Как жить зная что близкий человек умирает
Примите свою боль
Первое, что стоит понять, — не нужно воевать со своей болью и стараться изгнать ее из жизни, словно инородное тело. Чувствовать боль, даже самую сильную, совершенно нормально, и — более того — это важно делать: через нее мы адаптируемся к новым жизненным обстоятельствам. Также стоит примириться с тем, что полностью боль, скорее всего, никогда не уйдет, и в важные даты — в день рождения умершего или в годовщину смерти — она будет возвращаться. Надо помнить об этом и не удивляться своим чувствам.
Прислушайтесь к себе
Ищите ответы на сложные вопросы
Утрата близкого ставит перед человеком важнейший вопрос: что всех нас ждет после смерти? И это логично. Не стоит отгораживаться от поиска ответов — нередко горе становится важным этапом в личностном развитии человека. Кто-то найдет ответы в религиозной литературе, кто-то — в научной или философской. Так или иначе просто закрыть глаза на проблему, скорее всего, не получится.
Говорите о том, что случилось
«Отпустите» умершего
Перестройте свою жизнь — ограничьте негативные факторы
После смерти близкого мы ослаблены и уязвимы, любая мелочь может выбить из колеи. Чтобы процесс переживания горя прошел менее болезненно, стоит позаботиться о себе и постараться создать максимально комфортные условия. Исключите общение с не самыми приятными знакомыми, не делайте то, чего терпеть не можете, смените нелюбимую работу, если чувствуете необходимость. Всё это позволит уменьшить ежедневный стресс и сэкономить силы для более важных вещей.
Когда стоит обратиться за помощью к психологу?
Да, каждый человек по-своему переживает потерю близкого, и некоторым это дается тяжелее, чем остальным. Здесь важно прислушиваться к себе: если вы чувствуете, что самостоятельно уже не справляетесь с психологической нагрузкой, и даже через несколько месяцев (а то и через год) боль утраты столь же сильна, как в первые дни, лучше обратиться к психологу. Длительная эмоциональная нестабильность после смерти близкого, физическая истощенность и повышенная тревожность — тоже поводы проконсультироваться со специалистом. Нередко подобное событие обнажает психологические проблемы, которые прежде не проявлялись в острой форме.
Как помочь другому человеку, переживающему потерю близкого?
Учитывая сказанное выше, стоит помнить о нескольких важных вещах. Во-первых, не навязывайте человеку своего мнения о том, как правильно переживать горе. Он волен поступать так, как хочет. Во-вторых, ваша основная задача — дать понять, что вы всегда готовы поддержать его: без настойчивости и навязчивости предлагайте иногда куда-нибудь вместе сходить, встретиться в кафе, поговорить по телефону. В-третьих, не надо усиленно отвлекать человека от мыслей об умершем близком — совершенно нормально, если ему хочется обсуждать случившееся и вспоминать любимого человека. Наконец, в-четвертых, если вы видите, что с ходом времени он всё больше погружается в отчаяние и печаль, стоит предложить ему обратиться психологу: главное — делать это мягко и без лишнего давления.
Лишь в редчайших случаях человек заранее готов к смерти близкого. Гораздо чаще горе настигает нас неожиданно. Что делать? Как реагировать? Рассказывает Михаил Хасьминский, руководитель православного Центра кризисной психологии при храме Воскресения Христова на Семеновской (г. Москва).
Через что мы проходим, переживая горе?
Когда умирает близкий человек, мы ощущаем, что связь с ним рвется — и это доставляет нам сильнейшую боль. Болит не голова, не рука, не печень, болит душа. И невозможно ничего сделать, чтобы эта боль раз — и прекратилась.
Часто скорбящий человек приходит ко мне на консультацию и говорит: «Уже две недели прошло, а я никак не могу прийти в себя». Но разве можно прийти в себя за две недели? Ведь после тяжелой операции мы не говорим: «Доктор, я уже десять минут лежу, и ничего еще не зажило». Мы понимаем: пройдет три дня, врач посмотрит, потом снимет швы, рана начнет заживать; но могут возникнуть осложнения, и какие-то этапы придется проходить снова. На все это может уйти несколько месяцев. А здесь речь не о телесной травме — а о душевной, чтобы ее излечить, обычно требуется около года или двух. И в этом процессе есть несколько последовательных стадий, перепрыгнуть через которые невозможно.
