Кросси девочка что это

Зарегистрирован: 12 сен 2010, 10:03
Сообщения: 866
Откуда: Столица
Медали: 6
Cпасибо сказано: 1515
Спасибо получено:
2524 раз в 710 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

На этом месте я прерываю своё чтение «Трансляндии» и откладываю мятую, затёртую до дыр «общую» тетрадь в сторону; это единственная вещь, которая связывает меня тонкой нитью с прошлой жизнью. Я помню наизусть весь текст, написанный на её страницах, но всё равно почти каждый вечер достаю тетрадь из целлофанового пакета, на котором нарисована дебильная рожа с надписью под ней – «Оглянись Росси – возможно за твоей спиной стоит враг!»

Я делаю вид что читаю. Кросси ещё верит в сказки, написанные на бумажных листах, но на самом деле я уже давно не вижу стёртых и выцветших от времени букв, и пересказываю историю по памяти. Последнюю главу я «читал» для себя, видя что Кросси уже заснула. На мой взгляд она ещё мала что бы слушать мои давние откровенные фантазии.

Кросси сладко спит, унесясь в свой счастливый мир. На её лице детская расслабленная улыбка, а из приоткрытого рта, на соломенный тюфяк текут слюни. Наверное ей опять снится мама, по которой она постоянно грустит и надеется что её скоро отпустят домой. Кросси не знает, – что мать отказалась от неё, когда ту вызвали в серое огромное здание, и сказали что её сын «выродок», и что брать его на попечение под свою ответственность ей не советуют.

Я беру ветхий плед и накрываю её, что бы она не замёрзла. Она опять заснула в своей любимой мини юбочке и леггинсами на красивых стройных ножках. Полная луна освещает почти пустую комнату в доме без стёкол и дверей где мы живём.

Я смотрю на её детское милое лицо, с прямой чёлкой, длинными русыми волосами до плеч, и розовыми губами, с так и не стёртой на ночь губной помадой.

Она действительно очень похожа на девочку, и если бы было возможно такое чудо, то она была бы вполне счастлива, даже не представляя что за свои безобидные желания могла стать выродком, для жестокого общества, готового положить на алтарь своей идеологии даже детей.

– Росси-Кросси, – шепчу я еле слышно.

Откуда совсем юный мальчишка-трансвестит, назвавший себя именем созвучным с великим словом «Росси», мог знать, что уже этого достаточно что бы за этот «ник» (на форуме в интернете), его вырвали из семьи и на основании указа 7566 пункт 34Б, подписанного Верховным правителем, бросили на этот остров, с которого ни одному человеку не удалось уйти живым.

«Пункт 34Б.
Кощунственное отношение к символике и названиям, несущим Государственный смысл» (я не знаю дословно их законов, поэтому цитирую по памяти).

То есть первоначальная вина этого мальчика, заключалась лишь в том, что он однажды назвал себя Кросси. Уже этого оказалось достаточно, что бы его зачислили в «неблагонадёжные» и внедрили в него жёлтый ЧИП, ограничивающий право передвижения и посещения отдельных закрытых районов (таких закрытых территорий, сейчас наверное больше чем вся страна).

Программа связанная с камерой и сканером, нашла страшное несоответствие: человек в платье, не может быть 13 летним школьником 567 школы имени Дзержинского, так как отсканированный человек – должен быть мальчиком, и сразу повысила опасность до наивысшей.

Кросси удалось пройти два квартала счастья, ощущая новые неведомые ранее эмоции и чувства. За это время она ещё трижды попала в поле зрения сканирующей аппаратуры.

Чёрный автомобиль с мигающей гирляндой на крыше и белой надписью на дверях – КПУ, – что значит контрольно-полицейское управление, остановился рядом с ней ровно через десять минут после её первого и последнего в жизни выхода из подъезда в образе девушки.

Здоровенные молодчики, в такой же чёрной как и их автомобиль форме, и с такой же надписью на спине, не церемонясь что перед ними фактически ребёнок, скрутили руки и защёлкнули наручники за спиной Кросси, вывихнув при этом ей левую руку.

