Костик театр пушкина о чем
«Костик»: от К. С. до К. Ю. Постановка «Чайки» Дмитрия Крымова
«Чайка» с Верой Комиссаржевской в Петербурге с треском провалилась, и Чехов в ту же ночь уехал в Москву. В дороге он не спал, его мучил кашель. Аркадины и Тригорины победили, не в первый и не в последний раз. Он думал: правильно ли, что Костя Треплев убивает себя? Так уж прямо и сдаться?
Прошло сто двадцать пять лет. В Москве на сцене Театра имени Пушкина идет его пьеса, где Треплев — инвалид, у него нет рук. Спектакль Дмитрия Крымова называется «Костик». Интимно-ласково? Иронически-пренебрежительно? Или с жалостью и состраданием? У Александра Дмитриева, играющего эту роль, зеленого цвета волосы и растерянное выражение лица. Он знает, что сейчас будет, но не может не ждать Нину и не показать этим «захватившим власть» то, на что он способен. Он умирает от страха и неуверенности в себе. Текст пьесы режиссером полностью переписан, отчего К. С. (Станиславский) пришел бы в ужас и что К. Ю. (Богомолов) воспринял бы как должное и еще подумал: ого, как я повлиял на современную сцену. Даже на Крымова. Прошло сто двадцать пять лет.
В роли Нины Заречной актриса Мария Смольникова. Фото: Владимир Яроцкий
Она, с розовыми волосами, в коротком платье и смешной курточке, слетает, почти вываливается откуда-то сверху, с колосников, опаздывает — не чайка, а измазанный краской воробей. Она и чирикает как он: сейчас надену эти розовые колготки, они счастливые, жалко, что в вашей пьесе нет любви, ну и так далее. Мария Смольникова в этой роли сразу заполняет сцену и зал своим тремоло, дрожанием — от восторга и ужаса жизни. Оно звенит, оно разлито в воздухе, сопротивляться ему бесполезно. Костик и Тригорин не сопротивляются. В уста этой глупой девочки (у другой исполнительницы роли, Анастасии Мытражик, еще и говорящей на суржике) автор вкладывает… речь Егора Жукова на суде. Мы все тогда его яростно защищали, этого умного и красивого юношу, попавшего в мясорубку власти, — и при чем здесь львы, орлы и куропатки? Нина решительно ничего в этом не понимает, но ее жажда самовыражения столь сильна, что, несмотря ни на что, в том числе на спущенные колготки и расстегнутое сзади платье, она не кажется смешной. Провал, Костик падает в озеро лицом вниз.
Сцены из спектакля Фото: Владимир Яроцкий
Аркадина
Ее всегда легче играть, чем Нину, она цыпочка в свои сорок три, блистает, ее принимают в Харькове. У Крымова она исполняет попсу — от патриотического «Москва, золотые купола» до чего-то женски-жалостливого а-ля Аллегрова, Кадышева и Ваенга. Ваенгу, кстати, запоет и Нина в финале, только ей не поможет. С таким родиться надо — тогда и вольешься в это все заполонившее, вылезающее с утра до вечера из всех щелей море пошлости, одурманивающее, отвлекающее и имитирующее жизнь. Напрягаться-то никто не хочет, а тех, кто помогает не напрягаться, ждет слава и народное признание.
Виктория Исакова в роли Аркадиной Фото: Ольга Кузякина
У Виктории Исаковой Аркадина груба и вульгарна, на грани фола — другой сегодня не выжить. Она сама толкает Нину к Тригорину — пусть поиграет, она не стыдясь отвешивает оплеухи и сыну, и любовнику. Ей все тяжело дается — после сцены знаменитого объяснения с Тригориным, когда она дергает его как за веревочку своей неприкрытой лестью, на которую так падки все пишущие люди, Аркадина снимает мокрые трусы и полощет их в озере. Зал замирает.