Однако, как правило, достаточно нескольких вопросов, чтобы человек разобрался со своим чувством вины. «Разве вы хотели смерти этого человека?» — «Нет, не хотел». — «В чем же тогда вы виновны?» — «Это я послал его в магазин, а если бы он туда не пошел, то не попал бы под машину». — «Хорошо, а если бы вам явился ангел и сказал: если ты пошлешь его в магазин, то этот человек умрет, как бы вы тогда себя повели?» — «Конечно, я бы тогда никуда его не послал». — «В чем же ваша вина? В том, что вы не знали будущего? В том, что вам не явился ангел? Но при чем тут вы?»
У некоторых людей сильнейшее чувство вины может возникнуть и просто из-за того, что прохождение упомянутых этапов у них затягивается. Друзья и коллеги не понимают, почему он так долго ходит мрачный, неразговорчивый. Ему и самому от этого неловко, но он ничего с собой сделать не может.
А у кого-то, наоборот, эти этапы могут буквально «пролететь», но спустя время травма, которую они не прожили, всплывает, и тогда, возможно, даже переживание смерти домашнего животного дастся такому человеку с большим трудом.
Ни одно горе не обходится без боли. Но одно дело, когда при этом ты веришь в Бога, и совсем другое, когда ни во что не веришь: тут одна травма может накладываться на другую — и так до бесконечности.
Поэтому мой совет людям, которые, предпочитают жить сегодняшним днем и откладывают главные жизненные вопросы на завтра: не ждите, когда они свалятся на вас, как снег на голову. Разберитесь с ними (и с самими собой) здесь и сейчас, ищите Бога — этот поиск поможет вам в момент расставания с близким человеком.
И еще: если чувствуете, что не справляетесь с потерей самостоятельно, если уже полтора-два года нет динамики в проживании горя, если есть чувство вины, или хроническая депрессия, или агрессия, обязательно обратитесь к специалисту — психологу, психотерапевту.
Не думать о смерти — это путь к неврозу
Если в разговоре человек упоминает, что у него кто-то погиб, то ему отвечают: «Ой, извини. Наверное, тебе не хочется об этом говорить». А может быть, как раз наоборот, хочется! Хочется вспомнить об умершем, хочется сочувствия! Но от него в этот момент отстраняются, пытаются сменить тему, боясь огорчить, задеть. У молодой женщины умер муж, а близкие говорят: «Ну, не переживай, ты красивая, ты еще выйдешь замуж». Или сбегают как от чумной. Почему? Потому что сами боятся думать о смерти. Потому что не знают, что говорить. Потому что нет никаких навыков соболезнования.
Вот в чем главная проблема: современный человек боится думать и говорить о смерти. У него нет этого опыта, ему его не передали родители, а тем — их родители и бабушки, жившие в годы государственного атеизма. Потому сегодня многие не справляются с переживанием потери самостоятельно и нуждаются в профессиональной помощи. Например, бывает, что человек сидит прямо на могиле матери или даже там ночует. От чего возникает эта фрустрация? От непонимания, что произошло и что делать дальше. А на это наслаиваются всевозможные суеверия, и возникают острые, иногда суицидальные проблемы. К тому же, рядом часто оказываются также переживающие горе дети, и взрослые своим неадекватным поведением могут нанести им непоправимую душевную травму.
Но ведь соболезнование — это «совместная болезнь». А зачем болеть чужой болью, если твоя цель – чтобы тебе было хорошо здесь и сейчас? Зачем думать о собственной смерти, не лучше ли отогнать эти мысли заботами, что-нибудь себе купить, вкусно поесть, хорошо выпить? Страх того, что будет после смерти, и нежелание об этом думать включает в нас очень детскую защитную реакцию: все умрут, а я нет.
Стирайте суеверия из своего сознания
Я знаю, что на почту «Фомы» приходят сотни вопросов о суевериях. «Протерли памятник на кладбище детской одеждой, что теперь будет?» «Можно ли поднять вещь, если уронил на кладбище?» «Уронила в гроб платочек, что делать?» «На похоронах упало кольцо, к чему этот знак?» «Можно ли вешать фото умерших родителей на стене?»
