Корогод что это у есенина
Значение слова « Корогод »
В словаре Даля
корогодить южн. зап. искажен. произносится также карагод: хоровод, хороводить: в смол. калужск. карагодом зовут целый ряд, порядок чего либо, и пр. ряд свай.
В словаре Фасмера Макса
корого́д
«хоровод», диал.; карагод, ю.-в.-р., ряз. (ЖСт., 1898, вып. 2, стр. 213); корово́д, олонецк. (Кулик.); караю́д, вятск. (Васн.); укр. корово́д, блр. корого́д (уже у Скорины, в 1520 г.; см. Соболевский, Лекции 113; Брюкнер, KZ 48, 163).
Это слово представляется тождественным слову хорово́д, которое, вероятно, происходит от греч. χορός (см. хор) и води́ть, но в таком случае остаются загадочными к и г. Поэтому некоторые ученые рассматривают форму корого́д как более стар. (Булич, ИОРЯС 9, 3, 427; Брандт, РФВ 22, 126; Соболевский у Зеленина, ИОРЯС 10, 2, 454 и сл.), но убедительная этимология последней формы еще не получена. Сомнительна связь по чередованию с че́рга «очередь», укр. че́рга – то же, че́рег (Ильинский, ЖСт., 16, 1, 39 и сл.), поскольку последнее, возм., заимств. из тюрк. (см. литер. у Бернекера 1, 145). Привлеченное Ильинским лит. kergiù, ker̃gti «покрывать, случаться (о животных)», kargýti – то же, слишком далеко по знач. Предположение о заимствовании из вепс. kargaidan «пляшу» (Зеленин, там же), эст. kargan «прыгаю, скачу» отвергается Калимой (15, RS 6, 75). Таким образом, пока имеет смысл считать исходным хорово́д, которое подверглось влиянию другого слова; ср. Фасмер, Гр.-сл. эт. 221; Калима 15; Шрадер–Неринг 2, 510.
Корогод что это у есенина
Есть у С. Есенина чудесное стихотворение «Гой ты, Русь моя родная…», написанное им еще в 191 4 г. с характерной и постоянной для него мыслью: «Не надо рая, дайте родину мою». В этой жанрово-психологической миниатюре просто нельзя пройти мимо слова корогод:
Без его правильного понимания читатель не может себе представить конкретной картины, нарисованной поэтом. Оно властно требует комментария, поскольку мы не очень понимаем, где гудит «веселый пляс».
В книге С. Есенина «Стихи и поэмы» школьной библиотеки (М., 1974. С. 13) составитель в сноске толкует существительное корогод следующим образом: «Корогод – искаженное от хоровод». Да, действительно, это слово надо объяснить современному читателю, но точнее.
Скажем обо всем по порядку. Корогод толкуется как искаженное от хоровод. Не кажутся ли в таком случае вам более чем странными цитируемые есенинские слова: на лугах гудит веселый пляс за… пением и плясками (!). Ведь хоровод – название древней славянской игры, участники которой идут по кругу с пением и плясками (ср.: Хорошо в лугу широком кругом В хороводе пламенном пройти – А.Блок. «Май жестокий с белыми ночами…»).
Итак, не вдаваясь здесь в трудные вопросы происхождения слова корогод (нам оно вовсе не представляется искажением существительного хоровод), сделаем только следующий из логики слов вывод: предложно-падежная форма за корогодом у поэта имеет здесь совсем другое значение, нежели «за хороводом».
И это значение, несомненно, пространственное, такое же, каким оно является у предложно-падежного сочетания на лугах. Где же гудит веселый пляс? На лугах, за корогодом, т. е. за порядком – «за домами, образующими улицу» (см.: Даль В. Толковый словарь…, где отмечается и значение «порядок» у слова корогод и объясняется слово порядок как «ряд домов, составляющих одну из противоположных сторон улицы деревни или села»).
Гравюра художника С.Харламова к стихотворению С. Есенина. 1994 г.
Теперь все в порядке. Наши затруднения связаны с использованием здесь этого слова.
Анализ стиха «Гой ты, Русь, моя родная!» Есенина
Текст стихотворения «Гой ты, Русь, моя родная!»
Сергей Есенин
Гой ты, Русь, моя родная!
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа…
Не видать конца и края –
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
“Кинь ты Русь, живи в раю!”
Я скажу: “Не надо рая,
Краткий анализ произведения
В произведении «Гой ты, Русь, моя родная. », считающемся одним из лучших в наследии поэта, отразилась его безграничная любовь к родной стране.
Меня впечатлило это стихотворение, так как в нём автор говорит о любви к родине.
Мне нравится 21 Не нравится 9
Анализ стиха «Гой ты, Русь, моя родная!»
Сергей Есенин как поэт оставил огромный след в русской литературе. К моменту написания стихотворения «Гой ты, Русь моя родная…» в 1914 году Есенин уже приобрел славу известного московского поэта. Поэтической славы он добился в том числе и благодаря стихотворениям на тему Родины, которой он посвятил большую часть произведений.
Главная тема стихотворения
Образ Руси для Есенина – это его деревенский мир, по которому московский озорной гуляка уже успел стосковаться, — мир деревенского быта и деревенской природы. В домах «пахнет яблоком и мёдом », «у низеньких околиц звонко чахнут тополя».
Это серенькая красота средней полосы России, но для каждого деревенского угла и для каждой кочки Есенин находит яркое слово. Критики отмечают, что в действительности описываемые поэтом явления гораздо скучнее и тусклее, чем подобранные им поэтические описания. Есенин сливается с природой, черпает из деревни силы и вдохновение.