И этому можно было только радоваться, если слово радость тут вообще уместно, так как полномочия полицейских позволяли расстреливать на месте тех кто представляет угрозу безопасности Государства, или простым Росси.

Для тех, кто имеет жёлтый чип, не предусмотрено судебных решений и адвокатов.

Кросси автоматически, на основании данных сканера (что она вышла на улицу в неположенное время) и фото (где отчётливо видна девушка, а не мальчик) была переведена во враги, которые своими действиями или речами разрушают Государственность или моральные устои общества. И имя Кросси, созвучное с РОССИ – единой национальностью великой державы – тоже сыграло против неё. Красный чип, внедрённый в сердечную аорту, не оставлял ей никакой надежды на возвращение в прежнюю жизнь.

Её, с вывихнутой рукой, сбросили на остров около полугода назад.

Я смотрю на стену, где я веду календарь. Сейчас сентябрь, значит, она появилась в моей бессмысленно-бесконечной жизни в апреле или мае, придав ей новый смысл и желание жить. Опека, забота и защита самого юного существа на острове, где почти нет никаких законов – тяжёлое бремя, взваленное мною на свои дряхлые плечи.

Но я выжил, и живу здесь не за счёт силы, которой у меня, почти столетнего старика почти не осталось, а благодаря памяти и уважения к моим трудам, за которые я в общем то и оказался здесь. Все зовут меня «сказочник», и часто вечером, я «читаю» «Трансляндию» не только Кросси, но и пришедшим на огонёк слушателям.

Надо ложиться спать, ведь завтра приходит челнок и предстоит тяжёлый день борьбы за хлеб насущный. Толку от меня правда мало, но присутствовать всё равно надо, что бы ухватить хоть немного настоящей еды, иначе две недели придётся сидеть на подножном корме или съесть стратегический запас состоящий из двух банок просроченной тушёнки и трёх пакетов старого прогорклого печенья.

Есть правда ещё «пластиковая еда», с любым вкусом, запечатанная в огромных бочках, которую для нас не жалеют. Но я не могу её есть. Кушать «говядину», а ощущать во рту что то склизкое и мерзкое – не для меня. Хотя большинство наших, да и геев с другой стороны острова – эта еда вполне устраивает.

Но всё равно в день когда приезжает «Летучий голландец», на пятачке возле столба, скапливается почти весь народ острова, в надежде ухватить что-нибудь из настоящей пищи или одежды.

Я ложусь на тюфяк недалеко от Кросси и стараюсь заснуть. Но сон не идёт и я начинаю вспоминать далёкое прошлое. Настолько далёкое, что мне уже и не верится что всё это было со мной, и что страны в которой я жил – уже не существует.

Я уже слишком стар, раз живу воспоминаниями. Я вспоминаю период своей «женской жизни»- тогда я была по настоящему счастлива. Вспоминаю своих близких подруг, и весёлые прогулки с ними и в одиночку. Где они сейчас, что с ними.

Когда в 2030 году изобрели таблетку молодости, мир встал перед морально-этической проблемой – а насколько это оправдано и нужно ли вообще продление жизни. Молодёжь не ломала над этой проблемой голову, у них и так впереди была целая жизнь, а вот нам «старикам», уже часто задумывающимся о вечности от этой возможности сносило крышу.

Но купить столь дорогое лекарство могли немногие, и фармацевтические фирмы, с разрешения Государства, устроили регулярную лотерею, где среди прочих обычных призов, в виде мясорубок, фотоаппаратов и автомобилей – было несколько суперпризов в виде таблеток молодости.

Старики и люди старше сорока – тратили все свои заработанные деньги на лотерейные билеты. Я тоже входил в их число, и денег для семьи у меня совсем не оставалось. Жена любила меня и такого, но я ничего не видел в гонке за мечтой. Даже Тема, впервые за многие годы отошла на второй план.

Супруга часто говорила мне в укор:

– Ты хочешь остаться «молодым», что бы начать жить женской жизнью, когда меня не будет.

Она реально смотрела на мир и видела то, в чём я боялся себе признаться.

– Да нет, Тема тут совсем ни причём, – успокаивал я её, – ведь я сейчас совсем редко стал преображаться и встречаться с друзьями-подругами.