Начинается завешивание зеркал — ведь это, якобы, ворота в другой мир. Кто-то убежден, что сыну нельзя нести гроб матери, а то покойнице будет плохо. Какой абсурд, кому же как не родному сыну нести этот гроб?! Конечно, ни к православию, ни к вере во Христа система мира, где случайно упавшая на кладбище перчатка являет собой некий знак, никакого отношения не имеет.
Думаю, это тоже от нежелания заглянуть внутрь себя и отвечать на действительно важные экзистенциальные вопросы.
Не все люди в храме являются экспертами по вопросам жизни и смерти
Для многих потеря близкого человека становится первым шагом на пути к Богу. Что делать? Куда бежать? Для многих ответ очевиден: в храм. Но важно помнить, что даже в состоянии шока надо отдавать себе отчет, зачем именно и к кому (или Кому) ты туда пришел. Прежде всего, конечно, к Богу. Но человеку, который пришел в храм впервые, который, может быть, не знает с чего начать, особенно важно встретить там проводника, который поможет разобраться во многих вопросах, не дающих ему покоя.
Этим проводником, конечно, должен бы стать священник. Но у него далеко не всегда есть время, у него часто весь день расписан буквально по минутам: службы, разъезды и много чего еще. И некоторые батюшки поручают общение с новопришедшими волонтерам, катехизаторам, психологам. Иногда эти функции частично выполняют даже свечники. Но надо понимать, что в церкви можно наткнуться на самых разных людей.
Это как если бы человек пришел в поликлинику, а гардеробщица ему сказала: « У тебя что болит-то?» — «Да, спина». — «Ну, давай я тебе расскажу, как лечиться. И литературу дам почитать».
В храме то же самое. И очень грустно, когда человек, который и так ранен потерей своего близкого, получает там дополнительную травму. Ведь, честно говоря, не каждый священник сумеет правильно выстроить общение с человеком в горе — он ведь не психолог. Да и не каждый психолог справится с этой задачей, у них, как и у врачей, есть специализация. Я, например, ни при каких обстоятельствах не возьмусь давать советы из области психиатрии или работать с алкозависимыми людьми.
Что уж говорить о тех, кто раздает непонятные советы и плодит суеверия! Часто это околоцерковные люди, которые в церковь не ходят, но заходят: ставят свечи, пишут записки, освящают куличи, — и все знакомые к ним обращаются как к экспертам, которые все знают о жизни и смерти.
Но с людьми, переживающими горе, надо говорить на особом языке. Общению с горюющими, травмированными людьми надо учиться, и к этому делу надо подходить серьезно и ответственно. На мой взгляд, в Церкви это должно быть целым серьезным направлением, ничуть не менее важным, чем помощь бездомным, тюремное или любое другое социальное служение.
Чего ни в коем случае нельзя делать — это проводить какие-то причинно-следственные связи. Никаких: «Бог ребенка забрал по твоим грехам»! Откуда вы знаете то, что одному только Богу известно? Такими словами горюющего человека можно травмировать очень и очень сильно.
И ни в коем случае нельзя экстраполировать свой личный опыт переживания смерти на других людей, это тоже большая ошибка.
Итак, если вы, столкнувшись с тяжелым потрясением, пришли в храм, будьте очень осторожны в выборе людей, к которым обращаетесь со сложными вопросами. И не стоит думать, что в церкви вам все что-то должны — ко мне на консультации нередко приходят люди, оскорбленные невниманием к ним в храме, но забывшие, что они не центр вселенной и окружающие не обязаны выполнять все их желания.
А вот сотрудникам и прихожанам храма, если к ним обращаются за помощью, не стоит строить из себя эксперта. Если вам хочется по-настоящему помочь человеку, тихонько возьмите его за руку, налейте ему горячего чая и просто выслушайте его. Ему от вас требуются не слова, а соучастие, сопереживание, соболезнование — то, что поможет шаг за шагом справиться с его трагедией.