В стихотворении поэт обращается к прошлой деревенской жизни, пытаясь воскресить живительные ощущения, которые он испытывал при прогулках в русских лесах и лугах, при работе и созерцании.
Главная тема стихотворения – любовь к Родине, желание питаться этой любовью, вдыхать её, переживая прошлое, и излучать ответно.
В поэтическом возвращении на Родину Есенин видит себя «захожим богомольцем», словно он находится в пути к некой святыне, спешит ей поклониться и трепетно прикоснуться к ней, мечтая о душевном исцелении. Деревенская Русь ассоциируется с большим храмом, светлым и ясным.
Настроение стихотворения праздничное: это одновременно и радость свидания, и праздник в селе – Спас с девичьим смехом и плясками на лугах.
В последней строфе Есенин намекает, что он побывал уже во многих странах мира, но нигде не был счастлив так, как в России. И даже если ему предложат поменять Родину не на другую страну, а на рай, он знает, что не найдет счастья и в раю – ему нужна его нищая и богатая, пьющая, веселая и плачущая, возвышенная и примитивная, богомольная и богохульствующая Русь.
Структурный анализ стихотворения
Начало стихотворения показательно – оно стилизовано под обращение в диалогах в древних русских былинах («Уж ты гой еси, добрый молодец). «Гоити» на древнерусском означало пожелание здоровья и процветания. Всюду народный язык, диалектизмы, показывающие трепетное отношение автора к своей родине: «звонно», «корогод», «лех», «приволь».
Размер, используемый поэтом, — пятистопный хорей, он сообщает стихотворению решительный, смелый ритм, и чем ближе к финалу, тем более решителен поэт – он осознает, что главное для человека – это любовь к родной земле, которую он впитал с молоком матери и которая спасительная для него на любых жизненных поворотах.
Мне нравится 1 Не нравится
Подробный анализ стихотворения
История создания
История создания анализируемого стихотворения тесно связана с жизненными обстоятельствами С. Есенина. Из-под пера молодого поэта оно вышло в 1914 году, когда он переехал в Москву.
Напряжённые отношения с отцом, который считал, что труд писателя не лучший способ обеспечивать себя, первая серьезная любовь, выбор между учебой и службой. Все эти переживания стали толчком для написания стихотворения.
Когда поэт начинал тосковать по спокойной жизни в селе, он обращался к деревенской тематике. В раннем периоде его творчества этот пласт занимает заметное место.
Тема
В анализируемом стихотворении поэт раскрывает вечную тему любви к Родине. В контексте нее развивается и идея о том, что родные просторы дороже рая. Произведение написано от первого лица, что максимально приближает лирического героя к автору.
Лирический герой наслаждается видом, который открывается его глазам в деревнях. Родные деревенские избы, хаты напоминают ему – образа в ризах. Это не случайно: эта деталь указывает на огромное значение религии для русского человека. Герой восхищается бескрайними просторами, наслаждается их синью.
Рассматривая пейзажи, герой чувствует в сердце такую же торжественность и умиротворённость, как во время пребывания в церкви, поэтому себя он сравнивает с богомольцем. В третьей и четвёртой строфах автор изображает луг, зелёное приволье, но и здесь он находит место религиозной составляющей.
Лирический герой ощущает запах Спаса, в котором смешались ароматы яблок и меда. Спас он не зря называет кротким, намекая на трепетное отношение людей к вере. В изображении природы особое внимание обращается на звуки: смех и гул веселого пляса. Это всё наполняет сердце радостью.
В последней строфе лирический герой достигает пика своих эмоций. Он признаётся Родине в любви, сравнивая её с раем.
Композиция
Стихотворение невозможно разделить на части по смыслу, так как все эмоции и переживания тесно сплетаются в единый монолог лирического героя. Только последняя строфа выделяется на фоне предыдущих: автор отходит от пейзажных зарисовок и дает волю эмоциям. Формальная организация такая же простая, как и смысловая. Стих состоит из пяти катренов.
Жанр
Жанр произведения – лирическое стихотворение, так как в нём нет сюжета, строится оно на мыслях и чувствах лирического героя. Анализируемое стихотворение имеет ярко выраженный эмоциональный характер и наполнен пейзажными зарисовками.
Стихотворный размер – четырёхстопный хорей. С. Есенин использует перекрестную рифмовку АВАВ, мужские и женские рифмы.
Средства выразительности
В произведении поэт использует самые разные средства выразительности. При помощи них он создаёт панорамную картину родного края, выражает эмоции, которые переполняют лирического героя. Также языковые средства помогают Есенину лаконично отобразить особенности русской культуры.
В тексте часто встречаются метафоры: «синь сосёт глаза», «звонко чахнут тополя», «гудит за корогодом на лугах веселый пляс», «прозвенит девичий смех». Воспроизведенные картины дополняются эпитетами – «кроткий спас», «весёлый пляс», «девичий смех» и сравнениями: «как захожий богомолец, я смотрю твои поля», «как серёжки, прозвучит девичий смех».
Тропы, использованные в тексте, поражают соединением простоты и глубокого смысла. Несколькими словами поэт может рассказать то, на что другие выделяют целые абзацы.
В последней строфе поэт использует яркую аллитерацию, нанизывая слова с согласным «р», он подтверждает, что его слова не мгновенное восклицание, рождённое сиюминутными эмоциями, а обдуманное решение.
Мне нравится 11 Не нравится 4
Сочинение о стихе Гой ты, Русь, моя родная!