Она делала вид что верит в это. Но наверное она могла смотреть на мир без розовых очков, которые были одеты на мне.

Я не мог поверить в своё счастье, и сто раз проверял результаты тиража. Я думал что сойду с ума, увидев что я выиграл свою мечту.

– Мы выиграли, мы выиграли! – кричал я во всю глотку.

Жена в это время смотрела на меня грустными глазами, как бы прощаясь со мной навсегда.

– Мы разделим с тобой эти таблетки поровну, и лет двадцать, а может и тридцать добавим к своим годам, вместо обещанных восьмидесяти, если бы я выпил эти таблетки один, – радостный что она, конечно же, согласится – ору я.

– Я не буду ничего пить. Сколько мне отпущено Богом на веку прожить, то пусть так и будет.

Я долго её уговаривал, но она твёрдо стояла на своём. Я разделил таблетки поровну, и начал пить согласно инструкции, думая, что и она начнёт делать тоже самое.

Через пол года приёма – никакого результата я не увидел, но продолжал приём лекарства – одну таблетку раз в неделю. Через полгода, когда закончилась моя кучка, я перешёл на долю жены, считая, что иначе срок таблеток истечёт и их придётся просто выбросить. И только через год я почувствовал невероятное: моё старение прекратилось и даже началось омоложение. Я стал чувствовать себя намного лучше, и заметно моложе; тема опять вернулась ко мне с новой силой. Я проводил время с дряхлеющими каждый год друзьями, отодвинув и остановив своё старение на сорока годах.

Таблетки выпускали всего два года. Оказалось что запустив их в массовое производство, и увеличив число «подопытных кроликов» до десятков а может и сотен тысяч человек, – статистика показала, что для многих, применение дорогого лекарства наносит непоправимый вред, и люди вместо молодости начинают быстро стареть и раньше умирать. Таблетки запретили, и больше я ничего не слышал про них. Свою немаловажную роль в этом деле сыграла и церковь, которая с самого начала была против вмешательства человека в дела всевышнего.

Хотя думаю, что медицина не стояла на месте, и довела сей препарат до ума, и тысячи людей живут вторую жизнь, не представляя какие терзания души и совести – их ждут впереди. Но это всё там, на воле, за колючей границей Государства, куда не выпускают почти никого. А у нас я больше не слышал про «таблетки молодости» ни слова. По всей видимости это нежелательная тема для власти, за которую могут и во враги записать. И вправду, зачем простым людям – жить «вечно». Это счастье дано лишь избранным, сидящим на Олимпе. В этом я нисколечко не сомневался.

Так прошло тридцать лет. Я даже не заметил как постарела и быстро ушла в мир иной – самый близкий мне человек. Сейчас я думаю что в тот момент наверное был рад предоставившейся мне свободе. Ведь я практически сразу, поругавшись с детьми- перешёл на фул-тайм. Моя женщина была «молода», здорова и энергична. В какой то момент я решила, что жизнь даётся всего один раз и что второго такого шанса уже не будет. Тогда в моей жизни ненадолго появился ОН. Но я быстро оценила, что это совсем не то, что я хотела испытать в жизни и, успокоившись, поняла, что я получила от темы всё. Но всё равно продолжала играть в эту бессмысленную игру, не в силах её прекратить.

Мне стало невыносимо больно на душе. Я осталась совсем одна, с воспоминаниями, которые мне хотелось забыть, но вина навеки осталась сидеть во мне, постоянно напоминая о себе болью в сердце. Мне уже стукнуло восемьдесят лет, и врачи из той самой фармацевтической фирмы, обследующие меня, успокаивая говорили, – что лет тридцать мне не стоит ни о чём беспокоиться. Если бы они знали, как я устала и не хочу дальше жить.

Я ненадолго заснул, когда первые лучи солнца уже пробивались сквозь листву, в обшарпанную комнату, разваливающегося старого панельного дома.

Я проснулся, так и не поняв, удалось ли мне поспать.

Нет, я всё же заснул: в моей памяти опять всплывает ужасный сон, который повторяется последнее время всё чаще и чаще.