Если умер наставник…
Часто люди теряются, когда лишаются человека, который был в их жизни учителем, наставником. Для кого-то это — мама или бабушка, для кого-то — совершенно сторонний человек, без мудрых советов и деятельной помощи которого сложно представить свою жизнь.
Когда такой человек умирает, многие оказываются в тупике: как жить дальше? На стадии шока такой вопрос вполне естественен. Но если его решение затягивается на несколько лет, это кажется мне просто эгоизмом: «мне был нужен этот человек, он мне помогал, теперь он умер, и я не знаю, как жить».
А может, теперь тебе надо помочь этому человеку? Может быть, теперь твоя душа должна потрудиться в молитве об усопшем, а твоя жизнь — стать воплощенной благодарностью за его воспитание и мудрые советы?
Если у взрослого человека ушел из жизни важный для него человек, который давал ему свое тепло, свое участие, то стоит вспомнить об этом и понять, что теперь ты, как заряженный аккумулятор, можешь это тепло раздавать другим. Ведь чем больше ты раздашь, чем больше созидания принесешь в этот мир — тем больше заслуга того умершего человека.
Если с тобой делились мудростью и теплом, зачем плакать, что теперь некому больше это делать? Начинай делиться сам — и ты получишь это тепло уже от других людей. И не думай постоянно о себе, потому что эгоизм — самый большой враг переживающего горе.
Если умерший был атеистом
На самом деле каждый во что-то верит. И если ты веришь в жизнь вечную, значит, ты понимаешь, что человек, провозглашавший себя атеистом, теперь, после смерти — такой же, как и ты. К великому сожалению, он осознал это слишком поздно, и твоя задача теперь — помочь ему своей молитвой.
Если ты был близок с ним, то в какой-то степени ты — продолжение этого человека. И от тебя теперь многое зависит.
Дети и горе
Меня поразила одна история: у девочки умер папа, и ее учительница — хороший педагог, православный человек — сказала детям, чтобы они не подходили к ней, потому что ей и так плохо. А ведь это значит, травмировать ребенка еще раз! Страшно, когда даже люди с педагогическим образованием, люди верующие не понимают детскую психологию.
Дети ничем не хуже взрослых, их внутренний мир ничуть не менее глубок. Конечно, в разговорах с ними надо учитывать возрастные аспекты восприятия смерти, но не надо прятать их от скорбей, от трудностей, от испытаний. Их надо готовить к жизни. Иначе они станут взрослыми, а справляться с потерями так и не научатся.
Что значит «пережить горе»
Полностью пережить горе — это значит превратить черную скорбь в светлую память. После операции остается шов. Но если он хорошо и аккуратно сделан, он уже не болит, не мешает, не тянет. Так и тут: шрам останется, мы никогда не сможем забыть о потере — но переживать ее мы будем уже не с болью, а с чувством благодарности к Богу и к умершему человеку за то, что он был в нашей жизни, и с надеждой на встречу в жизни будущего века.
Человек умер. Как жить дальше? Как пережить утрату?
Фредерика де Грааф
Часто люди считают, что тело — это просто оболочка. Это не только оболочка. Тело — это помощник, который дает нам возможность жить друг для друга и для Бога. Через тело мы принимаем тело и кровь Христову, через тело мы выражаем свою любовь, не только физическим образом, но через выражение глаз, через наши жесты, через голос, через прикосновения. Тело — оно наравне с душой. Когда человек умер, надо с очень большим уважением относиться к его телу. К сожалению, здесь, в России, в морге с телами обращаются не очень почтительно! Часто люди начинают из суеверия бояться своих близких, как только они умерли.
Но тело умершего — это не какой-то другой человек, это же и есть наша Аня, наша Ирина, наш Володя, который только что умер. И нужно очень бережно относиться к нему, — это не труп, это тело нашего любимого человека, которого мы знали и уважали всю жизнь.
Я думаю, важно не подавлять боль разлуки, не избегать ее. Часто тем, кто переживает горе смерти и потери близкого, дают сразу же успокоительные капли. Но это первый момент, когда он очень остро и глубоко может принять и пережить боль, и это ему необходимо. Наоборот, если подавить, притупить эту первичную боль, тогда потом уже не будет такого глубокого переживания. После этого начинаются хлопоты, связанные с похоронами и поминками. Поэтому так важно не лишить родственников этой остроты горя сразу же после смерти близкого, когда можно переживать эту боль особенно сильно. Нужно дать выход эмоциям, возможность поплакать и даже покричать, и предоставить им выбор посидеть как можно дольше с тем человеком, который только что умер. Ведь это единственный момент, когда еще есть время быть рядом с ним и начать процесс переживания горя.