Поэту Сергею Есенину довелось побывать во многих странах мира, однако он неизменно возвращался в Россию, считая, что именно здесь находится его дом. Автор множества лирических произведений, посвященных родине, не был идеалистом и прекрасно видел все недостатки страны, в которой ему довелось появиться на свет.
Тем не менее, он прощал России грязь и разбитые дороги, беспробудное пьянство крестьян и самодурство помещиков, возведенную в абсолют веру в доброго царя и нищенское существование народа.
Есенин любил свою родину такой, какая она есть. Имея возможность навсегда остаться за границей, все же предпочел вернуться, чтобы умереть тем, где и родился.
Одним из произведений, в котором автор воспевает свою землю, является стихотворение «Гой ты, Русь, моя родная…», написанное в 1914 году. К этому моменту Сергей Есенин уже жил в Москве, успев стать достаточно известным поэтом.
Тем не менее, крупные города навевали на него тоску, которую Есенин безуспешно пытался топить в вине, и заставляли мысленно обращаться к недалекому прошлому, когда он был еще никому неизвестным крестьянским пареньком, свободным и по-настоящему счастливым.
В стихотворении автор вновь вспоминает свою прошлую жизнь. Точнее, те ощущения, которые он испытывал, бродя по бескрайним русским лугам и наслаждаясь красотой родного края. Себя в этом произведении Есенин отождествляет с «захожим богомольцем», который пришел поклониться своей земле, и, совершив этот нехитрый обряд, уйдет в чужие края.
Родина же у поэта при всех ее недостатках ассоциируется с один огромным храмом, светлым и чистым, который способен излечить душу любого странника и вернуть его к духовным истокам.
Собственно говоря, Россия до революции и являлась единым храмом, что подчеркивает в своем стихотворении и Есенин. Автор подчеркивает, что на Руси «хаты – в ризах образа». И, вместе с тем, не моет пройти мимо нищеты и примитивности уклада русского быта, где «у низеньких околиц звонко чахнут тополя».
Благодаря умению и поэтическому таланту в стихотворении «Гой ты, Русь, моя родная…» Есенину удается воссоздать весьма контрастный и противоречивый образ своей родины. В ней органично переплетаются красота и убогость, чистота и грязь, земное и божественное.
Однако поэт отмечает, что ни на что не променяет аромат яблок и меда, который сопровождает летний Спас, и девичий смех, звон которого поэт сравнивает с сережками.
Несмотря на множество проблем, которые Есенин видит в быте крестьян, их жизнь кажется ему более правильной и разумной, чем своя собственная. Хотя бы потому, что они чтят традиции предков и умеют радоваться малому, ценят то, что имеют.
Поэт по-доброму завидует сельским жителям, у которых есть их главное богатство – плодородная земля, реки, леса и луга, которые не перестают восхищать Есенина своей первозданной красотой.
И именно поэтому автор утверждает, что если и существует на свете рай, то он находится именно здесь, в сельской русской глубинке, которая еще не испорчена цивилизацией, и сумела сохранить свою привлекательность.
«Не надо рая, дайте родину мою», – этой простой и лишенной «высокого штиля» строчкой поэт завершает стихотворение, словно бы подводя некий итог. На самом же деле автор хочет лишь подчеркнуть, что безмерно счастлив возможности жить там, где он чувствует себя частью своего народа.
И это осознание для Есенина гораздо важнее, чем все сокровища мира, которые никогда не смогут заменить человеку любовь к родной земле, впитанную с молоком матери, и оберегающую его на протяжении всей жизни.
Мне нравится 1 Не нравится
Читайте также: Анализ стихотворения «Край любимый. Сердцу снятся» С. Есенина.
Смысловая оригинальность при раскрытии темы родины в стихотворении «Гой ты, Русь, моя родная…» заключается в том, что родина для лирического героя привлекательнее самого рая. Более того – она и есть рай. Об этом говорится в заключительном четверостишии текста.
Итоговая таблица рейтинга Краткий анализ произведения 12 Подробный анализ стихотворения 7 Анализ стиха «Гой ты, Русь, моя родная!» 1 Сочинение о стихе Гой ты, Русь, моя родная! 1
Во МХАТе сошлись все женщины Есенина
Кехман показал первую премьеру после ухода Боякова
Сегодня во МХАТе им. Горького премьера, которую с нетерпением ждут многие. И само название – «Женщины Есенина», и контекст последних мхатовских событий, в который вписан премьерный спектакль, возбуждает нешуточный интерес. Проект запущенный еще бывшим худруком театра Эдуардом Бояковым, принял и заканчивал уже новый гендиректор – Владимир Кехман, который, по сути, выпускал кота в мешке. За день до премьерного показа на первом прогоне побывал обозреватель «МК».
Фото: Слава Новиков.
Здание на Тверском бульваре осаждает толпа. QR-коды на входе, закадровый мужской голос в фойе на всех этажах твердит про маски и дистанцию. Огромный зал забит: пресса, «свои» (папы-мамы), вездесущие театральные старушки, что раньше других проникают на превью. Всех волнует жизнь самого русского поэта Сергея Есенина, чью судьбу и творчество исследовал писатель и депутат Захар Прилепин, а драматург Елена Исаева адаптировала для мхатовской сцены его изыскания. На постановку приглашена известный режиссер из Латвии Галина Полищук, и это ее первая работа в Москве.
