­сти помыс­лов из-за сле­ду­ю­щих слов:

Но правда для Ост­ров­ского имеет тот же смысл, что и для Энгельса: правда — это объ­ек­тив­ная истина, кото­рая отра­жает закономерность.

В ста­тье «За чистоту языка», напи­сан­ной в под­держку Горь­кого, Ост­ров­ский реши­тельно выска­зы­ва­ется про­тив извра­ще­ния языка в литературе:

И ещё много цитат Ост­ров­ского можно исполь­зо­вать как дока­за­тель­ство того, что он не без­думно опи­сы­вал свою жизнь, а про­ду­мы­вал каж­дую деталь в своём про­из­ве­де­нии. Ост­ров­ский много вре­мени посвя­тил исто­ри­че­ской состав­ля­ю­щей опи­сы­ва­е­мых собы­тий, поэтому даты, при­ве­дён­ные в романе, абсо­лютно реальны. Его чер­но­вики пока­зы­вают те твор­че­ские муче­ния, кото­рые испы­ты­вал автор при под­боре слов для пере­дачи своих мыс­лей. А пер­вые редак­ции романа вообще опро­вер­гают миф 64 о том, что Ост­ров­скому помо­гали при напи­са­нии книги, ведь в одной из них такой помощ­ник, а именно редак­тор Ревекка Шпунт, вычерк­нула тот самый эпи­зод посе­ще­ния брат­ского клад­бища Пав­кой. Благо, впо­след­ствии автор был услы­шан, и сцена вер­ну­лась обратно в роман.

Но вер­нёмся к Кор­ча­гину. Типич­ный ли он участ­ник собы­тий тех вре­мён? Несо­мненно. Павка Кор­ча­гин вопло­щает в себе образ юного про­ле­та­рия начала ХХ века, за своё корот­кое «дет­ство» он успе­вает позна­ко­миться со мно­гими «пре­ле­стями» цар­ской Рос­сии: рели­ги­оз­ным лице­ме­рием, изну­ри­тель­ным тру­дом, наси­лием над работ­ни­ками, про­сти­ту­цией и обще­ствен­ным нера­вен­ством. Мно­же­ство буду­щих ком­со­моль­цев загля­нули «в самую глу­бину жизни, на её дно, в коло­дезь».

Но он не был бро­шен на про­из­вол судьбы. Его окру­жал про­ле­та­риат, кото­рый с каж­дым годом спла­чи­вался всё больше и больше: мать, брат, дру­зья и рабо­чие со всего города. Ост­ров­ский пре­красно изоб­ра­зил ту спло­чён­ность про­ле­та­ри­ата, кото­рая впо­след­ствии помогла побе­дить в Граж­дан­ской войне. Брат Артём не оста­ётся в сто­роне, когда видит, что Павка сби­ва­ется с пути, он активно при­ни­мает уча­стие в его жизни и даже мстит за брата. Не бро­сают его и судо­мойки, когда он устра­и­ва­ется на первую в своей жизни работу. Там же он при­об­ре­тает друга. Несмотря на неко­то­рую суро­вость этих уро­ков, они играют важ­ную роль в ста­нов­ле­нии Павки как личности.

«…Павка, будь чело­ве­ком»,

Писа­тель точно под­ме­чает про­ти­во­ре­чи­вость про­цесса орга­ни­за­ции про­ле­та­ри­ата в класс. С одной сто­роны — брат Артём, с дру­гой — мат­рос-боль­ше­вик Жух­рай, и оба ока­зали боль­шое вли­я­ние на Корчагина.

Пер­вый рису­ется нам как чело­век, кото­рый долго идёт к ком­му­ни­сти­че­ской идео­ло­гии, с боль­шими труд­но­стями. Про­яв­ля­ется это в его поступ­ках. Артём, ква­ли­фи­ци­ро­ван­ный рабо­чий, кото­рый забо­тится о своей семье, но при этом эта забота мешает его классу: ломает вин­товку Павки, не участ­вует в борьбе, женится на кре­стьянке. Но под воз­дей­ствием обсто­я­тельств и более опыт­ных това­ри­щей у него всё-таки про­сы­па­ется клас­со­вая созна­тель­ность, и он дей­ствует: не про­пус­кает нем­цев к пар­ти­за­нам, всту­пает в пар­тию после смерти Ленина. Такими же Ост­ров­ский рисует ста­рика-маши­ни­ста Поли­тов­ского и его помощ­ника Брузжака.

Жух­рай же оли­це­тво­ряет собой образ ста­рого боль­ше­вика, кото­рый вынес в своей жизни немало и сумел сде­лать пра­виль­ные выводы. Фёдор Жух­рай — рево­лю­ци­он­ный мат­рос, сим­вол Октябрь­ской рево­лю­ции, чело­век, кото­рый не колеб­лется в при­ня­тии реше­ний. Жух­рай и дру­гие ком­му­ни­сты пред­стают настав­ни­ками, они пере­дают ему полу­чен­ные зна­ния и опыт, направ­ляя в пра­виль­ное русло юно­ше­ский энту­зи­азм Павки. Кор­ча­гин выно­сит пра­виль­ные уроки из их сове­тов. Он не сда­ётся ни при каких обсто­я­тель­ствах и не уны­вает в труд­ные минуты. Павке пере­да­ётся от них уме­ние увлечь за собой и орга­ни­зо­вать дело как можно лучше.

Эти две сто­роны про­ти­во­ре­чия отоб­ра­жают те дей­стви­тель­ные слож­но­сти, кото­рые пре­одо­ле­вал про­ле­та­риат на своём пути к вла­сти, и даже когда её взял. Одна часть уже была клас­сово созна­тельна, а дру­гая ещё нахо­ди­лась в плену капи­та­ли­сти­че­ских пере­жит­ков. Пер­вые активно при­зы­вали рабо­чих осо­знать свою про­грес­сив­ную роль и взять власть в руки, вто­рые же боя­лись раз­бить цепи, чтобы вздох­нуть пол­ной гру­дью. Но такие, как Артём, не выби­рали себе роль обузы. Они были вос­пи­таны при цар­ской вла­сти, где рабо­чий полу­чал копейки за ужас­ный 12–14 часо­вой труд и вынуж­ден был жить в мате­ри­аль­ной и куль­тур­ной нищете, созда­ва­е­мой пра­ви­тель­ством, поли­цией и попами.

Заслуга Ост­ров­ского состоит в том, что он не про­сто создал типич­ный образ, а пока­зал его в раз­ви­тии. Если в самом начале перед нами маль­чик, пере­пол­нен­ный сти­хий­но­стью и мстя­щий в духе наро­до­воль­цев, то посте­пенно он вырас­тает в ком­му­ни­ста с холод­ной голо­вой и горя­чим серд­цем. Сти­хий­ное вос­при­я­тие дей­стви­тель­но­сти пере­хо­дит в свою про­ти­во­по­лож­ность — научно-тео­ре­ти­че­ское миро­воз­зре­ние. Пер­вое отбра­сы­ва­ется, но сохра­ня­ется та основа, на кото­рой выросло вто­рое, — непри­ми­ри­мость по отно­ше­нию к мер­зо­стям капи­та­ли­сти­че­ского обще­ства, достав­шимся в наслед­ство про­ле­тар­скому государству.