Только в том случае, если есть историческая патология, как, например, сердечная или психическая неустойчивость, тогда имеет смысл принять успокаивающее. Но в принципе я за то, чтобы как можно острее пережить боль, потому что это тоже часть жизни. Только то, что пережито, можно потом сбросить. Только пережив все горе, можно выйти из него. Наоборот, если все переживания подавлены, то горе скорее всего найдет себе выход в теле, то есть человек потом будет болеть (психосоматика).
Переживание горя — это часть жизни, и мы ответственны за то, как мы относимся к горю. Опять таки, мы можем стать «жертвой судьбы» или выбрать путь свободы и расти, пережив горе, выйти из него личностью, обогащенной этим опытом.
Осмысление страдания, осмысление смерти очень важны. Если нет осмысления, если нет смысла в страдании, тогда трудно будет миновать депрессию у пациента, родственников, близких. Можно говорить о том, что есть определенная задача, когда человек лишается близкого. Владыка Антоний Сурожский советует всматриваться в жизнь человека, который умер, и изучать, что в его жизни было достойно, светло, велико, увидеть величие человека, и чтобы мир не оскудел после его смерти, воплотить именно эти качества в своей собственной жизни. Цель в том, чтобы мир не стал более бедным от того, что человек умер. Задача тех, кто потерял близкого человека и кажется, что самый смысл жизни, может заключаться в том, чтобы продолжать в этом же русле. Кроме того, это имеет очень хороший «побочный эффект», потому что если мы будем жить тем светлым, как этот человек жил, мы будем едины с ним или с ней. И так реально продолжается наша связь с ушедшим.
И другая задача может состоять в молитве. По словам Владыки Антония Сурожского, молитва — это единственный путь к соединению с усопшим, ведь усопший живет сейчас в Боге, и чем глубже мы будем жить молитвой и общением с Богом, тем глубже мы будем с человеком, который умер, т.е. перешел в Вечность. Но только молитвы недостаточно. Еще один способ (задача), чтобы быть единым со своим близким умершим, может состоять в том, что молитва должна воплотиться в самую жизнь. А именно: надо поступать таким же образом, как поступил бы ушедший в самых светлых проявлениях его жизни. И таким образом умножается любовь и свет в мире, что она глубже может соединять нас с ним во Христе. Если мы так будем приносить плоды во имя ушедшего, тогда можно сказать Христу — «Не приписывай это мне, эти плоды принадлежат усопшему».
Именно об этих задачах можно говорить с родственниками или близкими, которые горюют, чтобы они не безутешно замыкались на своем горе, на своих эмоциях и на своей разлуке. Конечно, горевать надо, конечно, плакать надо, но задача — не отчаиваться окончательно. А сделать все, чтобы связь с усопшим углублялась.
И еще: если умерший и его родственники неверующие, тогда, может быть, стоит говорить с его родственниками о том, что всякая любовь — от Бога. Потому что Бог— есть Любовь. И можно говорить о том, что да, он умер, он уснул, но ваша любовь такая крепкая, такая глубокая, что она не может умереть. Любовь ваша вечна, и вы будете снова встречаться. Даже если вам сейчас это непонятно, и вы этому не верите. Возможно, поделиться своим собственным опытом в том, что касается жизни близких людей, уже ушедших в Вечную жизнь.
И Владыка Антоний Сурожский говорит: «Не смей говорить, что мы ЛЮБИЛИ друг друга. Мы ЛЮБИМ друг друга. Потому что у Бога все живы. Господь — это не Бог умерших, а Бог живых.». И так можно обращаться к ушедшим, так же как мы обращаемся к святым, и просто говорить с ними — ведь они живы, они все слышат и все видят.