Беспутный поэт-гуляка и его шесть любящих женщин помещены на большой сценический круг, который шаток, никак не найдет равновесия, – какой была и сама жизнь поэта. Его душа никак не может обрести покой и счастье с той единственной, которой он посвящает стихи, которую ревнует, мучает дурным характером, поколачивает и все равно бросает. Их шесть – Аня (Изряднова), Зина (Райх), Айседора (Дункан), Галя (Бениславская), Соня (Толстая) и мать (Татьяна). Любимые, но оставленные. Женщины встречаются на кладбище (вторая сцена), где ни могил, ни крестов – лишь стул с пиджаком на спинке.
Вообще условность как прием, взятый режиссером с самого начала, пройдет через все два акта. На кругу, который больше вращается, чем стоит на месте, в быстром темпе сменяются родное село Есенина – Константиново, Москва, Питер, Париж, Штаты. Возникают или помянуты культовые фигуры двадцатых – модные литераторы (Мариенгоф, Куликов, Белый, Маяковский и др. ), режиссер (Мейерхольд) и, естественно, есенинские женщины. У двух из них родятся дети, и отцом Сергун (так называют его друзья и Райх) им, как следует из повествования, будет так себе. Собственно, образ поэта, певца русских березок, Москвы кабацкой, стихии русского характера, отнюдь не лучшего, представят уж как есть, но только не стерильным из советского учебника.
Да, он – стихия, вобравшая в себе и высокое, и низкое, и грязь, и чистоту, а чего больше – решать каждому. Для одних он останется гулякой, алкоголиком с надорванной психикой, скандалистом, грубым и даже жестоким, но ранимым человеком, писавшим ясноглазую лирику. Для других – поэтом, за свой поэтический дар расплатившимся кровью, в том числе и кровью близких. В общем, знать бы, из какого сора растут стихи, не ведая стыда.
Фото: Слава Новиков.
«Женщины Есенина» вызовут споры по содержанию. К гадалке не ходи – найдутся оскорбившиеся за русского поэта, но нельзя не согласиться с тем, что Галине Полищук и команде, работавшей над спектаклем, удалось передать образ – и поэта, и его стихийного и талантливого творчества, – тот вихрь, в котором он жил, любил, страдал, писал и сгинул по собственной воле.
Антракт. Спешу за кулисы. В первую очередь к исполнителю главной роли – Андрею Вешкурцеву (советую запомнить это имя). И не только потому, что без особого грима он действительно похож на молодого Есенина.
– Андрей, а тебе кто-нибудь об этом говорил? – спрашиваю его.
– Бабушка, бабушка повторяла.
– Какие первые впечатления?
– Рабочие. Проверяем на зрителе: кто смеется, кто вздыхает. А кое-кто в креслах ерзает – на сцене все слышно.
Если поначалу в его игре еще ощущалось какая-то скованность, то уже после сцены на пароходе от зажима не осталось и следа: появилась свобода, неуловимая легкость в эмоциональных переходах. Удивительно, но в послужном списке молодого артиста до сих пор не было главных или даже вторых ролей. Зато, если верить его страничке на сайте МХАТа, он – специалист все больше по слугам (четверо слуг в разных спектаклях), исполнитель роли матроса и еще хориста в спектакле «Лес». А тут он Есенина размашисто рисует. Не сомневаюсь, что эта роль станет стартом для взлета.
Объект за кулисами №2 – Екатерина Волкова, она играет роль Айседоры Дункан. В гримерной она, как и ее героиня, босиком: все же танцовщица-босоножка Дункан, на 17 лет старше Есенина, безоглядно полюбившая эту русскую пропащую золотую голову. Айседора у Волковой – роскошная, свободная, красивая. И платье на ней – прозрачное, с золотой нитью (костюмы Ирины Белоусовой). Да, думаю, красивая актриса на сцене теперь большая редкость. Да еще с драматическим даром. Записываем с Айседорой, то есть с Катей, небольшое видео: актриса вошла в проект еще в июле, по личным причинам у нее были сомнения, но потом она поняла, что будет интересная работа. Она также высоко ценит своего молодого партнера: «Я вижу, как он набирает с каждым днем».
Фото: Светлана Хохрякова
Волкову больше воспринимают как киноактрису, но после роли Айседоры у нее явно двинется и театральная карьера. О чем я ей и сообщаю. А она: «Мне уже предложили здесь несколько ролей».
В спектакле кроме Волковой еще две приглашенные актрисы – Екатерина Стриженова (мать), Галина Бениславская (Агния Кузнецова) – хорошие, запоминающиеся работы. В остальных ролях заняты артисты МХАТ Горького – более двадцати; их класс можно теперь оценить, особенно молодого состава – интересно работают. Спектакль, который на прогоне, понятно, был еще сырым, требующим отделки, тем не менее живым, настоящим. В нем практически одновременно существуют ярость любви, поэзии и революции (политические акценты, к счастью, не преобладают, но обозначены). Все это сталкивается и разлетается в одном пространстве, в бесшовной режиссуре мизансцен.
Казалось бы, совсем не новый прием перехода драмы в танец и обратно в данном случае уместен и выполнен так изобретательно тонко (хореограф Анастасия Кадрулева), что эти сцены публика сопровождает аплодисментами. Так же интересно поставлены сцены драк, до которых, как известно, Есенин был охоч.
Фото: Слава Новиков.
Могу легко сравнить прогоны спектакля «Чудесный грузин», где участвовала Бузова (к счастью, снятого с репертуара), и «Женщин Есенина». Если на Бузовой люди изнывали от скуки и отпускали шуточки про «позор МХАТа», реагируя лишь на появление Instagram-дивы среди ходульных артистов, то здесь все совершенно иначе: внимание, подключение, незамедлительная реакция зала.