Стараясь поскорее его забыть – я открываю глаза. За окном сквозь листву, вдалеке я вижу канаты, висящие на высоченных металлических опорах. Канаты протянуты над островом с одного берега на другой и скрываются где то на старой заброшенной территории кирпичного завода.

Полуразрушенный комбинат был пуст несколько лет назад, когда я впервые попал на этот тогда ещё пустынный остров. Сейчас же там опять оживление. Неужели стране снова понадобились кирпичи. Я уже совсем плохо вижу, но Кросси говорила мне, что видела что из одной из трёх высоких труб, однажды валил чёрный дым.

Да! Чёрный дым из труб – это мой повторяющийся ужасный сон. Я не могу понять что меня пугает, так как ощущение страха будит меня чуть раньше, чем я начинаю что то понимать, оставляя в душе только ужас.

Тяжело дыша, я встаю и снова с болью смотрю на Кросси. Она всё ещё спит, надеясь что это всё ей только снится, и что, открыв глаза, она вновь окажется дома, где рядом с ней близкие ей люди – мама и сестра.

Боясь спугнуть её сладкие сны, я нежно провожу ладонью по её мягким волосам. На её губах появляется улыбка.

– Мама, – произносит Кросси, и в тот же миг вскакивает, осознав, по всей видимости, что с ней произошло и где она находится. В её глазах каждое утро я вижу слёзы.

– Нам пора, Кросси. Уже около девяти, а в десять прибывает «Летучий голландец».

В её глазах я вижу боль, и отлично понимаю, что у неё на душе. Только первая партия заключённых, в числе которых был и я, была доставлена на заброшенный больше ста лет назад остров, – на барже. Первую зиму, оставленные один на один с холодом, в полуразрушенном бывшем военном городке – выдержали немногие. Из трёх сот человек из первой партии – осталось лишь шестьдесят пять.

Не все умерли своей смертью от холода и болезней. Самые сильные, надеялись что, переправившись на большую землю – их ждёт спасение.

Спасение в виде девяти грамм свинца – действительно ждало их в любое время.

А те «счастливчики», которые чудом пробирались через кордон, были пойманы на первой же железнодорожной станции или посту «Дорожной полиции»: автоматические сканеры, не могли идентифицировать человека без документов, и подавали сигнал высшей опасности – «ВРАГ». О дальнейшей судьбе этих людей я могу лишь догадываться.

Я часто думаю, что, наверное, они оказались счастливее меня, и нашли единственный выход из этого концлагеря. Но я не смог решиться на это ни через год, ни через три.

Кросси уже пришла в себя, и отрешённым взглядом смотрит в окно.

– Ну что, пойдём к вышке? – Тяжело вздохнув, говорю я.

Она молча встаёт и идёт к выходу.

Мы спускаемся по выщербленным от времени ступеням лестничного пролёта и выходим на улицу, вернее на тропинку, тянущуюся среди высокого бурьяна.

Зачем я стал пить эти таблетки? Наверное это наказание посланное мне свыше. Но почему мне не хватило мудрости моей любимой? Последнее время я часто вспоминаю её, с горечью осознавая что в погоне за своим эфемерным счастьем – потерял самое дорогое что у меня было. Тогда я не заметил не только это, но и другое, то, что происходило в стране вокруг меня.

Начав после приёма таблеток новую жизнь, я совсем не интересовалась, что творится в стране и в мире. А в мире в это время происходили серьёзные изменения в экономике и политике.

Чёрный президент Америки, который многим расистам казался страшным сном, – был первым цветочком переворота мира с ног на голову. Но я даже не заметила за своими «женскими» приключениями, что спустя небольшое время, в нескольких ведущих европейских странах президентами стали мусульмане. Ислам завоёвывал Европу, причём без политических потрясений и войн, неся свою культуру и обычаи.

В это время в нашей стране, оставшейся фактически без самого основного – чёрного золота – практически ничего не менялось. Управлявшие страной «временщики», десятилетиями вели одни те же разговоры про новые технологии и прорыв в элиту ведущих мировых стран, но на самом деле лишь стригли купоны с природных богатств, которых становилось с каждым годом всё меньше и меньше. Самое большое достижение тех времён – производство западного ширпотреба вчерашнего дня.