Она идеально воплощает собой ту Россию, о которой в самом начале постановки долго говорит Шамраев. Не Восток и не Запад, особый путь, великая культура, главная задача — не допустить девальвации общепринятых ценностей. Почти фрагмент телеэфира с Соловьевым или Киселевым — вы, сидящие в зале, вряд ли это смотрите, так вот послушайте, поймите, среди чего живете. В середине своего страстного монолога Шамраев, отставник с наградным пистолетом, стреляет по бродячим собакам. Для таких, как он, все выбивающиеся из нормы (его нормы, узаконенной государством) — тоже бродячие собаки, с которыми не стоит церемониться. Ему, правда, жалко Костика — тот просто заблуждается, к тому же у него нет ни рук, ни хорошего пальто.
Аркадина у Исаковой смертельно устала — и если все-таки любит кого-то, то не Тригорина, а сына.
Сцена из спектакля Фото: Ольга Кузякина
Вечная любовь
Стоит подробно описать одну сцену, потому что тень великих родителей Дмитрия Крымова ( Анатолия Эфроса, театрального режиссера, и Натальи Крымовой, театрального критика. — Прим. ред. ) витает над ним в этот момент. И над нами.
Режиссер Дмитрий Крымов Фото: Владимир Яроцкий
Крымов — замечательный художник, и он нарисовал настоящую картину. Вся сцена усыпана осенними листьями — желтыми, красными и зелеными. Сбоку веранда, где оранжевый абажур, уют и покой. На заднем плане сушится на веревке белое белье. Мать и сын:
…Она закуривает и вставляет ему в рот сигарету, потому что он не может сам, ведь у него нет рук, он вообще мало что без нее может, хоть и презирает ее, и бросает в лицо страшные обвинения. Они сидят, курят. Подходят остальные обитатели дачи, включая огромного черного ньюфаундленда. Все молча смотрят в зал, и в оглушающей тишине возникают голоса Мирей Матье и Шарля Азнавура, которые поют о вечной любви. Вы думаете, что вас переполняет ненависть? Вовсе нет. Любовь — она повсюду, и на этой даче, на этом озере, и среди этих людей, которые так далеки друг от друга.
Сцена из спектакля Фото: Владимир Яроцкий
В спектаклях Анатолия Эфроса были такие моменты, которые помнишь всю жизнь. Они всегда связаны с чем-то очень личным, касающимся только тебя и, кажется, никого больше. Потом выясняется, что все испытывали более-менее похожие чувства. А тогда ты просто выходил из театра и шел в никуда, просто шел, такое тебя переполняло счастье. Как после «Лета и дыма» с Ольгой Яковлевой, например.
Думаю, Дмитрий еще и потому стал сначала художником, что невозможно было ставить что-либо после такого отца. Но когда в его спектакле «Все тут» в Театре современной пьесы оба родителя вышли на сцену — молодые, красивые, мама в красном берете, а папа в какой-то неотразимо элегантной шляпе — он будто получил разрешение. Началась его Болдинская осень. То есть отличные спектакли были и раньше — из недавних «Муму» и «Сережа» — но сейчас-то Крымов стал самым востребованным режиссером на столичной сцене. На его «Дон Жуана» и «Костика» не попасть, билеты самые дорогие в Москве. Но дело не в этом, конечно, — это прежде всего великолепные, ни на какие другие не похожие спектакли. Эфросу не всегда говорили, давайте Крымову скажем. Хотя своего театра у него нет, как, в сущности, не было никогда и у его отца.
Сцены из спектакля Фото: Владимир Яроцкий
И снова Нина
У Тригорина в спектакле два опознавательных знака — «Осенние листья» Превера и Косма в исполнении Ива Монтана и рыба, которую он выловил в озере. Мелодией «Листьев» он легко завоевывает Нину. На сцене только один раз кричит чайка: это Тригорин, популярный поэт-песенник, ищет в карманах своей куртки, надетой на Нину, бумажки со своими виршами, а она каждый раз счастливо и мучительно вскрикивает — как чайка. Совсем скоро эти красивые листья засыплет на сцене снег. А вот рыба будет еще долго трепыхаться, пугая зрителей первого ряда (неужели настоящая?), пока Тригорин не наступит на нее, чтобы не дергалась. Александр Матросов в этой роли комикует и больше играет на публику. Александр Кубанин, на мой взгляд, сложнее и интереснее.