Автор выво­дит нрав­ствен­ность Кор­ча­гина из клас­со­вой борьбы и пока­зы­вает нам связь между нрав­ствен­но­стью и идей­но­стью. Павка от начала и до конца своей жизни при­дер­жи­ва­ется прин­ципа спра­вед­ли­во­сти и с каж­дым пере­жи­тым собы­тием выно­сит нечто новое, тем самым раз­ви­вая этот прин­цип. Для Павки спра­вед­ли­вость — не пустая фраза, а идей­ное ору­жие про­ле­та­ри­ата, кото­рое должно слу­жить в клас­со­вой борьбе. Он видит, что офи­ци­анты, кото­рые, по сути, явля­ются ничтож­ными алко­го­ли­ками и игро­ма­нами, полу­чают боль­шую зар­плату, чем рабо­чие, за чей счёт живёт чело­ве­че­ство. Ему нена­вистно поло­же­ние вещей, кото­рое застав­ляет жен­щин отда­ваться за деньги. Он не пони­мает, почему заби­рают про­давца книг, кото­рый давал ему почи­тать книги. И он не сидит сложа руки, когда выда­ётся воз­мож­ность уда­рить — он бьёт что есть мочи.

Пер­вые поступки Павки инту­и­тивны. Он отни­мает ружьё у маль­чика, кото­рый несёт уже вто­рое, потом кра­дёт револь­вер у немец­кого офи­цера, неоправ­данно рискуя своей жиз­нью и близ­кими. На пер­вый взгляд, он посту­пает непра­вильно, отби­рая у сла­бого и под­став­ляя род­ных, но если поду­мать, то он делает это не из лич­ных свое­ко­рыст­ных инте­ре­сов, а из клас­со­вых. Это абсо­лютно вер­ные поступки в усло­виях надви­га­ю­щейся Граж­дан­ской войны, ору­жие было необ­хо­димо для уста­нов­ле­ния дик­та­туры пролетариата.

«Экс­плу­а­ти­ру­е­мый класс, не стре­мя­щийся к тому, чтобы иметь ору­жие, уметь им вла­деть и знать воен­ное дело, был бы лакей­ским клас­сом»,

Наби­ра­ясь опыта, видя те ужасы, кото­рые тво­рят немцы, а потом и банды пет­лю­ров­цев, он кор­рек­ти­рует свои поступки, и они ста­но­вятся всё более и более спра­вед­ли­выми, они всё больше соот­вет­ствуют клас­со­вым инте­ре­сам. Павка быстро при­ни­мает вер­ное реше­ние — осво­бо­дить Жух­рая. Всту­пает в ком­со­мол, ухо­дит доб­ро­воль­цем на войну. Но на фронте вновь про­яв­ля­ется сти­хий­ность — Кор­ча­гин само­вольно пере­хо­дит из части в часть для того, чтобы участ­во­вать в сра­же­ниях. После рас­ста­ётся с Тоней, кото­рая впала в инди­ви­ду­а­лизм. Зани­ма­ется само­об­ра­зо­ва­нием и орга­ни­за­цией работы ком­со­мола. Участ­вует в стро­и­тель­стве узко­ко­лейки, про­яв­ляя само­от­вер­жен­ность в труде. Всё это — раз­ви­тие лич­но­сти через противоречия.

Писа­тель не про­сто так встав­ляет рас­сказ от лица бойца Крас­ной Армии о рас­праве над насиль­ни­ками с харак­тер­ной фра­зой, выле­та­ю­щей из уст латыша 66 :

«Кро­вью знамя кра­шено, а эти — позор всей армии».

А потом впле­тает в струк­туру романа повест­во­ва­ние осво­бож­дён­ного из тюрьмы ком­со­мольца о звер­ствах белых над ком­му­ни­стами, при этом вводя поста­нов­ле­ние Ревво­ен­со­вета о недо­пу­сти­мо­сти жесто­кого обра­ще­ния с пленными:

«Рабоче-кре­стьян­ская страна любит свою Крас­ную Армию. Она гор­дится ею. Она тре­бует, чтобы на зна­мени её не было ни одного пятна».

Павка осмыс­ли­вает этот при­каз, и губы его шепчут:

«Ни одного пятна».

Здесь про­яв­ля­ется истин­ный про­ле­тар­ский гуманизм.

Про­чи­тав эту фразу, я окон­ча­тельно уяс­нил для себя про­ле­тар­ский гума­низм, кото­рый хотел пока­зать писа­тель. Мне вспом­ни­лись строки Свет­лова, напи­сан­ные в 1943 году, в кото­рых ото­зва­лась ком­му­ни­сти­че­ски поня­тая справедливость:

«…Я не дам свою родину вывезти
За про­стор чуже­зем­ных морей!
Я стре­ляю — и нет спра­вед­ли­во­сти
Спра­вед­ли­вее пули моей!
Нико­гда ты здесь не жил и не был.
Но раз­бро­сано в снеж­ных полях
Ита­льян­ское синее небо,
Застек­лён­ное в мерт­вых гла­зах…» 68

Павка и его дру­зья берут вин­товку в руки, чтобы при­бли­зить тот момент, когда в мире не будет войн и наси­лия, а не для того, чтобы удо­вле­тво­рить свои садист­ские наклон­но­сти. Конечно, сей­час это недо­ка­зу­емо, но думаю, роман «Как зака­ля­лась сталь» сыг­рал опре­де­лён­ную роль в том, что совет­ские сол­даты, мно­гие из кото­рых поте­ряли своих близ­ких из-за зверств наци­стов во время Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны, всту­пив на земли Гер­ма­нии, не стали пре­да­ваться раз­нуз­дан­ной жесто­ко­сти, не стали сжи­гать деревни и уни­что­жать города.