Из за недостатка «нефтяных денег», стали сжиматься социальные программы и уменьшаться пенсии стариков, зарплаты учителей, врачей и прочего люда, но не карательных служб, которые рьяно стояли на защите интересов государства, а вернее её верхушки, правящей от имени народа, но в душе думающих: «как же вас ещё много осталось.»

Народные волнения и бунты – жестоко пресекались спец отрядами хорошо вооружённой полиции и армии. Но «ВЕЧНЫЕ» уже понимали что их время подходит к концу. В этот момент многие из них, приняв ислам, уехали в цивилизованную новую Европу, где надеялись в сытости и спокойствии дожить свои дни. Но отпускать на самотёк власть в большой стране – им было страшно, так как это могло аукнуться и там куда они уехали, и они нашли приемника, которого уже многие подзабыли на политической арене.

Выборы в стране уже давно были фикцией, и простой народ, думающий о том чем завтра кормить семью, и что будет с Маргошей в 7895 серии просто ничего не заметил.

Именно в те времена у нашей страны появились первые враги. Хотя возможно что они появились намного раньше, просто я уже не помню об этом.

Первыми были разогнаны и уничтожены остатки ещё существующих оппозиционных партий и организаций. Именно тогда по всем телевизионным каналам лилась речь Верховного правителя (или вождя), почему мы так плохо живём, и кто в этом виноват. Хотя о физическом уничтожении противников строя, – речи тогда не шло, но именно тогда, синие вагоны с белой полосой заполнили все железные дороги, которые сходились в одной точке – в Магадане и на Колыме.

История опять повторялась, и уже не как фарс.

Боясь, что Ислам завоюет и нашу страну, вождь решил, что отменить графу национальность, и окрестил всех великим словом РОССИ, думая, что решил эту проблему на века. Но проблема с исламистами так и осталась, но к ней добавилось новая – недовольство множества маленьких народностей, да и очень поредевшей основной народности по которой звалось само государство. Что реально происходило в это время – не знал никто, кроме вождя и его окружения. Все каналы передачи информации – телевидение, радио, интернет, газеты и журналы, к этому времени полностью были под контролем государства.

В это же время силовики получили практически полный контроль за передвижением, и идентификацией человека – за тем что он говорит на работе, пишет в инэте или эл.почте. О том что происходит в стране, стало опасно говорить не только на работе, но и дома. Кругом была смонтирована подслушивающая аппаратура, а штат стукачей на разных уровнях – рос как на дрожжах. Они думали что «стуча» на других, получают индульгенцию на «свободу» у новой власти. Каково же было из разочарование, когда они оказывались за решёткой синего вагона, вместе с теми на кого сами только что настучали.

Я не застал времени встроенных в человека чипов. Это было чуть позже, а тогда.

Каждый год у нашей страны появлялись новые враги, и однажды пришёл черёд врагам нравственности. Мои ощущения женщины в этот момент, были ещё сильны, хотя уже не приносили той прежней радости, хотя я так и продолжала находиться в режиме фул-тайма.

Двухчасовое выступление Вождя я слушала с чувством невозможности что-то изменить. Я слишком много написала о себе в инэте, и надежд на то, что меня обойдут стороной, не было никаких. Прослушав его выступление, я вышла в инэт и не нашла ни одного транссайта, удивившись как быстро «ребята» сработали, я поняла что моё время в «этом мире» закончилось.

«За нарушение моральных устоев общества», я вместе с прочими трансгендерами была изолирована от общества Росси (а может быть и они от меня).

Поздней осенью, в холодном вагоне, меня почему-то привезли в заволжские степи, а не в Магадан. После темноты грузового вагона, я несколько минут ничего не могла рассмотреть, когда с шумом открылись сдвижные двери.

– Всем выродкам покинуть вагоны, – услышала я голос из уличного громкоговорителя.

Я вылезла на свет божий, в том виде в каком меня забрали полицейские: красное по фигуре вязанное тёплое платье, сапоги на шпильках, чёрное демисезонное пальто, и шикарная причёска из своих длинных русых волос, которые вновь стали расти на голове, так же как и новые зубы во рту. Больше всего мне в этот момент почему то было не по себе от трёхдневной щетины на лице. В этот момент я чувствовала, что выгляжу не очень хорошо и переживала по этому поводу.