Но часто, из-за того, что мы 
замыкаемся на своем горе, или на своей жизни, мы становимся плотяными, а пустая плоть, как известно, не пропускает свет, и мы не ощущаем их близость. А, может быть, нам не полезно это ощущать, потому что Господь ожидает от нас подвига, чтобы углубляться в молитвы. Именно в молитве встречаться, внутри сердца, души, а не ждать чудес вне нас. Я думаю, что наша задача заключается в стремлении к тому, чтобы встреча с человеком, который уже ушел к Богу, состоялась в глубине нашей души.
Недавно, дня два тому назад, у нас в хосписе умирала одна бабушка. Я ее не знала, но увидела, что она умирает. Я с ней посидела немного, и потом мы позвонили ее дочке, чтобы она приехала, для того чтобы быть рядом с ней (умереть же одному страшно!). За это время приехал ее внук, подросток лет восемнадцати, и видно, что ему очень неловко, ему страшно было. Мы с ним говорили о том, что он может сейчас дать бабушке самое ценное, — то есть держать ее за руку, и просто побыть рядом, поговорить с ней, ведь она была еще в сознании. А он не смог это сделать. Я говорила: «Ну, если вы сейчас этого не будете делать, тогда всю жизнь вы будете бояться смерти. Утешьте ее, побудьте с ней, и я буду рядом с вами, только не уходите». Он не смог. И его мама тоже не смогла. Медсестры мне говорили, что они оба сидели далеко, у поста дежурной, когда бабушка умирала, оставаясь одна, без своих родных. Они суетливо заботились о бумажках, которые надо было выписать. Это редкий случай, когда человек так боится, что из-за страха ничего не может дать своему близкому, даже когда тот стоит перед одинокой смертью.
В заключении я хочу сказать, я считаю, что мы должны взять на себя ответственность за наше отношение к жизни, к болезни и к смерти. Если мы не выработали собственное отношение к смерти, мы из-за страхов никогда не будем в состоянии жить всей глубиной жизни и никогда не сможем помогать другим.
Но у человека есть свободный выбор: он может идти по пути жертвы, то есть пассивности и ропота, и тем самым он попадет в экзистенциальный вакуум, либо выбрать путь личного роста, где он берет на себя ответственность за свое отношение к жизни и к смерти, и внутренне свободно подходит к своей кончине.
«Я разрешила себе рыдать». Как научиться жить после потери близкого
Много лет я жила беззаботной жизнью, шутила, что моя душа выбрала в этот раз воплощение, чтобы прийти сюда на каникулы. У меня были любящие родители, благоприятные обстоятельства, интересные занятия, хорошие друзья и возможность самореализации — многое давалось легко. Потом, лет в 35 резко пришлось повзрослеть.
Одного за другим жизнь начала забирать близких. Сначала ушла тетя. Через два месяца — отец. Потом еще одна тетя. Не стало кошки, которая была членом семьи и прожила со мной 14 лет. Еще через год мамы. И через год, в этом августе, когда я была уверена, что темные времена наконец позади — новорожденного сына.
В этих утратах я научилась скорбеть. Не сразу.
Разрешить себе боль
Когда не стало папы, времени себя жалеть не было. Была другая страна за окном (родители жили в Германии, а я в Петербурге), была забота о маме, документы, переводы, организация дел.
Пока я была в Германии, мой небольшой бизнес в России стал то и дело садиться на мель. Потом мы ушли в минус. Еще несколько лет назад клиенты отказывались решать дела удаленно, и сделки не заключались. Месяца через 4, когда я вернулась в Россию, вытащила из оперативных минусов свое агентство и поняла, что больше, наконец, никого не надо спасать, мне стало больно. Уже за себя.
Но я не разрешила себе эту боль. Мне показалось, что плакать уже поздно.
Что позади столько времени. Что плакать глупо и неуместно. Когда я видела где-то на улице мужчин папиного типажа, в горле вставал ком. Иногда по вечерам меня прорывало рыдать, но я боялась испугать своей эмоцией мужа.
— Расскажи мне про него, каким он был? Что самое яркое про него ты вспомнишь? — спросила меня про папу на деловой встрече в тренинговом центре психолог. Спросила, кажется, не ожидая ответов. И выдала пачку бумажных носовых платков.