Здесь стоит ска­зать о това­ри­щах Павки и дру­гих вто­ро­сте­пен­ных героях, появ­ля­ю­щихся в романе. Л. Аннис­кий пра­вильно под­ме­чает следующее:

Дей­стви­тельно, это не «сла­бость формы». Это выра­же­ние геро­изма и само­от­вер­жен­но­сти пер­вого поко­ле­ния стро­и­те­лей соци­а­лизма, всех тех, кто в реаль­но­сти «штур­мо­вал небеса». Они были аван­гар­дом, пер­выми, кто при­ни­мал бой, а Павка и его спут­ники — всего лишь лите­ра­тур­ные пер­со­нажи, наи­бо­лее полно выра­жа­ю­щие их новые чело­ве­че­ские каче­ства и сущ­ность. Ост­ров­ский, таким обра­зом, вво­дит массы в опи­са­ние исто­ри­че­ских собы­тий, ору­дует не один герой, не двое, не трое, а дей­ствуют группы, кол­лек­тивы, классы. И так не только с поло­жи­тель­ными пер­со­на­жами. Отец Васи­лий, пол­ков­ник Голуб, ата­ман Пав­люк, Лещин­ские, Орлик — враги тру­до­вого народа; Туфта, Чужа­нин, Дубава, Раз­ва­ли­хин, Файло — лиш­ние люди в пар­тии и ком­со­моле. Тем самым Ост­ров­ский чётко про­ри­со­вы­вает инте­ресы, при­су­щие раз­ным клас­сам и сословиям.

Но вер­нёмся к нрав­ствен­но­сти и идей­но­сти Павки. Эта связь про­яв­ля­ется не только в борьбе Павки с вра­гами, но и в его внут­рен­них уста­нов­ках. Кор­ча­гин кри­ти­кует все пере­житки ста­рого обще­ства. Он под­ни­мает вопрос в желез­но­до­рож­ных мастер­ских о каче­стве работы:

Ост­ров­ский демон­стри­рует подоб­ными эпи­зо­дами те про­блемы, кото­рые при­сут­ство­вали в жизни страны, оттого выска­зы­ва­ния сего­дняш­них кри­ти­ков, что роман одно­сто­ро­нен — без­осно­ва­тельны. Про­сто писа­тель не из того рода людей, кото­рые любят праздно тре­пать язы­ком и ука­зы­вать на всем оче­вид­ные оплош­но­сти. Ост­ров­ский — прак­тич­ный чело­век, по этой при­чине он пред­по­чи­тал ана­ли­зи­ро­вать ошибки и дей­ство­вать на основе полу­чен­ного опыта.

Прак­ти­чен и его пер­со­наж. Юноша кри­ти­кует не только сло­вом, но и делом: орга­ни­зо­вы­вает людей на уборку поме­ще­ний, ударно тру­дится и ведёт полит­учёбу. При этом он не сто­рон­ник тео­рии малых дел и мыс­ли­шек по типу: «начни с себя». Кор­ча­гин тре­бует исклю­че­ния из ком­со­мола людей, кото­рые систе­ма­ти­че­ски пор­тят инвен­тарь, куп­лен­ный на сред­ства тру­дя­щихся. Он пони­мает, что таким людям не место в «комсе». Павке всё равно, что они «сами по себе непло­хие», для него глав­ное, чтобы они были хоро­шими коммунистами.

«Чело­век управ­ляет при­выч­кой, а не наобо­рот»,

— пока­зы­вая осталь­ным, что не наме­рен давать себе поблажки.

Павка — не иде­аль­ный пер­со­наж, у него есть недо­статки, но его глав­ное отли­чие в том, что он с ними нещадно борется.

Нрав­ствен­ность Павки про­яв­ля­ется и в быту. Он не гонится за изли­ше­ствами в одежде, но у него есть твёр­дое пони­ма­ние, что чело­век дол­жен выгля­деть опрятно. Они с дру­зьями орга­ни­зуют малень­кую ком­муну, где делают ремонт и под­дер­жи­вают чистоту. А его отно­ше­ние к жен­щи­нам? Любому чело­веку, кото­рый читал вни­ма­тельно про­из­ве­де­ние, понятно, что в книге «Как зака­ля­лась сталь» нет и намёка на асек­су­аль­ность и пури­тан­ство — эти пош­ло­сти Кор­ча­гину при­пи­сали люди, кото­рым непо­нятна его мораль. Драка Павки с Файло про­ис­хо­дит из-за того, что Кор­ча­гин не может стер­петь потре­би­тель­ского отно­ше­ния к женщине.

«Я не могу понять, нико­гда не при­ми­рюсь с тем, что рево­лю­ци­о­нер-ком­му­нист может быть в то же время и похаб­ней­шей ско­ти­ной и него­дяем»,

— это его слова отно­си­тельно таких как Файло.

В раз­го­воре с Цве­та­е­вым насчёт Анны Кор­ча­гин злится из-за пошлого чув­ства соб­ствен­но­сти пер­вого. Он не счи­тает жен­щин сла­бее, осо­бенно в умствен­ном плане. Для Павки жен­щина — не вещь, кото­рой можно овла­деть для полу­че­ния удо­воль­ствия, а това­рищ, друг, напарник.

И в романе изоб­ра­жа­ются те чув­ства, кото­рые он испы­ты­вал к жен­щи­нам. Три любви Кор­ча­гина можно оха­рак­те­ри­зо­вать тремя гла­го­лами: ошибся, упу­стил, решил. Пер­вая любовь Павки — Тоня Тума­нова из отно­си­тельно бога­той семьи, дочь глав­ного лес­ни­чего. Мы сразу пони­маем, что она не пара Кор­ча­гину, что это дет­ская любовь, участ­ни­ков кото­рой раз­ве­дут жиз­нен­ные обсто­я­тель­ства соот­вет­ственно их поло­же­нию в обще­стве. Это и про­ис­хо­дит. Тоня — хоро­шая девушка, но она слиш­ком при­выкла к раз­ме­ренно одно­об­раз­ному мещан­скому укладу жизни, поэтому не в состо­я­нии при­нять идей­ность Павла. Кор­ча­гин сам поды­то­жи­вает эту любовь:

«У тебя нашлась сме­лость полю­бить рабо­чего, а полю­бить идею не можешь».

И мещан­ство Тони, то есть её соб­ствен­ная «идея», под­твер­жда­ется встре­чей на узко­ко­лейке: одета с иго­лочки, жената на боль­шом чело­веке, сты­дится подать руку «обо­рванцу».

В Риту Усти­но­вич Павка влюб­ля­ется в про­цессе работы. Они бок о бок борются за умы моло­дых людей, орга­ни­зо­вы­вая учёбу и работу в ком­со­моле. Она ста­но­вится сна­чала дру­гом, а потом уже в Павке про­сы­па­ются чув­ства к ней. Но Кор­ча­гин боится пока­зать эту любовь, ведь Рита — вопло­ще­ние само­сто­я­тель­ной, умной и актив­ной девушки. Усти­но­вич ровно такая, какой должна быть жен­щина после эман­си­па­ции. Да и для Кор­ча­гина обще­ствен­ное благо пре­выше лич­ного, ведь он пони­мает истину, выска­зан­ную Марк­сом: «чело­век есть сово­куп­ность обще­ствен­ных отно­ше­ний». Сле­до­ва­тельно, активно рабо­тая над пре­об­ра­зо­ва­нием обще­ства, при­внося в него что-то новое, изме­няя к луч­шему, — чело­век ста­но­вится счаст­ли­вым. И не рев­ность играет в Павке, когда он при­ни­мает её брата за мужа. Нет. Он про­сто не хочет мешать их отно­ше­ниям, потому что знает, что у Риты есть право выбора. И, быть может, их дружба посте­пенно бы пере­росла в нечто боль­шее, если не «смерть» Павки на бумаге 73 и даль­ней­шее заму­же­ство Риты.