– Старая галоша, – услышала я за своей спиной молодой голос, – это всё из-за вас муд**ов. Не рядились бы как бабы, то и нас не тронули бы.

Узкая длинная площадка грузовой платформы, зажатая между кирпичным складом и синими железнодорожными вагонами была забита людьми. Состав и площадка, по периметру были оцеплены охранниками в чёрной форме КПУ, с автоматами в руках. Некоторые из них держали на поводках лающих и бросающихся на людей – бойцовых собак.

Что я сделала такого страшного, что меня вычеркнули из списка обычных людей и привезли как скот сюда. «Обычных людей», – промелькнула в моей голове моя же фраза. А есть ли они «обычные люди», которые отвечают всем нормам предъявляемым к Росси, или просто до их тараканов в голове ещё не дошла очередь и их не успели записать во враги?

В открытые двери «пустых» вагонов заходят охранники с собаками и я холодею от ужасных криков раздавшихся оттуда. Я вижу как в чреве вагона, стоящего напротив меня злой пёс рвёт на части старого трансвестита или гея. Затем раздаётся выстрел и наступает тишина. Такие же одиночные выстрелы слышны и из других вагонов.

Я думала что этим людям, оставшимся без сил от трудной дороги – будет оказана медицинская помощь, когда мы доедем до места назначения, но всё оказалось слишком чудовищно и сознание замешанное на животном страхе – отказывалось верить в то, что произошло на моих глазах.

– Всем развернуться налево, и следовать колонной, – раздалось из громкоговорителя привинченного к столбу, – шаг влево или право от белой полосы – будет рассматриваться как побег и вы будете расстреляны.

Дорога, идущая между двух белых выцветших полос – идёт по территории старого кирпичного завода, и петляет вокруг огромной кучи из разбитого кирпича.

Складские помещения сменились старыми грязными цехами, внутри которых видны огромные печи для отжига. 1977 – было выложено белым кирпичом над огромными воротами цеха. Глянув ещё выше, я увидела три высоких трубы уносящихся в голубое небо.

Выстрел сзади справа. Я с испугом поворачиваю голову, так как кажется, что стреляют в меня. В трёх метрах от дороги, за белой полосой, вижу тело молодого гея, которому так и не успела ничего ответить. Сейчас я думаю, что он выбрал самый лучший путь из той ситуации, в которую нас загнали. Но тогда мне казалось, что это всё происходит не со мной, и этот кошмар скоро закончится, ну может быть вон за тем поворотом.

Я начинаю рассматривать медленно идущую толпу впереди меня. Трудно по внешнему виду определить кто эти люди, хотя несколько девушек и женщин, как мне показалось – были транссексуалами, или трансвеститами. Про остальных было сложно судить, кто они. Общаясь на форумах, я понимала, что Тема у людей может быть лишь в фантазиях, а кто-то попал в «выродки» за одетые на себя бабушкины чулки, или туфли жены, не более. Но этим, они нарушили мораль их общества, и оказались здесь.

«Их общества» – в этот момент я провожу незримую черту между тем где я оказалась и другим, оставшимся где то далеко.

Колонна, сопровождаемая с двух сторон конвоем, пересекает территорию и выходит с другой стороны завода. Пыльная гравийная дорога, извиваясь, спускается к широкой реке. Белые линии закончились, но каждый понимает, где заканчивается щебёнка и начинается канава, там и наступает «водораздел» между жизнью и смертью.

Зачем нас привезли именно сюда? Я ломаю голову, стараясь отвлечься от того что произошло десять минут назад. Недалеко от дороги, через равные промежутки, видны огромные металлические опоры, на которых натянуты канаты. Я, как любитель всего металлического, начинаю рассматривать и гадать для чего всё это строилось.