Мария Смольникова в роли Нины Заречной и Александр Матросов в роли Тригорина Фото: Ольга Кузякина
Финал Крымов отдал не Костику, а Нине. Она появляется в драных черных колготках и чем-то блестящем и снова очень коротком, с огромной клетчатой — как у челночников — сумкой в руках. Там ее реквизит. Да, Нина не ездит в Елец выступать на сцене и к ней не пристают образованные купцы — к ней пристают бомжи и алкоголики, потому что со своими номерами она выступает в электричках. Воздействует, так сказать, на нижние чакры. Если понравилось — можете перевести деньги на карту.
Встреча Нины и Костика спустя два года происходит в зале, они еле балансируют на спинках зрительских кресел. Хрупкое отчаянное объятие, после которого остается только упасть в бездну.
Сцена из спектакля Фото: Ольга Кузякина
Четыре ее номера — от «пропадаю я, пропадаю» и «снова стою одна» до танца в белой балетной пачке и трюка с мыльной пеной — идут под восторженные аплодисменты уже разогретого и принявшего правила игры зала. Но самое ценное здесь — опять момент тишины, молчания, когда она просто сидит на корточках, курит и смотрит на освещенную веранду, где тепло, музыка, где Тригорин танцует с Аркадиной. Просто смотрит — Смольникова в этот долгий момент проживает всю ее жизнь с номерами в «Славянском базаре», бесконечным ожиданием и даже смертью ребенка. Музыка и актриса, больше ничего. Ее чувства настолько подлинны, что даже Аркадина преобразится — споет пугачевские «Три счастливых дня», ответит ей как женщина женщине, вступит в диалог. Будто напомнит, что она тоже умеет быть другой, настоящей.
Цунами торжествующего казенного искусства опрокинуло их, Нину и Костика. Ее унесет на спине огромный волк. Куда? В сказочное наркотическое забвение или в непроходимую чащу, где крупные звери поедают мелких? Костик весь финал на удивление спокоен — он уже с протезами, купленными мамой на гонорары, и под амитриптилином. Он не торопясь выстрелит в себя из ружья, которое не висело на стене — было спрятано в колдовском озере. Остолбеневший Шамраев начнет судорожно звонить по сотовому, на веранде замечется Тригорин. Все точно по Чехову. И абсолютная трагическая безнадежность для нынешних Нин и Костиков — им уготовано стать жертвами.
Спектакль «Костик» по Чехову — новый театральный хит от режиссера Дмитрия Крымова
Востребованный в последнее время режиссер Дмитрий Крымов представил свою версию чеховской «Чайки» в Театре имени Пушкина. Спектакль называется «Костик» — уменьшительно-ласкательное от Константин Гаврилович Треплев.
Тверской бульвар занесен пожухлой листвой, идет дождь. Сворачиваешь в театр, в зале похожая атмосфера: сцена усыпана желтыми листьями, в углу лестница, которая ведет в большой стеклянный павильон. В нем под оранжевым торшером группа оживленно общающихся, будто бы спорящих людей. Это дача — современная версия усадьбы Сорина, в которой происходят действия чеховской «Чайки». От пьесы тут остались разве что фамилии главных героев и сюжетная канва. Как всегда у Крымова, это всего лишь версия по отдаленным чеховским мотивам, говорит художественный руководитель Театра имени Пушкина Евгений Писарев:
Евгений Писарев
художественный руководитель Театра имени Пушкина Евгений Писарев
«Дмитрий Крымов, на мой взгляд, сегодня первый из больших режиссеров. Когда он сказал про «Чайку», не могу сказать, что я обрадовался, потому что в московских театрах есть перебор Чехова, но, с другой стороны, это Крымов. Спектакль, где не произносится ни одного слова из пьесы Чехова «Чайка», в результате очень чеховский, но больше Чехов 2021 года. Конечно, это и о сегодняшних проблемах отцов и детей, о проблемах между людьми вчерашнего и сегодняшнего искусства».
Одна из первых сцен — ура-патриотический монолог про насаждение россиянам чуждых ценностей, про то, что государство не должно финансировать такое искусство. Напоминает выступления некоторых чиновников по телевизору.