Тре­тья любовь Кор­ча­гина — это взве­шен­ное реше­ние. Он, уже раз­би­тый физи­че­ски, хочет сде­лать «нашего чело­века» из Таи Кацюм, девушки, кото­рая вос­пи­ты­ва­лась отцом-тира­ном и сла­бо­ха­рак­тер­ной мате­рью. Он рас­ка­лы­вает семью, ведя за собой угне­тён­ных к луч­шей жизни: мать и две сестры. А потом при­ни­ма­ется рабо­тать над Таей. И его пред­ло­же­ние руки и сердца Тае зву­чит одно­вре­менно про­сто и разумно:

«— Я не тре­бую от тебя сего­дня ответа, Тая. Ты обо всём крепко поду­май. Тебе непо­нятно, как это без раз­ных там уха­жи­ва­ний гово­рят такие вещи. Все эти анти­мо­нии никому не нужны, я тебе даю руку, девочка, вот она. Если ты на этот раз пове­ришь, то не обма­нешься. У меня есть много того, что нужно тебе, и наобо­рот. Я уже решил: союз наш заклю­ча­ется до тех пор, пока ты не вырас­тешь в насто­я­щего, нашего чело­века, а я это сде­лаю, иначе грош мне цена в боль­шой базар­ный день. До тех пор мы союза рвать не должны. А вырас­тешь — сво­бодна от вся­ких обя­за­тельств. Кто знает, может так статься, что я физи­че­ски стану совсем раз­ва­ли­ной, и ты помни, что и в этом слу­чае не свяжу твоей жизни.
Помол­чав несколько секунд, он про­дол­жал тепло, лас­ково: — Сей­час же я пред­ла­гаю тебе дружбу и любовь».

«Дружбу и любовь», — дружба не про­сто так на пер­вом месте. Жен­щина — това­рищ, друг, сестра. Он в первую оче­редь хочет помочь Тае, тем самым помо­гая и себе, пере­дать опыт и зна­ния, вопло­титься в дру­гом чело­веке. Осо­бое вни­ма­ние Кор­ча­гин уде­ляет сво­боде Таи. Это союз, а не каторга. И его слова «до тех пор мы союза рвать не должны» — всего лишь совет. Кор­ча­гин чётко пони­мает, что девушка вправе при­ни­мать реше­ния само­сто­я­тельно. Ост­ров­ский рисует нам пер­вые формы той любви, о кото­рой Энгельс гово­рил в «Про­ис­хож­де­нии семьи, част­ной соб­ствен­но­сти и государства»:

Выше­при­ве­дён­ный эпи­зод про­ис­хо­дит сразу после сцены, где Павка раз­мыш­ляет о своей жизни. Эта запо­ми­на­ю­ща­яся сцена выра­жает мно­гое, её раз­бор может уме­ститься на десятки стра­ниц, но обой­дёмся без этого. Я скажу лишь сле­ду­ю­щее. В ней Кор­ча­гин, кото­рого мед­ленно изнутри уни­что­жает болезнь, кото­рый только что полу­чил отказ в работе жур­на­ли­ста, комс­орга, думает о своём про­шлом и буду­щем. Павка делает раз­бор своей жизни, видит пра­виль­ные и непра­виль­ные поступки, но при­хо­дит к выводу, что в целом он делал всё верно. Он пола­гает, что уже поте­рял спо­соб­ность бороться, что уже не может помочь пар­тии, что ста­нет обу­зой для това­ри­щей, кото­рые рвутся вперёд.

И его посе­щает мысль о само­убий­стве. Я, как и мно­гие дру­гие, вспом­нил в этот момент Мар­тина Идена, кото­рый, как и Павка, был рабо­чим, кото­рый тоже пре­одо­лел много пре­пят­ствий на своём пути, кото­рый являлся, по сути, твор­цом своей жизни. Только один вопло­тил глу­пую идею в реаль­ность, а дру­гой посчи­тал это «бумаж­ным геро­из­мом», не сталь­ным. Кор­ча­гину было ради чего жить, а Идену — нет. Павка при­нял реше­ние про­дол­жать борьбу за чело­ве­че­ство до конца. Для этого он погру­жа­ется в книги — для того, чтобы разить врага на лите­ра­тур­ном поприще. Его ружьём ста­но­вится перо, а пулями — слова.

В даль­ней­шем его не оста­но­вят ни отняв­ши­еся ноги, ни сле­пота, Павка про­дол­жит идти к цели — созда­нию книги, кото­рая рас­ска­жет правду о былом. Самое глав­ное, что при этом его всё так же окру­жают люди: род­ствен­ники, дру­зья, рабо­чие, ком­со­мольцы и члены пар­тии, кото­рые помо­гают ему пре­одо­леть все трудности.

В обез­дви­жен­ном Кор­ча­гине содер­жится непо­ко­ле­би­мая воля, при­об­ре­тён­ная в схват­ках с вра­гом. В нём пре­бы­вает идей­ная целост­ность, кото­рая выко­вана в кузне клас­со­вой борьбы. У него есть чут­кий ум, кото­рый при­хо­дил в тече­ние мно­го­лет­него изу­че­ния дей­стви­тель­но­сти. Кор­ча­гин в конце жизни напо­ми­нает Нуар­тье де Виль­фора, быв­шего яко­бинца, а потом бона­пар­ти­ста, из романа А. Дюма «Граф Монте-Кри­сто». Ста­рик Нуар­тье охва­чен пара­ли­чом более силь­ным, чем Павка — он не в состо­я­нии гово­рить. Но при этом он сохра­няет ясное мыш­ле­ние и жела­ние дей­ство­вать. Что их объ­еди­няет? Они оба рево­лю­ци­о­неры, они оба осо­знают, что раз­ви­тие осу­ществ­ля­ется через борьбу про­ти­во­по­лож­но­стей, поэтому при­ни­мают сто­рону про­грес­сив­ной силы и бьются до конца, не жалея себя.