Она же научила меня методу отложенного горевания. Отложенного не в том плане, как применяла его я, контейнируя в дальние углы сердца, а в том, как оставаться уместной, как давать себе ресурс и на дела, и на горе.
Для проживания горя, после самой первой и острой стадии, выделять себе четкое время, когда можно быть одной, дома и в безопасности. Ну или если и не одной, то там, где есть спокойное пространство хотя бы на 20 минут. Скажем, 21:00. И каждый раз, когда накатывает болью и слезами в другое время, говорить себе, что я дам им место и время, но попозже. Заключить с собой пакт. Не запрещать горевать.
Жить за себя и родителей
Что я делала и как себя чувствовала, когда не стало мамы, я точно не помню. Я не убивалась, но жизнь была словно в тумане. На следующий после смерти день, помню, я поехала в центр города, пила кофе, слушала музыку уличных исполнителей, смотрела на солнце, на июльские цветы, на ярких людей. Во мне было щемящее чувство остроты жизни и ощущение, что моя главная задача теперь — жить. Жить за себя и за родителей. А еще быть счастливой, потому что именно этого они бы хотели.
Что было заметно, так это то, что не было сил. Как будто мой внутренний аккумулятор стал слабее на 40%. Можно было сколько угодно спать, стараться правильно и вкусно себя кормить, водить в бассейн и на массаж, но от привычных усилий в момент приходила усталость.
Никак было не перестроиться в плане работы. Правда, тут на помощь пришла пандемия. Работа в агентстве снова почти стояла. Из-за снижения работоспособности я не могла нас куда-то выдернуть, резко спасти, отпустила половину команды, но тут в целом было непросто всем.
После папиной смерти, когда он мне снился, я все спрашивала его, как же так, ведь он умер? Когда умерла мама, почти во всех моих снах она снова была живой. Эти сны мне снятся и по сей день, хотя прошло больше года. В некоторых снах она снова болеет. В других просто почему-то должна уйти в место без связи через пару часов. Скорбь по ней тоже перешла в моем случае в действия, потому что нужно было разбирать ту квартиру, где они с папой прожили почти 18 лет.
Как снится мне мама, так снятся и бесконечные кладовки, чемоданы, шкафы. Я все разбираю и разбираю их в той квартире.
Мне кажется, в этом кроется какое-то медленное отпускание родителей из моей жизни.
Грусть по маме похожа на нее саму. Она бережна ко мне. Как ни странно, ужас от невозможности попасть из-за ковида в Германию, когда мы узнали о том, что маме остались годы, месяцы или даже недели, был сильней той боли, какой-то очень светлой, когда мама ушла. Я часто думаю, что давно не звонила ей. Продолжаю загадывать, чтобы она не болела, когда вижу совпадение цифр на часах. Не перестроиться, что ее уже нет.
Время от времени, когда накатывает осознание, что ее не вернуть, на глаза наворачиваются слезы, но в этот момент я словно чувствую ее рядом, как будто она обнимает.
Тем летом, когда ее не стало, я пару месяцев жила одна в той квартире и плакать себе разрешала. Не боялась никого напугать. Поэтому горе проживалось иначе. Наверное, правильней.
Рыдать, чтобы не разорвало в клочья
Когда на четвертый день после родов я проснулась и стала мамой без малыша, там, у стен реанимации, я взвыла в голос. День за днем я разрешала себе рыдать. Мне казалось, что если это горе я оставлю в себе, то оно разорвет меня в клочья. Рыдать мужу, психологу, рыдать при враче, при друзьях. Я вдруг отпустила свое «а что подумают» — насколько смогла.
Важным советом в одной из книг или статей для меня стала идея признать себя пострадавшей, вместо того, чтобы держать себя молодцом или себя же винить.
Впервые в жизни я смогла войти в острое горе, не пытаясь быть сдержанной, дала себе право быть в нем столько, сколько оно будет просить, и через пару недель поняла, что смогла улыбнуться.
Тогда же или чуть раньше я начала писать. Писать про свою историю, про свои дни, про мысли и про надежды. Это горе стало горем созидательным. Стадия проживания гнева вылилась в злость на то, как бывает, на то, что не принято говорить об утратах, на то, как табуированность темы смерти заставляет людей молчать, а горе разрушает их изнутри. Мне захотелось изменить эту ситуацию.