В крымовской «Чайке» Тригорин — поэт-песенник, который пишет ресторанную лирику и давно оставил идею сочинить стихи про «кремлевского горца» или что-то в духе мандельштамовского «Мы живем, под собою не чуя страны». Аркадина в исполнении Виктории Исаковой — эпатажная певица с сумкой Louis Vuitton, в красном платочке и алых трусах. Она буквально принюхивается, чтобы найти талант у чудаковатой Нины Заречной с розовыми волосами, которая сначала говорит с сильным украинским акцентом.
Всем этим людям противостоит Костик с зеленой шевелюрой и поначалу инвалид без рук. «Константин Гаврилович» для такого персонажа звучало бы слишком претенциозно. Он постоянно взывает к совести и благоразумию матери, которая перебивает его и поет шансон. Костик не сдается. И эта борьба в знак поддержки многих театральных коллег.
В июне на одном из предпремьерных показов Дмитрий Крымов выступил в защиту теперь уже бывшего директора театрального музея имени Бахрушина Дмитрия Родионова. В те дни Минкульт внезапно уволил его без объяснения причин. Этот спектакль во многом можно считать гражданским высказыванием, считает актер Александр Дмитриев, играющий роль Костика:
Александр Дмитриев
актер
«Если открыть новостную ленту, каждый день можем встретить эти самые случаи. Вся моя любовь, все мое внимание — в поддержке творческого человека. Мне всегда хочется прокричать: «Руки прочь от творческих людей». Потому что эта степень ранимости, то, что называется «оголенная кожа», есть у всех творческих людей, она порой делает их жизнь невыносимой. Мне всегда хочется их обнять, поддержать, сделать все, чтобы мы были сконцентрированы на творчестве. Дмитрий Крымов после вчерашнего показа сформулировал эту вещь про то, что зачем мы вообще всем этим занимаемся. Он, конечно, имел в виду «Костика» и тот случай в июне, когда он сказал на поклонах, что «я не Костик, но мне бы очень хотелось иногда быть им».
Сентябрьские премьерные показы прошли с аншлагами. На октябрь еще есть билеты по типично крымовским ценам — до 15 тысяч рублей. Но остались и за 4 тысячи рублей в бельэтаже.
«История о новой искренности». Каким получился спектакль Крымова «Костик» по мотивам чеховской «Чайки»?
Первые показы пройдут 23 и 24 июня в рамках Международного театрального фестиваля имени Чехова, официальная премьера «Костика» планируется 6 и 7 сентября, билеты уже в продаже. На прогоне спектакля 22 июня побывала обозреватель Business FM Александра Сидорова, вот что она рассказала:
«Недавно все обсуждали другой новый спектакль Крымова — «Моцарт. «Дон Жуан». Генеральная репетиция» в «Мастерской Петра Фоменко», до сих пор на него трудно достать билеты. Ожидания от «Костика» заведомо подогреты. На мой взгляд, они оправдаются у всех, кому близко творчество Крымова. Много его любимого красного цвета, вплоть до цвета трусов у Аркадиной. Как обычно, повсюду метафоры и аллюзии. Чарующая сценография. Какие-то сцены похожи на кадры из кино. От Чехова только канва и герои. Четырехугольник «Треплев, Нина, Аркадина и Тригорин» на месте. Все остальные герои — «обитатели дачи». Разве что большим монологом выделяется управляющий Шамраев, он здесь такой «ура-патриот». Любовная линия уходит на второй, а то и на третий план, уступая место остросоциальным вопросам. Костик, точнее, Костя Треплев, в этой истории явно проигравший представитель «нового искусства». Сначала совсем юный с зелеными волосами, он, пройдя через много ударов, становится совсем другим, но все еще влюбленным в Нину Заречную. Тут она поначалу в розовом парике и с сильным украинским акцентом. В одном из составов Нину играет любимица Крымова Мария Смольникова, в другом — Анастасия Мытражик. Тригорин у Крымова — поэт-песенник, по поведению сущий подросток, который по собственному убеждению умеет только в ресторанную лирику, хотя как-то раз хотел написать про некоего «кремлевского горца», а однажды пытается прочитать рэп. Аркадина в исполнении Виктории Исаковой — яркая, очень несчастная женщина. Она на стороне Шамраева, получился собирательный образ российской эстрады. По мне, «Костик» — история о новой искренности, о художнике и государстве, о взаимоотношениях человека и государства в лице власти, о таланте, о совести. Много шуток, на которые активно реагировал зал, много музыки, часто звучал шансон».