«— Вот дай тебе кру­жок и ещё что-нибудь, и Лев при слу­чае ска­жет:
„Что вы его вью­чите?“
А сам гово­рит:
„Лучше год про­жить на горя­чей работе, чем пять про­зя­бать на боль­нич­ном поло­же­нии“.
Беречь людей, видно, смо­жем тогда, когда соци­а­лизм построим.
— Это верно. Я тоже голо­сую за год жизни про­тив пяти лет про­зя­ба­ния, но и здесь мы ино­гда пре­ступно щедры на трату сил. И в этом, я теперь понял, не столько геро­ич­но­сти, сколько сти­хий­но­сти и без­от­вет­ствен­но­сти. Я только теперь стал пони­мать, что не имел ника­кого права так жестоко отно­ситься к сво­ему здо­ро­вью. Ока­за­лось, что геро­ики в этом нет. Может быть, я ещё про­дер­жался бы несколько лет, если бы не это спар­тан­ство. Одним сло­вом, дет­ская болезнь левизны — вот одна из основ­ных опас­но­стей для моего поло­же­ния.
„Вот гово­рит же, а поставь его на ноги — забу­дет всё на свете“,
— поду­мал Воль­мер, но смол­чал».

Писа­тель не сме­ётся над своим героем, как это может пока­заться, наобо­рот, он под­ме­чает неко­то­рую власть обсто­я­тельств над чело­ве­ком. Гипо­те­ти­че­ски Павка мог поло­жить свой парт­би­лет на стол со сло­вами: «Вот билет, возь­мите, пожа­луй­ста, из-за этого кусочка кар­тона не пожерт­вую здо­ро­вьем!», но он пре­красно пони­мал, что от его дей­ствий зави­сит очень мно­гое. Он про­сто не мог посту­пить по-другому.

Но я так увлёкся поло­жи­тель­ными сто­ро­нами романа, что забыл о недо­стат­ках. Есть ли они? Да, опре­де­лённо. Часть лите­ра­то­ров счи­тает, что со сто­роны формы роман сла­бо­ват. Хотя неко­то­рые из них утвер­ждают, что такой стиль и тех­ника изло­же­ния — нечто неотъ­ем­ле­мое и каче­ственно новое в лите­ра­туре и нельзя было писать исходя из ста­рых кано­нов. Я же, со своей сто­роны, скло­ня­юсь ко вто­рому, но пони­маю, что, ско­рее всего в буду­щем, когда лите­ра­туры подоб­ного рода ста­нет больше, этот прин­цип будет раз­вит и появятся новые тео­ре­ти­че­ские изыс­ка­ния, кото­рые ука­жут на минусы пер­вых про­из­ве­де­ний соц­ре­а­лизма. Недо­статки содер­жа­тель­ной сто­роны сле­ду­ю­щие. Отри­ца­тель­ные пер­со­нажи про­ри­со­ваны одно­боко, зача­стую их моти­ва­ция не рас­кры­ва­ется, а при­пи­сана авто­ром. Пове­де­ние «неопре­де­лив­шихся» пер­со­на­жей объ­яс­ня­ется через детали, кото­рые понятны чита­телю того вре­мени, но сего­дня боль­шая часть людей не уви­дит при­чин мета­ний Дубавы, потому что Ост­ров­ский хотел про­де­мон­стри­ро­вать дет­скую болезнь «левизны». Но здесь также, по моему мне­нию, при­сут­ствует несо­зна­тель­ная поли­ти­че­ская конъ­юнк­тура при опи­са­нии внут­ри­пар­тий­ной борьбы на местах. Мы уже пост­фак­тум знаем, что пар­тий­ная оппо­зи­ция отра­жала не только инте­ресы мещан и мел­кой бур­жу­а­зии, как гла­сит «Крат­кий курс исто­рии ВКП(б)», но и про­ле­та­ри­ата в целом, что под­твер­ди­лось заим­ство­ва­нием ста­лин­ской группы поло­же­ний из про­граммы «левой» оппозиции.

Вни­ма­тель­ный чита­тель заме­тит, что в изло­жен­ной мною марк­сист­ской точке зре­ния на лите­ра­туру при­сут­ствует пункт о недо­пу­сти­мо­сти навя­зы­ва­ния авто­ром своих убеж­де­ний. И поэтому встаёт зако­но­мер­ный вопрос: а не навя­зы­вает ли Ост­ров­ский своё миро­воз­зре­ние? Вряд ли. Можно ли рас­ска­зать о жизни моло­дого ком­му­ни­ста, не рас­ска­зав об идеях, кото­рыми он руко­вод­ству­ется в своих поступ­ках? А выве­сти типич­ный харак­тер ком­со­мольца, не упо­мя­нув о пар­тии? Или отоб­ра­зить Рос­сию 10-х и 20-х годов про­шлого сто­ле­тия, не упо­мя­нув про соци­а­лизм? Нет, нельзя. Таким обра­зом, автор спра­вился со своей зада­чей, и тен­ден­ция выте­кает из кон­кретно-исто­ри­че­ских усло­вий, в кото­рых дей­ствует Павка Корчагин.

Соот­вет­ствует ли роман всем осталь­ным пунк­там? Да, соот­вет­ствует, выше­при­ве­дён­ные доводы под­твер­ждают это. В целом Ост­ров­скому уда­лось создать лите­ра­тур­ное про­из­ве­де­ние и героя, согла­су­ю­щихся с тре­бо­ва­ни­ями соци­а­ли­сти­че­ского реа­лизма, поэтому роман «Как зака­ля­лась сталь» и имел колос­саль­ный успех.

Павка — это худо­же­ствен­ный пер­со­наж, сим­во­ли­зи­ру­ю­щий тех пар­ней и деву­шек, кото­рые совер­шали Октябрь­скую рево­лю­цию и стро­или пер­вое в мире госу­дар­ство рабо­чих и кре­стьян на облом­ках ста­рой Рос­сии. И Нико­лай Ост­ров­ский поста­вил им за их заслуги «памят­ник неру­ко­твор­ный», создав Кор­ча­гина и ухва­тив истин­ный облик комсомольца.

О судьбе книги

Труд­но­сти и невзгоды, кото­рые про­шло про­из­ве­де­ние по дороге к сердцу чита­теля, все­гда воз­буж­дает пыт­ли­вый ум иссле­до­ва­теля. Зача­стую, зная содер­жа­ние и исто­рию книги, можно понять состо­я­ние обще­ствен­ного созна­ния в раз­ные моменты исто­рии. Это видно на при­мере мно­гих худо­же­ствен­ных сочи­не­ний раз­ных эпох. Напри­мер, поэма «Энди­мион» Китса не была при­знана его совре­мен­ни­ками, а сей­час она счи­та­ется чуть ли не клас­си­кой англий­ской лите­ра­туры. Или, наобо­рот, «Овод» Вой­нич, кото­рого когда-то читали и в англо­языч­ном мире, теперь для боль­шин­ства тамош­них оби­та­те­лей канул в Лету.