Дать себе время
Своими примерами я хочу рассказать, что горе бывает разным. Нет «правильного» или «неправильного» пути. Кто-то горюет месяц и снова возвращается в жизнь. Кто-то горюет годами.
Психологи говорят, что первичная адаптация к утрате длится год. После начинается интеграция обратно в окружающий мир, возвращается интерес к жизни. Для полного восстановления потребуется три года. За это время возвращается прежний запас энергии, выстраиваются заново жизненные ценности, затягивается «дыра» в душе. У отдельных людей эта стадия может быть и до пяти лет.
Первый год кого-то уносит в эмоциональную тьму, а у кого-то кончаются силы.
Если горе случилось с вами, дайте себе время. Много времени. Дайте себе годы, в которые важно быть бережными к себе, в которые будет совсем нормально, если у вас вдруг мало сил, если вдруг хочется плакать.
Заботьтесь о своем теле. Не бойтесь обратиться к психологам, особенно к тем, кто умеет работать с утратой. Вы никому не должны — ни быть в форме через месяц или даже год, ни постоянно рыдать. Чужие ожидания происходят тоже от незнания, неумения, непонимания.
Как помочь близкому, у которого случилось горе
Если горе случилось с вашими близкими, будьте рядом с ними. Не бойтесь плакать с ними вместе. Спросите, хотят ли они поговорить о том, кого потеряли. Дайте им возможность выговориться, чтобы они не чувствовали себя в изоляции. Именно изоляция стопорит горе, человек застревает в нем, в своих эмоциях. Не дает себе на них права.
Многие избегают темы разговоров об усопшем, словно боятся ранить горюющих, но обычно горюющим, наоборот, важно поговорить о тех, кого уже нет. Это помогает открывать чувства, освободить слезы или радость, помогает признать, что они важны для нас, что они были, что они оставили след в жизни. Их нельзя отменить.
Если ваш близкий закрывается, избегает общения, то тогда, скорее всего, ему действительно хочется побыть одному. Но важно помнить, что многим сложно просить о помощи.
Если вы хотите позаботиться о близком, спросите его напрямую, можно ли к нему приехать. Предложите конкретную помощь. Фразы «обращайся, если что-то нужно» или «могу ли я тебе чем-то помочь» звучат скорее как проявление вежливости. Требуется большая близость, чтобы обратиться к тем, кто предлагает такое.
Если вы хотите быть действительно полезны человеку, предложите что-то конкретное. «Хочешь, я тебе привезу вкусных домашних котлет?» «Скажи, ты не будешь против, если я тебе закажу фруктов? Каких ты бы хотел?» «Давай я свожу тебя в поликлинику, когда тебе назначено?»
Не торопить людей в проживании горя
В принципе, советов, как поддержать близкого, у которого случилось горе, довольно много в сети и в книгах. Многие уже не раз читали и про стадии горевания, и про то, что они не всегда идут подряд, и могут несколько раз сменять одна другую, и могут быть неравномерны по длительности. То есть информация, чтобы быть «подкованными» в первые моменты, у нас есть. Как правило, сложность возникает чуть позже. И прямо сейчас мы с этим столкнулись сами.
Где-то через 2-3 недели, когда близкие увидели, что мы стали устойчивей, они переключились на свои дела.
И это нормально, у всех своя жизнь, мы не казались больше теми, с кем постоянно надо сидеть, держа за руку. Но они сделали так много для нас, что было очень сложно снова попросить о помощи и внимании.
Если взять весь мой опыт проживания утрат самых близких людей, я бы собрала следующие ловушки, связанные с примерными временными рамками, в которых может оказаться горюющий:
Если трагедия утраты близкого человека коснулась вашего близкого, человека, который вам действительно дорог, то постарайтесь первый год быть ближе, чаще спрашивать, как дела, предлагать встретиться и посидеть вместе, чем-то помочь. Поощряйте его разговоры об ушедшем, говорите о смыслах жизни и смерти, дайте понять, что его эмоции, какими бы они ни были, горестными или счастливыми — совершенно нормальны.