Как сложится судьба спектакля в театре, в котором до последнего времени еще сохраняется внутренний художественный конфликт, сказать трудно. Но, может быть, именно он станет тем переходным этапом, тем мостиком, который перестанет разделять разные поколения артистов и повернет труппу к истокам, выведет его на современный уровень.
Текст книги «Лингвистические детективы»
Автор книги: Николай Шанский
Языкознание
Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Шушун
С этим не совсем понятным словом мы шапочно знакомы, конечно, по трогательному стихотворению С. Есенина «Письмо матери»:
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
На первый взгляд слово шушун (а обозначает оно, кстати, старинную верхнюю женскую одежду типа телогрейки, кофты) является у Есенина таким же диалектизмом, как наречие шибко – «очень».
Но это не так. Слово это было давно широко известно в русской поэзии и ей не чуждо. Оно встречается уже, например, у Пушкина («Я ждал тебя; в вечерней тишине Являлась ты веселою старушкой, И надо мной сидела в шушуне, В больших очках и с резвою гремушкой»), шутливо описывающего свою музу.
Не гнушался этим словом и такой изысканный стилист XX в., как Б. Пастернак. Так, в его небольшой поэме или большом стихотворении «Вакханалии», написанном в 1957 г., о существительное шушун мы «спотыкаемся» сразу же в его втором четверостишии (старух шушуны).
Поэт и пиит
В произведениях С. Есенина – в зависимости от их темы и жанра – мы находим причудливое слияние фактов живой разговорной речи (не исключая большую струю диалектизмов) с явлениями традиционно-поэтического языка пушкинской эпохи, в частности даже прямое использование образов и строительного материала самого Пушкина.
Например, Пушкин явственно слышится у С. Есенина в стихотворении «Издатель славный. В этой книге…», где им используется пушкинская строка из «Медного всадника» (ср.: «Коммуной вздыбленную Русь» (Есенин) и «Россию поднял на дыбы» (Пушкин).
Заметим, что подобное обращение к русской классике встречается и у В. Маяковского, ср.: «Но как испепеляюще слов этих жжение» (Маяковский) и «Глаголом жги сердца людей» (Пушкин), «В наших жилах кровь, а не водица» (Маяковский) и «Понять меня, я знаю, вам легко, ведь в ваших жилах – кровь, не молоко» (Лермонтов) и т. д.
Это обстоятельство следует отметить особо, поскольку оно свидетельствует о прекрасном литературном образовании поэта. А ведь долго бытовало мнение о том, что стихи С. Есенина не имели прямой, непосредственной связи с литературой.
Между тем в произведениях поэта немало и элегических, и одических слов русской поэзии первой четверти XIX в., и поэтических вольностей. В его стихах являются нередкими слова и обороты типа: певец – «поэт», Пегас, куща, сень – «тень», час – «время», муза, длани – «ладони», багрец, лик – «лицо», уста – «губы», о други игрищ и забав, лазурь, врата – «ворота», бег светил, час прощальный, персты – «пальцы», пригвождены, ко древу, вежды, нежить, брега – «берега», дщерь, златиться, узреть – «увидеть», бразды – «борозды», дол – долина, нощь («Нощь и поле, и крик петухов…»), ладья – «лодка», сонм прободающие – «пронзающие», твердь, упование, страж – «сторож», нетленные, очи, кровля, сие, худые телеса, выя – «шея» (слова шея и выя употребляются поэтом рядом в стихотворении «Мир таинственный, мир мой древний…») и т. д.
В его произведениях мы встречаемся и с различными версификационно обусловленными поэтическими вольностями, дающими выигрыш в размере или рифмовке.
В качестве таких можно указать полногласные и неполногласные формы, например: берег – брег, середина – среда, ворог – враг, голос – глас (ср.: «На золотой повети гнездится вешний гром», и чуть далее «На нивы златые пролей волоса» в «Октиохе», «Протянусь до незримого города…», и чуть ниже «Обещаю вам град Инонию» в «Инонии» и т. д.), вокализованную форму глагола возлететь («Суждено мне изначально возлететь в ночную тьму…» в стихотворении «Там, где вечно дремлет тайна…»), формы крыл, плечьми, облак, произношение е в звездный и звездами, нощь вместо ночь и т. д.
Но за мир твой, с выси звездной,
В тот покой, где спит гроза,
В две луны зажгу над бездной
Незакатные глаза.
(«Там, где вечно дремлет тайна…»)
Звездами золотые копытца
Скатятся, взбороздив нощь.
И опять замелькает спицами
Над чулком ее черным дождь.
К таким же фактам поэтических вольностей XX в. относится употребление С. Есениным и пары поэт и пиит.
Разбуди меня завтра рано,
Засвети в нашей горнице свет.
Говорят, что я скоро стану
Знаменитый русский поэт.
(«Разбуди меня завтра рано…»)
В «Руси советской» мы встречаем, с одной стороны, форму пиит:
И это я!
Я, гражданин села,
Которое лишь тем и будет знаменито,
Что здесь когда-то баба родила
Российского скандального пиита.
А с другой стороны, форму поэт:
Но и тогда,
Когда во всей планете
Пройдет вражда племен,
Исчезнет ложь и грусть, —
Я буду воспевать
Всем существом в поэте
Шестую часть земли
С названьем кратким «Русь».