Набор лите­ра­тур­ных про­из­ве­де­ний, с кото­рым «необ­хо­димо озна­ко­миться каж­дому», так или иначе, меня­ется от одного исто­ри­че­ского пери­ода к дру­гому. И кроме двух выше­при­ве­дён­ных при­ме­ров можно отыс­кать сотни авто­ров как худо­же­ствен­ной, так и науч­ной лите­ра­туры, кото­рых «вспом­нили» или «забыли». И на вопрос: «Почему так про­ис­хо­дит?» — ответ дан ещё клас­си­ками марк­сизма. Всё пре­дельно про­сто: меня­ется мате­ри­аль­ная жизнь людей — меня­ется созна­ние. Конечно, это не про­ис­хо­дит авто­ма­ти­че­ски, так как мате­ри­аль­ная жизнь людей сама про­ти­во­ре­чива, и созна­ние не явля­ется пас­сив­ным участ­ни­ком, но соци­аль­ная форма мате­рии явля­ется тем фун­да­мен­том, на кото­ром дер­жится зда­ние чело­ве­че­ской куль­туры. Поэтому нет ничего уди­ви­тель­ного в том, что сего­дня назы­вают бес­смерт­ной клас­си­кой одни про­из­ве­де­ния, а через лет пять­де­сят вычёр­ки­вают из списка поло­вину из них, заме­нив новыми или, быть может, ещё более ста­рыми, чем отбро­шен­ные. Подоб­ная судьба постигла и книгу Ост­ров­ского, но таков изви­ли­стый путь дви­же­ния к абсо­лют­ной истине.

Из био­гра­фии Ост­ров­ского мы пом­ним, что в апреле 1932 года пер­вая часть романа была опуб­ли­ко­вана в жур­нале «Моло­дая гвар­дия», но давайте вер­нёмся чуть-чуть назад к моменту окон­ча­ния работы над романом.

С изда­тель­ствами же не всё так про­сто. В пер­вый раз его руко­пись забра­ко­вали с помет­кой «выве­ден­ные типы нере­альны». Но друг Ост­ров­ского Феде­нев, ста­рый боль­ше­вик, не верит в это, поэтому сам лично несёт руко­пись в изда­тель­ство и пере­даёт её новому рецен­зенту М. Коло­сову, тот, про­чи­тав, посе­щает писа­теля, где гово­рит с ним о недо­стат­ках руко­писи и необ­хо­ди­мо­сти испра­вить. Ост­ров­ский сде­лал это само­сто­я­тельно. После исправ­ле­ний руко­пись была снова пере­дана в изда­тель­ство, где её пообе­щали опуб­ли­ко­вать, что и сде­лали, печа­тая её с апреля по сен­тябрь в жур­нале «Моло­дая гвар­дия». В декабре 1932 пер­вая часть выхо­дит отдель­ным изданием.

Но сотни тысяч моло­дых людей с упо­е­нием читают книгу ещё до этой ста­тьи. Таким обра­зом, речи о том, что роман «насаж­дался сверху» — глу­пость. Ком­со­мольцы про­ра­ба­ты­вают и обсуж­дают Ост­ров­ского в своих ячей­ках. В биб­лио­те­ках за кни­гой обра­зу­ются оче­реди в сотни чело­век. Они тре­буют издать больше книг и пред­ла­гают снять фильм. Моло­дёжь шлёт письма Ост­ров­скому, где хва­лит книгу и при­зна­ётся, что узнала себя и те собы­тия, к кото­рым была причастна.

Летом 1935 года взры­ва­ется вул­кан кри­тики. Ост­ров­ского и его про­из­ве­де­ние обсуж­дают все: отри­ца­тель­ные отзывы уто­пают в волне поло­жи­тель­ных. Тогда же роман изда­ётся пол­но­стью, парал­лельно его печа­тают мест­ные изда­тель­ства по всей стране. Роман пере­во­дят сна­чала на языки наро­дов СССР, а потом и на иностранные.

Тре­губ пишет следующее:

Ему вто­рит Аннинский:

Био­графы при­во­дят десятки исто­рий, под­твер­жда­ю­щих попу­ляр­ность книги и самого автора среди людей, осо­бенно в 1930-е, 1940-е и 1950-е годы. Её рас­про­стра­няли под­поль­щики-ком­му­ни­сты в Польше, Швей­ца­рии, Чехии, Бол­га­рии, Лат­вии. Тысячи бой­цов читали роман в око­пах Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны. Книга печа­та­лась доб­ро­воль­цами в бло­кад­ном Ленин­граде. В днев­ни­ках моло­до­гвар­дей­цев най­дены записи о Кор­ча­гине. Даже в далё­кой Африке Кор­ча­гин все­лял уве­рен­ность людям в свои силы.

Но как гово­рил Герак­лит Эфес­ский, «всё течёт, всё меня­ется». И у Аннин­ского мы видим крат­кий отчёт об изме­не­нии вос­при­я­тия книги и её автора:

Как мы видим, чем больше пар­тий­ное руко­вод­ство при­вно­сило рыноч­ных эле­мен­тов в эко­но­мику, тем силь­нее меня­лось отно­ше­ние к герою былых врё­мен. Это не уди­ви­тельно, ведь в нед­рах пар­тии и ком­со­мола, чле­ном кото­рых когда-то был Ост­ров­ский, зарож­да­лась нынеш­няя бур­жу­а­зия, и кто-то дол­жен был обслу­жи­вать её инте­ресы. Такие люди, есте­ственно, нашлись среди тех, кому раньше не давали слова.

После собы­тий 1991 года книгу кри­ти­куют со всех сто­рон, пишется мно­же­ство ста­тей, где обли­чают одного из глав­ных рево­лю­ци­о­не­ров совет­ской лите­ра­туры. Для дис­кре­ди­та­ции про­из­ве­де­ния созда­ётся мно­же­ство мифов, кото­рые в основ­ном направ­лены на лич­ность писа­теля, вот неко­то­рые из них.

Тогда же роман уби­рают из школь­ной про­граммы, ведь Кор­ча­гин боролся про­тив свя­того права част­ной собственности.

How the Steel Was Tempered: Part One

A classic novel arising from the Soviet Union in the thirties, How the Steel Was Tempered is a fictionalized account of author Nikolai Ostrovsky’s experiences in fighting for the Bolsheviks during the Civil War and his difficulty in overcoming crippling injuries after the war ended. Centering on a young man named Pavel Korchagin, How the Steel Was Tempered follows his jour A classic novel arising from the Soviet Union in the thirties, How the Steel Was Tempered is a fictionalized account of author Nikolai Ostrovsky’s experiences in fighting for the Bolsheviks during the Civil War and his difficulty in overcoming crippling injuries after the war ended. Centering on a young man named Pavel Korchagin, How the Steel Was Tempered follows his journey from ill-mannered malcontent through to disciplined soldier of the revolution, in the process coming to epitomize the ideal of the New Man.

How the Steel Was Tempered is presented here as a special edition by author J.T. Marsh as a means of preserving and disseminating a classic piece of working class literature. As part of the rich history of such literature, How the Steel Was Tempered is invaluable in embodying the constant struggle of the working class to be the masters of their own destiny.