ЕГО ЛЮБИЛА ТОЛЬКО БОЛЬШАЯ СОБАКА
Театр им. Пушкина.
Автор и режиссер Дмитрий Крымов, художник Валентина Останькович
Некоторые режиссеры давно догадались, что чеховская «Чайка» — страшная пьеса, а одноименная птичка — хищное и довольно неприятное существо. Таких режиссеров по-прежнему меньше, чем тех, которые делают из «Чайки» зрелище высоких страданий в красивых усадьбах. Но именно спектакли тех, кто относится к водной птице как к убийце, а к пьесе о людях искусства как к истории, в которой одни стреляются, а все другие харкают кровью, продлевают «Чайке» подлинную сценическую жизнь.
Сцена из спектакля.
Фото — Ольга Кузякина.
Впрочем, Дмитрий Крымов идет дальше, он сочиняет на основе пьесы, как это ему вообще свойственно, новый текст — драматургический, а затем и сценический. В спектакле «Костик» остаются в неприкосновенности основные сюжетные линии и основные герои, а все остальное пишется заново.
Вместо усадьбы — дача, не пафосная, но еще добротная, из тех, что достались в наследство от дедушек-бабушек и все еще производят впечатление, в том числе многочисленными материальными свидетельствами своего дряхления. За застекленной верандой — теплый свет старого абажура, там люди пьют чай и гомонят, перебивая друг друга. А затем они выходят на воздух, одетые в типичный дачный «затрапез». Теперь они топчут резиновыми сапогами жухлую листву, которую здесь никто не убирает. Обходят стороной лужу в сценическом полу, уже ничем не напоминающую «колдовское озеро». Выстраиваются в рядок, и можно рассматривать каждого, гадая, где тут Аркадина, а где Костик Треплев. Слово берет увесистый мужчина (Борис Дьяченко) в старом пиджаке и штанах с генеральскими лампасами, он говорит утомительно долго и вдохновенно… о роли культуры в жизни Отечества. Чудовищный текст, смесь весьма фрагментарных культурологических знаний с квазипатриотической белибердой узнается без труда, напоминает и пресловутые Основы государственной политики в области культуры, и многочисленные функционерские пассажи на соответствующую тему, выдаваемые на всяких форумах и совещаниях. И понимаешь, что не кто иной, как Шамраев, только и должен здесь это произнести. Так же, как в оригинале, некстати, так же назойливо, неталантливо, неинтеллектуально и исключительно воодушевленно.
Крымов опрокидывает чеховскую богему и ее непосредственное окружение, зараженное мыслями «о прекрасном», в наши реалии, и разворачивается картина той самой культурной деградации, которую предчувствовал и Чехов, только не мог он знать все же ни масштабов ее, ни, естественно, конкретной атрибутики.
Сцена из спектакля.
Фото — Ольга Кузякина.
Тригорин (Александр Матросов) здесь оказывается не модным беллетристом, а популярным поэтом-песенником. Аркадина (Виктория Исакова) — не драматической актрисой, а подержанной эстрадной певичкой. Нина Заречная (Анастасия Мытражик, в другом составе — Мария Смольникова) появляется в дешевых рыночных шмотках, розовом парике и говорит с легким украинским акцентом. Костик же Треплев (Александр Дмитриев) имеет зеленые волосы и лишен рук. Перед нами физический инвалид и одновременно упрямый и сумрачный представитель «нового искусства». Вместо «людей, львов, орлов и куропаток» Нина произносит на домашнем спектакле совсем другой, написанный этим Костиком текст, остросоциальный и современный, напоминающий опыты документальной драмы, и смысловая бездна, которая разверзается между его «новаторскими пробами» и представлениями адептов старой литературы и театра, оказывается куда как глубже и безнадежнее. Собственно, ведь нет здесь никаких представителей ни того, ни другого — ни пусть даже незамысловато антрепризного, но все же театра, ни пусть даже бульварной, но все же литературы. Одинокий, увечный, фриковатый Костик пытается достучаться до мучительно любимой матери словами своей пьесы: «…Россия исчезает — минус 400 тысяч человек в год. Страну стерегут автобусы с черными космонавтами…», — а мама с лихой задушевностью исполняет песню «Москва златоглавая». Тригорин, не пишущий ни романов, ни повестей, ловит голыми руками рыбу в луже, заменившей озеро, и рыба, еще «живая», брошенная на подмостки, долго бьет деревянным хвостом о доски, и этот стук — похлеще и пострашнее «звука лопнувшей струны».