Никакой добавочной стилистической окраски, «шутливости или иронии», которая – по 4-томному «Словарю русского языка» (под ред. А. П. Евгеньевой. М., 1984) – свойственна слову пиит, рифмующемуся в приведенном отрывке со словом знаменит, в тексте из «Руси советской» нет. Слово пиит здесь чисто версификационно. Вполне возможно, что его появление в «произведении» навеяно пушкинским словоупотреблением «И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит» из его исповеди-завещания «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Ведь и С. Есенин говорит, если выражаться словами В. Маяковского, о «месте поэта в рабочем строю»:
…быть поэтом – это значит то же,
Если правды жизни не нарушить,
Рубцевать себя по нежной коже,
Кровью чувств ласкать чужие души.
Корогод
Есть у С. Есенина чудесное стихотворение «Гой ты, Русь моя родная…», написанное им еще в 191 4 г. с характерной и постоянной для него мыслью: «Не надо рая, дайте родину мою». В этой жанрово-психологической миниатюре просто нельзя пройти мимо слова корогод:
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Без его правильного понимания читатель не может себе представить конкретной картины, нарисованной поэтом. Оно властно требует комментария, поскольку мы не очень понимаем, где гудит «веселый пляс».
В книге С. Есенина «Стихи и поэмы» школьной библиотеки (М., 1974. С. 13) составитель в сноске толкует существительное корогод следующим образом: «Корогод – искаженное от хоровод». Да, действительно, это слово надо объяснить современному читателю, но точнее.
Скажем обо всем по порядку. Корогод толкуется как искаженное от хоровод. Не кажутся ли в таком случае вам более чем странными цитируемые есенинские слова: на лугах гудит веселый пляс за… пением и плясками (!). Ведь хоровод – название древней славянской игры, участники которой идут по кругу с пением и плясками (ср.: Хорошо в лугу широком кругом В хороводе пламенном пройти – А.Блок. «Май жестокий с белыми ночами…»).
Итак, не вдаваясь здесь в трудные вопросы происхождения слова корогод (нам оно вовсе не представляется искажением существительного хоровод), сделаем только следующий из логики слов вывод: предложно-падежная форма за корогодом у поэта имеет здесь совсем другое значение, нежели «за хороводом».
И это значение, несомненно, пространственное, такое же, каким оно является у предложно-падежного сочетания на лугах. Где же гудит веселый пляс? На лугах, за корогодом, т. е. за порядком – «за домами, образующими улицу» (см.: Даль В. Толковый словарь…, где отмечается и значение «порядок» у слова корогод и объясняется слово порядок как «ряд домов, составляющих одну из противоположных сторон улицы деревни или села»).
Гравюра художника С.Харламова к стихотворению С. Есенина. 1994 г.
Теперь все в порядке. Наши затруднения связаны с использованием здесь этого слова.
О странной строчке из поэмы С. Есенина «Анна Снегина»
Если иметь в виду наше современное языковое сознание и актуальное для нашего времени словоупотребление, то течь может жидкость (вода, кровь, сок и т. п. течет), время (время текло быстро, жизнь текла размеренно и т. п.) и предмет, который прохудился (крыша, лодка, ведро и пр. течет). Таким образом, современными значениями глагола течь являются значения «течь, литься» (о жидкости), «идти, проходить» (о времени) и «протекать, пропускать жидкость» (о прохудившемся предмете).
Но приходилось ли вам обращать внимание на глагол течь в поэме С. Есенина «Анна Снегина» (1925)? Он используется здесь поэтом (как и слово оладья) несколько необычно:
Ну что же! Вставай, Сергуша!
Еще и заря не текла,
Старуха за милую душу
Оладьев тебе напекла.
Необычность употребления существительного оладья в родительном падеже множественного числа в диалектной форме оладьев, а не в литературной – оладий и замечается быстрее, и объясняется проще: ведь перед нами прямая речь мельника, носителя соответствующего народного говора.
Особый характер глагола течь чувствуется слабее, хотя стилистически он играет явно ту же самую характерологическую роль и вводится поэтом для воссоздания народной речи.
Смысл строчки Еще и заря не текла ясен, ее можно перевести сочетанием «еще на рассвете» или «еще до восхода солнца» (ср.: ни свет ни заря). Но вот в каком значении употреблен здесь глагол течь – не совсем понятно. Ведь слово заря в своем прямом значении и не предмет, который может прохудиться, и не жидкость, и не время. Это, как определяют словари, «яркое освещение горизонта перед восходом или заходом солнца». Впрочем – стоп! В переносном значении, как это четко и определенно отмечается еще В.Далем, слово заря значит и «время освещения от солнца, находящегося под небосклоном», т. е. время восхода или захода солнца. Значит, перед нами не нарушение литературной нормы, не поэтическая вольность, а закономерное проявление глаголом течь общеязыкового значения «идти, проходить» (о времени), хотя и своеобразное, поскольку он сцепляется со словом заря не в первичном его смысле, а в переносном.
Есенинское употребление слова течь, как видим, спокойно укладывается в прокрустово ложе современных семантических законов. А вот обратившись к классической поэзии первой половины XIX в., мы найдем и такое использование глагола течь, которое с семантико-синтаксической точки зрения будет уже архаичным, устарелым. Ведь в XIX в. у поэтов мог течь и… человек, а не только жидкость, время и прохудившийся предмет. Сцепляясь с существительным, обозначающим человека, глагол течь имел временное значение «идти, проходить; быстро идти; бежать, нестись».