Get A Copy

Friend Reviews

Reader Q&A

Be the first to ask a question about How the Steel Was Tempered

Lists with This Book

Community Reviews

رواية تحكى قصة الكاتب فى عصر الثورة البلشفية والصراع الطبقى قبل لينين ويوتوبيا الإشتراك السوفيتى
الأحداث تسير بعفوية وإنسيابية بدون تعقيد أو مبالغة أو تفخيم, الكاتب مُحكم السيطرة على أحداثه, مُطلق العنان لشخصياته.
شخصية بافل كورتشاغن هى شخصية بسيطة المعالم عميقة المعانى, حمل قضية بالمصادفة وأمن بها بالمصادفة وضحى من أجلها بالمصادفة وربما يموت من أجلها بالمصادفة أيضا
.ملة الطغاة واحدة
طغاة القرن الأول هم طغاة القرن الأخير
لماذا لا يموت الأوغاد ؟
قضى أصدقاء بلدة سيبتوفكا الصغيرة صغاراً فسيرغى مات على جب رواية تحكى قصة الكاتب فى عصر الثورة البلشفية والصراع الطبقى قبل لينين ويوتوبيا الإشتراك السوفيتى
الأحداث تسير بعفوية وإنسيابية بدون تعقيد أو مبالغة أو تفخيم, الكاتب مُحكم السيطرة على أحداثه, مُطلق العنان لشخصياته.
شخصية بافل كورتشاغن هى شخصية بسيطة المعالم عميقة المعانى, حمل قضية بالمصادفة وأمن بها بالمصادفة وضحى من أجلها بالمصادفة وربما يموت من أجلها بالمصادفة أيضا
.ملة الطغاة واحدة
طغاة القرن الأول هم طغاة القرن الأخير
لماذا لا يموت الأوغاد ؟
قضى أصدقاء بلدة سيبتوفكا الصغيرة صغاراً فسيرغى مات على جبهة القتال فى الثامنة عشرة و فاليا العزيزة اعتصبها الأوغاد حتى ذهب بعض عقلها ثم كان الإعدام والفتى الأحمر كان مصيره طلقة طائشة من وغد آخر وبافل الشقى اختفى, اختفى شباب قلبه وسواد عينيه وشغفه وحياته.. مرهق الجسد فاقد البصر مهزوم الروح وما زال ينادى بالقضية!
ترى عندما يموت هؤلاء من سيعيش ليتنعم بإنتصار القضية ؟
ألا لعنة الله على الأوغاد!

الحياة أعز شيء للإنسان ، إنّها تُوهب له مرة واحدة ، فيجب أن يعيشها عيشةً لا يشعرُ معها بندم معذب على السنين التي عاشها ، ولا يلسعه العار على ماض رذل تافه ، وليستطيع أن يقول وهو يحتضر : كانت حياتي ، كل قواي ، موهوبة لأروع شيء في العالم : النضال في سبيل تحرير الانسانية

إن الإنسان لا يرهب الموت إذا كانت له قضية يفنى من أجلها

বইয়ের কাহিনী পরম্পরা ভাল লেগেছে। প্রেক্ষাপট ১৯১০ এর দশক, অবিভক্ত রাশিয়ার সিভিল ওয়ার নিয়ে গল্প। তবে লেখক নিকোলাই অস্ত্রোভস্কির ব্যক্তিগত জীবনের ছায়া অবলম্বনে রচনা বললেও ভুল হবে না।

তৎকালীন ইউক্রেন, পোল্যান্ড এবং রাশিয়ার অসংখ্য জায়গার নাম উঠে আসে পাতায় পাতায়। অচেনা এবং খটমটে নামগুলোকে আত্মস্থ করতে না পারায় একটি তারকা কম দিলাম।

Originally, I had assumed Parts 1 and 2 of “How the Steel Was Tempered” related to the same book that was split for some sort of publishing reason, and I had intended to write one review for the hole thing. The, I learned that these works were, in fact, done separately, and after finishing it all, I can see that Part 2 really is a different book; more a sequel than Part 2 of a single novel. So this review is for Part 1 only. I’ll review Part 2 separately.

This is characterized as an example of So Originally, I had assumed Parts 1 and 2 of “How the Steel Was Tempered” related to the same book that was split for some sort of publishing reason, and I had intended to write one review for the hole thing. The, I learned that these works were, in fact, done separately, and after finishing it all, I can see that Part 2 really is a different book; more a sequel than Part 2 of a single novel. So this review is for Part 1 only. I’ll review Part 2 separately.

This is characterized as an example of Soviet Socialist Realism, but that doesn’t mean its bland. It’s a fictionalized version of the author’s transformation from a poor working class, let’s say victim (one who seems destined to stay at the bottom of the totem pole) to a resected activist Bolshevik/Komsomol member with much of it taking place during WWI-the Bolshevik Revolution-and the subsequent Civil War.

Pavel, the protagonist and fictional stand-in for the author, is the ideal Soviet new man. Whatever obstacles come his way, his ideological vision persists and does his determination to do all he can to help build the new order. He’s definitely idealized.

But that doesn’t necessarily make it a bad work. The Soviets did not invent heroic literature and quite a bit of it is very highly respected even to the points of reverence as notional literature, going back, perhaps to Gilgamesh. We can put Homer in this category. Ditto the depiction of Orestes in Aeschylus’ Oresteia trilogy. There’s no shortage of heroic characters in the Ramayana and in the Mahbharata. There’s Romance of the Three Kingdoms, Outlaws of the Marsh, Sir Gawain and the Green Knight and countess Arthurian works. In the US, we have the frontier novels. And I’m sure I just s scratched the surface.

All of these heroes have streaks of imperfection and so, too, does Pavel, and like the others, there is an arc through which Pavel evolves.

يأتي الروس بما لا تشتهي السفن.

اخر تجاربي مع الأدب الروسي كانت مع ديستوفيسكي ومن هم على شاكلته ذلك النوع من الكتابات التي تشرح النفس البشرية وتنكئ جراحها وتعرينا أمام أنفسنا ولكن هذة الرواية كانت مختلفة تماما عن كل قرائاتي في الأدب الروسي.

كل الأشخاص يصلحون للنضال والدفاع عن الأفكار ولكن ليس كل الأشخاص يصلحون للكتابة عن هذا. نيقولاي اوستروفسكي كاتب روسي اتجه للكتابة بعد فقد الأمل في النضال في مجال السياسة او القتال والمحاربة تحت لواء الحزب الشيوعي السوفيتي بسبب تدهور حالته الصحية. فقدانه ل يأتي الروس بما لا تشتهي السفن.

اخر تجاربي مع الأدب الروسي كانت مع ديستوفيسكي ومن هم على شاكلته ذلك النوع من الكتابات التي تشرح النفس البشرية وتنكئ جراحها وتعرينا أمام أنفسنا ولكن هذة الرواية كانت مختلفة تماما عن كل قرائاتي في الأدب الروسي.