Сцена из спектакля.
Фото — Ольга Кузякина.
Сцена из спектакля.
Фото — Ольга Кузякина.
И все же острая человеческая драма, как бы ни были жестки и беспощадны в спектакле социальные диагнозы, ничуть не пропадает. Напротив, становится еще очевидней от того, в каких условиях тотальной дешевки она разыгрывается. И здесь важную роль играют знаменитые крымовские визуальные образы, мгновенно схваченные тонкие детали и оттенки. На сцену несколько раз выходит огромная собака, добрейший черный ньюфаундленд, который всех, а особенно Костика, любит по-настоящему, без малейших претензий и сомнений. Происходит долгая сцена, в которой, почти что по Чехову, Аркадиной удается удержать Тригорина при себе. А тем временем сын Костя уже давно лежит в воде. Кажется, он утопился, но мать этого факта не замечает. Одержав победу над Тригориным, она деловито снимает с себя подмоченные трусы (стресс, вероятно, был не шуточным), надевает чистые, стирает бельишко в озере и только после всех этих лично ей необходимых процедур вытаскивает сына из воды. И вот садятся они вдвоем, и молчат долго-долго, а рядом сидит их огромная собака, и в этой космической композиции именно пес олицетворяет те узы любви, которых хватит на всю троицу. Ближе к финалу Костя кормит свою собаку какими-то кусочками, и именно в этот момент оказывается вовсе не лишен рук, увечья нет и в помине! Наконец, Нина Заречная, завершив перед Костиком все свои жалкие «артистические» показы, садится верхом на внезапно появившегося огромного зверя с клочковатой шерстью, который уносит ее прочь, через весь зал. И то ли этот зверь — реинкарнация верного домашнего пса, то ли перед нами ожившая картина Васнецова «Иван Царевич на сером волке», где Иван потерян, а его спутница осталась, но такой травестированный архетип все же выглядит куда мощнее и надежнее и шамраевских «основ культурной политики», и аркадинской «Москвы златоглавой».
Сцена из спектакля.
Фото — Ольга Кузякина.
«Костик — это… уменьшительное имя Константина Гавриловича Треплева, который, сидя на даче, написал пьесу про людей, львов, орлов и куропаток, которой хотел порадовать маму. А ей не понравилось…» — предуведомляет Дмитрий Крымов зрителей в программке к спектаклю. Ну, конечно, заглавный герой отчаянно хотел, чтобы его любили и мама, и Нина, и творческая интеллигенция, да и весь социум. А на самом-то деле его по-настоящему любила только большая черная собака.
Дмитрий Крымов в спектакле «Костик» показал пародию на современный театр
Неожиданное начало спектакля
Зрители уже привыкли, что в переосмыслении классики Крымов позволяет себе многое. Его спектакли – это в большей степени театр художника, чем театр режиссера. Отсюда, наверное, такая степень свободы его интерпретаций, ведь фантазия художника безгранична. Костик – это уменьшительное имя чеховского героя Константина Гавриловича Треплева, который, сидя на даче, написал пьесу про людей, львов, орлов и куропаток. Этой пьесой он хотел порадовать свою маму – актрису Ирину Аркадину. А ей не понравилось. Вот зачин чеховской «Чайки». Но начало спектакля Дмитрия Крымова не такое.