Вспомним, как писал, например, Пушкин:
Смотря на путь, оставленный навек, —
На краткий путь, усыпанный цветами,
Которым я так весело протек…
(«Князю А. М. Горчакову»)
(ср. у него же современные временные связи и семантику: «И многие годы над ними протекли…» («Подражания Корану»); «Но полно: мрачная година протекла…» («Второе послание к цензору»). Протек в значении «прошел»);
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом,
И тот послушно в путь потек (= пошел)
И к утру возвратился с ядом.
И мнится, очередь за мной,
Зовет меня мой Дельвиг милый…
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший (= «ушедший») гений…
(«Чем чаще празднует лицей…»)
Словесные связи глагола течь «идти, проходить» с обозначениями человека, так часто наблюдаемые в поэзии первой половины XIX в., восходят к старому – еще церковнославянскому – источнику: Петръ, въставъ, тече къ гробу – «Петр, встав, пошел к могиле» («Мстиславово евангелие», до 1117 г.), тогда Влурь влъком потече – «Тогда Влур волком побежал» («Слово о полку Игореве») и т. д.
Последнй пример косвенно свидетельствует, что течь (уже со значением «бежать, нестись») могли и животные, ср. у Даля – белка течет. Живой и актуальной эта семантика сохранилась до сих пор у просторечных глаголов того же корня: приставочного утечь и «перегласовочного» (очевидно, заимствованного из украинского языка) тикать.
О существительном обилие во множественном числе
В поэме С. Есенина «Анна Снегина» мы в самом ее начале натыкаемся (в речи возницы, везущего героя в Радово) на существительное обилие… во множественном числе:
Но люди – все грешные души,
У многих глаза – что клыки.
С соседней деревни Криуши
Косились на нас мужики.
Житье у них было плохое —
Почти вся деревня вскачь
Пахала одною сохою
На паре заезженных кляч.
Каких уж тут ждать обилий, —
Была бы душа жива.
Гравюра художника С. Харламова к стихотворению С. Есенина. 1994 г.
В современном русском литературном языке слово обилие имеет значение «множество, богатство» и в соответствии с этим употребляется, как и другие подобные ему абстрактные существительные (бездна, пропасть в количественном значении «много», энтузиазм, мудрость, слава и т. д.), только в единственном числе.
Чем и как объясняется здесь эта ненормативная, чуждая литературной речи грамматическая форма?
Может быть, она обусловлена какими-то стилистическими задачами, в частности речевой характеристикой персонажа, и носит тем самым такой же художественно оправданный характер, как в том же монологе, только немного ранее слова почитай (= «почти»: «Дворов, почитай, два ста»), неуряды (= «напасти»: «С тех пор и у нас неуряды») и форма два ста (= «двести»)?
Ответить на это можно однозначно и утвердительно. В таком случае – почему именно оно и именно во множественном числе? Ларчик открывается довольно просто: слово обилие употребляется здесь С. Есениным не в его литературном значении (слову со значением «множество, богатство» множественное число просто не нужно), а в диалектном значении – «урожай». Это значение слова обилие идет из древнерусского языка: Поби мраз обилие по волости («I Новгородская летопись»). Таковы скудно изложенные, но вполне достаточные сведения о слове обилие, устанавливающие полный контакт и взаимопонимание между читателем и поэтом.
Таинственное словосочетание
Когда я читаю стихотворение С. Есенина «О товарищах веселых…», какое-то особенно светлое и теплое, каждый раз меня охватывают совершенно невеселые мысли. Однако вовсе не от задушевного и грустного есенинского произведения, а по совсем другим, «внелитературным», основаниям. Ведь как это ни может показаться странным, ни в одном издании поэта – большом и малом – ни один есениновед не только не объяснял, но даже и не касался одного совершенно непонятного и темного восьмистишия, без толкования которого пейзажная зарисовка наступающей зимы кажется если не простым набором, то странной композицией удивительных в своих сочетаниях и самих по себе слов.
И дело здесь не только в своеобразности перифразы (т. е. описательного наименования) первой строчки восьмистишия («Ловит память тонким клювом…» = «вспоминаю»). И не столько в имеющихся здесь диалектизмах (о них я расскажу ниже). Больше всего языкового «шума и помех» содержится в словосочетании третьей строки второго четверостишия – парагуш квелый. Но приведем соответствующий отрывок:
Ловит память тонким клювом
Первый снег и первопуток.
В санках озера над лугом
Запоздалый окрик уток.
Под окном от скользких елей
Тень протягивает руки.
Тихих вод парагуш квелый
Курит люльку на излуке.
Память и интуиция (а в крайнем случае словари, например словарь В. И. Даля) легко подскажут вам, что в санках озера значит «по краям озера» (буквально – «в скулах озера»), люлька – «трубка», а на излуке – «на излучине, на изгибе». Но вот что такое парагуш квелый, будет (и есть даже для специалистов) поистине тем, что принято называть фразеологизмом «темна вода во облацех». И причиной этому примечательному факту прежде всего… простая опечатка (!), кочующая из издания в издание: вместо нужной буквы к в слове карагуш неизменно печатается буква п. Ну а зная это, легко будет уже разгадать «таинственное» сочетание. Карагуш квелый – это терминологическое, но широко известное обозначение птицы, которую мы иначе называем подорликом. Оно точно соответствует латинскому прототипу Aquila clanga (Aquila – «орел», clanga – «кричащая, клекочущая, каркающая», от глагола clango). Здесь, как и во многих других случаях, нас выручает В. И. Даль. В его «Толковом словаре…» находим: «карагуш – вид небольшого орла, татарский орел, Aquila clanga; квелить – писклявить, плакать, жалобиться, хныкать». Указываемое В. Далем значение «татарский орел», несомненно, представляет толкование, отражающее не реальное значение слова карагуш – «небольшой орел, подорлик», а его этимологическое объяснение. Слово каракош – «небольшой орел» является в русском языке заимствованным из татарского, где оно буквально значит «черная птица» (кара – «черная», кош – «птица»).