كل الأشخاص يصلحون للنضال والدفاع عن الأفكار ولكن ليس كل الأشخاص يصلحون للكتابة عن هذا. نيقولاي اوستروفسكي كاتب روسي اتجه للكتابة بعد فقد الأمل في النضال في مجال السياسة او القتال والمحاربة تحت لواء الحزب الشيوعي السوفيتي بسبب تدهور حالته الصحية. فقدانه لبصره وعدم قدرته على تحريك قدماه فجعلته وسيلة النضال الوحيدة المتاحة له التي يستطيع أن يستمر في العطاء والنضال هو الكتابة وخاصة عن حياته الشخصية.. كيف غيرته الثورة والشيوعية من طفل غاضب متمرد إلى محارب عنيد مؤمن إيمانا كليا بوطنه وافكاره الجديدة.

الرواية تنتمي لنوع من الأدب يسمى الأدب الشيوعي. تم الاحتفاء بها بجزئيها وقت صدورها لكونها تخدم الجبهة الشيوعية في وقتها في روسيا وتعمل على تأجيج المشاعر الوطنية لدي المواطنين وقتها. هذا النوع من الأدب المقولب للأسف لا يستهويني مهما كان صادقا ومشبع بالحماس ولكن نبرة الخطابية لا تليق بي ولا استسيغها.

كيف سقينا الفولاذ. رواية من جزئين تعتبر سيرة شخصية للكاتب نيقولاي اوستروفسكي مجسدة في شخصية بطلها ( بافل كورتشغاين) الذي يصحبنا معه في حياته القصيرة المليئة بالعرق والعمل والانقلابات والانقسامات بين الاحزاب وبعضها وبعد والدماء والموت والتضحيات الصغيرة من أجل مستقبل افضل ثم تأتي الشيوعية كأنها الفارس المنقذ الذي سوف يضم الجميع تحت لواء واحدة وراية حمراء واحدة.

في رأيي المتواضع ان نيقولاي اوستروفسكي اختار درب الكتابة كحل اخير بعد أن أصبح غير قادر على اي نوع آخر من النضال ولم تختاره الكتابة مثلما يحدث مع الكتاب والشعراء. الكتابة بالرغم من وجود العديد من الأحداث المؤثرة بها ولكنها خرجت باردة بلا روح او اي مشاعر جعلتني اقراها وانا اسأل نفسي هل المشكلة في الرواية ام في عقلي الذي يحاول ان يهضم ذلك النوع من الكتابات الموجهة ولا يستطيع. كذلك جهود المترجم غائب طعمة فرمان لم تكن موفقة في مصلحة الرواية خرجت أيضا في شكل يحمل الكثير من التفكك والركاكة والجمل الغير مرتبة بشكل جيد..

الحقيقة الثابتة التي خرجت بها من تلك الرواية. إن هناك بعض الأنواع من الروايات مهما حاولت أن استسيغها لن اعرف وان الأدب الروسي ليس على نفس مستوى الأدباء الكلاسيكين فيه وان الكتابة فعل وليس برد فعل لا تصلح لأن تكون تابعة لكيان اكبر منها او مجرد قطعة اكسسوار يتزين بها النظام السياسي او الاجتماعي..

كمثال هل كان يفكر فيكتور هوجو وهو يكتب رائعته رواية البؤساء انها سوف تخدم فكرة الثورة الفرنسية أم انه كتبها لكي يخلد جزءا صغير من حياة المجتمع الفرنسي. في النهاية الكل يعرف الآن رواية البؤساء ومحفورة في تاريخ الأدب بينما رواية ككيف سقينا الفولاذ لا يقرأها احد ومهمشة ومندثرة مثلما اندثر ذلك النظام السياسي التي كتبت من أجل تمجيده.

Must read

Excellent novel, really gives the feeling of what it felt like and what it meant for workers to defend the revolution in the civil war, of what they were fighting for

** Review contains some spoilers **
As capitalism spread across Europe during the late 19th/early 20th century, awareness grew about Marxist ideas: inequality between classes, class conflict, anti-Capitalism, historical materialism and alienation.

This fictionalized autobiography that draws on Ostrovsky’ s life is a famous example of Socialist Realism in Soviet literature. The novel is divided into two parts: the first is about the protagonist’s childhood and adolescence while the second covers ** Review contains some spoilers **
As capitalism spread across Europe during the late 19th/early 20th century, awareness grew about Marxist ideas: inequality between classes, class conflict, anti-Capitalism, historical materialism and alienation.

This fictionalized autobiography that draws on Ostrovsky’ s life is a famous example of Socialist Realism in Soviet literature. The novel is divided into two parts: the first is about the protagonist’s childhood and adolescence while the second covers his mature years and illness. It demonstrates revolutionary development, ideological transformation and education of workers in the spirit of socialism from their viewpoint.

Ostrovsky was born in Ukraine in 1904. His father, a seasonal worker, could barely support his family. As a child, he witnessed dire poverty and exploitation of agricultural laborers and poor workers and sensed social injustice and human degradation based on class. He worked as a shepherd and then in a railway kitchen. When he worked with his brother, a mechanic, he learned about the workers’ struggle for human rights and heard the Bolsheviks speak of Lenin’s ideas. He portrays revolutionaries as committed and well organized at key moments in history. There is a strong sense of socialist humanism in the book’s characters and scenes.

Pavel Korchagin, the main character of the novel, is the quintessential positive hero of this socialist realism. After getting expelled from school, he must work at a young age and this affords him the opportunity to mingle with the common people and get the real education of life. As a teen-ager, he falls in love with Tonia Toumanova. Although she is from a wealthy influential family, she treats everyone equally, unlike her snobbish friends, who only interact with other children of wealthy families. She is selfless and non-judgmental and they form an emotionally intimate relationship.

Pavel embraces the Bolsheviks’ cause and joins the Civil War fighting, which took place 1918–1921, on the side in the Red Army. After the Civil War, Pavel works tirelessly in the Cheka (secret police). Overwork, raids and food shortages lead to physical illness for Pavel. After a break, he returns to the Komsomol youth brigade where members are indoctrinated with Leninist ideas. As in real life, they try and fail to recruit peasants, especially young women to a cause largely comprised of workers. In addition to fighting the White Army in the Ukraine, the Red Army is also under attack from various anti-revolutionary groups.

After a year as a revolutionary, Pavel evolves into quite a serious, more disciplined person. When he reunites with Tonya, he finds she has become more aware of appearances and social status and does not embrace the class struggle or understand Pavel’s commitment to the cause. When Tonya agrees to come with him to a Komsomol meeting, her overdressing elicits negative reactions from members and embarrasses Pavel. This is the final straw. He tells her their diverging paths have undermined their relationship and they part at the end of Book One.