Начинается спектакль с монолога поручика в отставке Шамраева (актер Борис Дьяченко). Тематически его текст похож на доклад «Основы государственной культурной политики». Дескать, культура – социальная необходимость (кто бы поспорил?), а нехватка духовности в современном искусстве и снижение интеллектуального и культурного уровня общества зашкаливает (и это неоспоримо). Агитатор Шамраев перемежает свою речь словом… мля и еще парочкой крепких выражений (есть предусмотрительное предупреждение на сайте: в спектакле содержатся сцены курения, а также используется ненормативная лексика). Доходит он в своих рассуждениях до атомизации общества, до индивидуализма…. Как вдруг: «Это вообще театр? А почему здесь борщом пахнет?». Потом снова вспрыгивает на коня: исключить Россию из культурного мирового сообщества невозможно. Хотя нашу страну пытались очернить несколько столетий назад (и сейчас продолжают)… Государство не вмешивается в творческую деятельность и т.д и т.п.
Действующие лица
Выступает он эдак минут десять перед группой плохо одетых (в телогрейках) и как будто нетрезвых людей. Они курят и стряхивают пепел на сцену, покрывая осенние листья пеплом. Дополняет эту маргинальную публику огромный черный ньюфаундленд. Настоящий, не бутафорский.
Вот эта живописная группа, включая ньюфаундленда, и есть действующие лица крымовской «Чайки», где вместо колдовского озера – грязная лужа. Вместо чеховской актрисы Аркадиной – звезда российской эстрады с той же фамилией (Виктория Исакова). Из всех песен Аркадина больше всего любит шлягеры Олега Газманова «Морячка» и «Москва»… И поет их довольно голосисто. Она – специалист по поиску талантов. И знает секреты успеха. Вот один, как добиться шикарной шевелюры: «Сейчас расскажу вам секретик: куриный помет втираете в голову и ни одного седого волоса».
Кто сыграл Костика
Модный беллетрист Тригорин (актер Александр Матросов) легким движением руки Крымова превращается в поэта-песенника. Он носит красную куртку аляска с принтом Coca-Cola. Костик (Александр Дмитриев) – современный молодой человек с зелеными волосами, но настолько никчемный, неталантливый, неумелый, беспомощный и в прямом смысле… безрукий, то есть инвалид. Вместо рук – у него культи. Аркадина своего сына не любит. Он ей обещает, что в его новой пьесе все будет «трушно как в Театре.doc». А ей этого не надо: «Ничтожество, жалкого водевиля написать не в состоянии. На что я будут покупать тебе протезы?». Почти половину действия Костик лежит лицом в луже («колдовском озере»). Мама его туда опрокинула, но он не утонул, потому что… вы поняли. Кстати, «безрукая» тема уже звучала в другом спектакле Дмитрия Крымова: глухонемой монтировщик Гера из «Му-му» был мастером на всю руку (!), потому что рука у него была одна, а вместо второй — шарнирный протез.
Режиссер оставил надежду
И хотя во втором действии Костику все-таки покупают бионические протезы, изготовленные на харьковском заводе, в последний миг они ему не пригодились. А как же иначе, если он тотальный неудачник, совсем чужой в этом мире шансона. Такой же «лишний» как и Нина Заречная (Анастасия Мытражик, Мария Смольникова) с ее безответной любовью к поэту-песеннику Тригорину. Нине, в отличие от Костика, удается спастись: как Иван Царевич она забралась на спину огромному бутафорскому волку и исчезла где-то вдали.
Новый спектакль Дмитрия Крымова – это пародия на современный театр и на растиражированные многочисленные «Чайки», на «душнилово» и «новую искренность», на «обнуление эмоций» и «меня нет» (любимый художественный прием модных современных режиссеров), на фальшивую риторику об «общечеловеческих ценностях», особенно тех, что получены коррупционным путем. И все-таки Крымов оставляет зрителям надежду: «Россия – в этом слове огонь и сила», – так заканчивается монолог Шамраева.
Зрители в восторге от театральных экспериментов Дмитрия Крымова, его игры с мета- постсимволами, от его придумок, их остроумного воплощения. И даже усмотрели в «Костике» пародию на нашу действительность в широком смысле слова.