Однако разгадка словосочетания карагуш квелый еще не конец нашим поистине детективным поискам художественной истины отрывка. Ведь странным выглядит и само это терминологическое обозначение подорлика в соседстве с глаголом курит: птицы не курят. Расшифровывать надо и это. Дело здесь в особой стилистической манере С. Есенина, в специфическом образно-метафорическом употреблении поэтом (а таких фактов у него хоть отбавляй) слов, нам уже в прямом значении известных. Поэт использует скрытое сравнение. Подорлик у него, как курящие старики на завалинке, отдыхает на излучине «тихих вод» (обратите внимание на инверсию и дистанционное расположение слов тихих вод… на излуке, восходящее к поэтическим вольностям, известным в стихотворном синтаксисе со времени их появления в XVIII в.). Вот, как видим, какой запутанной и сложной оказывается иногда словесно-художественная вязь, казалось бы, у одного из самых простых и доступных поэтов.
В наших жилах – кровь, а не водица
«Угловатые и аритмичные стихотворные произведения В. Маяковского, одного из самых оригинальных и талантливых поэтов XX в., с их версификационной лесенкой и «рубленностью», заражают и поражают тем не менее каждого способного читать и думать своей неподкупной искренностью содержания, страстностью, высоким и душевным лиризмом, удивительной афористичностью выражения. Последнее обусловило тот несомненный факт, что многие его поэтические строчки стали афоризмами и неотъемлемой принадлежностью нашего повседневного языка. Крылатые слова В. Маяковского, разные по своей структуре и содержанию, постоянно используются нами в речи, наряду с готовыми словами и фразеологизмами, как наши собственные выражения. В этом отношении фразеологическим новообразованиям поэта повезло значительно больше, чем его словным словообразовательным неологизмам. Если из последних в наш язык прочно вошло одно лишь прозаседавшиеся, а остальные так и остались прикрепленными к определенному контексту, то крылатые слова В. Маяковского сосчитать трудно. На каждом шагу мы употребляем его крылатые выражения: Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет; мне бы жить и жить, сквозь годы мчась; во весь голос; моя милиция меня бережет; становясь на горло собственной песне; товарищ жизнь; мне и рубля не накопили строчки; слово – полководец человечьей мысли; и жизнь хороша, и жить хорошо; вся поэзия – езда в незнакомое; что такое хорошо и что такое плохо и т. д.
К числу крылатых принадлежат и слова, которые составляют заглавие настоящей заметки, сразу воскрешающие в нашей памяти одно из самых замечательных стихотворений В. Маяковского «Товарищу Нетте – пароходу и человеку»:
В наших жилах —
кровь,
а не водица.
Мы идем сквозь револьверный лай,
Чтобы,
умирая,
воплотиться
В пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела.
В них нет ничего для нас неясного, и может остановить в них нас (и то, если мы начнем этот фразеологизм анализировать) только слово водица (вместо пресного и сухого существительного вода).
Это производное от вода слово у Маяковского не является ласкательным образованием, как оно объясняется в словарях.
Суффикс– иц(а) указывает в слове водица на то, что речь идет о воде еще более жидкой, чем вода как таковая (ср. каша и кашица – «жидкая каша», кожа и кожица – «тонкая кожа» и др.). И употребил поэт слово водица поэтому не случайно: контекстуальная антонимичность сопоставляемых слов в паре кровь – водица значительно сильнее и глубже. Кроме того, совершенно несомненно и то, что слово водица в процессе работы над стихотворением подсказывал поэту и избранный классический ритм стихотворения, и рифма (водица – воплотиться).
Но при полной языковой ясности этот афоризм поднимает и еще один вопрос, если его уж рассматривать под лингвистическим микроскопом. В какой степени он является инновацией В. Маяковского? И здесь, может, следует сказать, что этот фразеологический неологизм поэта – обобщение и концентрация того, что в русской художественной литературе и повседневной русской речи уже было. Это, конечно, нисколько не умаляет в данном случае роли поэта в огранке слова (вспомните народную пословицу Виноватого кровь – вода).
Восстановите в своей памяти отрывок разговора братьев Кирсановых после дуэли Павла Петровича с Базаровым:
– Да из-за чего все это вышло.
– Как тебе сказать? Господин Базаров непочтительно отозвался о сэре Роберте Пиле. Спешу прибавить, что во всем этом виноват один я, а господин Базаров вел себя отлично. Я его вызвал.
– Да у тебя кровь, помилуй!
– А ты полагал, у меня вода в жилах?
Если же вы заглянете в поэму «Сашка» М. Ю. Лермонтова, то можете прочитать три следующие строчки:
Понять меня, я знаю, вам легко,
Ведь в ваших жилах – кровь, не молоко
И вы краснеть умеете уж кстати…
(ср. народное кровь с молоком).
Жизнь этого образа и крылатых слов В. Маяковского продолжается. Достаточно назвать роман М. А. Стельмаха «Кровь людская – не водица», где заглавие приобретает обобщенное переносно-метафорическое значение, аналогичное тому, что характерно для слов и словосочетаний мертвые души, дым, накануне, обрыв и в соответствующих произведениях Гоголя, Тургенева и Гончарова.