Это полный идиотизм. Я наконец то понимаю значение канатов и столбов уходящих на другую сторону реки. Сырьё, или обычная глина, оказались по какой то причине на другой от завода стороне реки, поэтому и построили столь грандиозное сооружение, как техническая канатная дорога: на тросах висят огромные переворачивающиеся бочки, в которых и доставлялось сырьё с другого берега. Такое было возможно только во времена СССР.

Хотя, что я могу помнить об этом? Только то, что я родилась в год Московской олимпиады 1980 года. Господи, прошло уже сто лет, – с ужасом думаю я, – и что если бы всё текло по законам божьим, то я не дожила бы до этой пыльной, конвойной дороги.

Дальше была пристань с баржей и несколько сот человек оставленных на произвол судьбы практически под открытым небом, поздней осенью, на заброшенном и не нанесённом ни на одну карту острове.

Кросси, погружённая в свои мысли, быстро идёт впереди меня. Я не успеваю бежать за ней и в шутку говорю:

– Пожалей старика милая девочка.

Она останавливается, и первая солнечная улыбка проскальзывает по её лицу.

– Сказочник, а тебя-то как сюда занесло?

– На барже, – в шутку отвечаю я, хотя понимаю, что за её вопросом стоит нечто большее.

Кросси не верит, что и я когда то любил ходить в женской одежде: молодости это простительно, и я не обижаюсь на неё, что она видит во мне обыкновенного старика, а не старого трансвестита. Да мне это уже, в общем-то, всё равно. Я потешил свои женские амбиции, и сейчас совершенно не думаю над тем, какую бы жизнь я смог прожить, если бы родился женщиной. Я достаю из кармана женской ветровки леденец, который берёг для такого дня, и протягиваю Кросси.

Она с радостью разворачивает и кладёт его в рот.

– Ты не просто сказочник, но и фокусник, – произносит она, даря мне свою улыбку.

Мы идём не спеша дальше, и я прихожу в себя после быстрой ходьбы.

– А что, раньше людей на барже привозили? – спрашивает она.

– Это было в самый первый год, – я не хочу рассказывать ей всю правду о том, как я сюда попал, – а потом отремонтировали канатку и пустили «Летучий голландец», на котором ты и приплыла по воздуху в столь прекрасные места. – Я стараюсь поддерживать в ней оптимизм.

– А мне иногда действительно здесь очень нравится. Я как в твоей «Трансляндии» начинаю ощущать себя настоящей девушкой. Только вот грустно иногда бывает.

Я понимаю о чем говорит Кросси.

Как ни странно, многие становятся счастливы именно здесь, где никто не мешает и не осуждает за то, что ты одел юбку или платье, накрасил глаза и губы, и хочешь быть похожей на девушку или женщину. Там за рекой, многие об этом могли лишь мечтать, ну а что бы вот так, среди бела дня, не вылезать из образа, для новичков кажется сказкой. Но только для тех, кто был одинок, или у кого отношения с близкими не сложились. У остальных, мысли о близким им людях глушили чувство преображения и они лишь на время, по мере возникновения этого сильного и непонятно откуда берущегося желания превращения – входили в роль и становились ею.

Женской одежды (верхней и нижней), которую нам сбрасывают вместе с косметикой, бижутерией, а подчас и новой девушкой (так попала сюда Кросси) – у всех очень много. Нет только мужской. Так что мне приходится носить женские спортивные брюки, чудом попавшиеся в куче тряпья, женскую однотонную кофту и красную куртку. Они специально присылают нам яркие сексуальные вещи.

Раньше я не задавался вопросом откуда они их берут, пока однажды не услышал слова экскурсовода долетевшее сверху и не предназначенное для наших ушей; о том, что женские вещи, которые одеты на «выродках»- это конфискат у женщин – врагов; тогда всё стало понятно.

Я уже давно не похож ни на женщину, ни на старого трансвестита. Скорее я похож на доброго немного свихнувшегося чудака. Во всяком случае, именно сейчас, я сознательно стараюсь выглядеть как мужчина, и даже перестал бриться. Но бороду отрастить мне так и не удалось: по непонятной мне причине на лице вылезла лишь небольшая щетина, и всё.

Вот и «пристань», вокруг которой уже толпится разноцветный яркий народ. Даже те, кто совсем ненавидит женщин (геи тоже приходят сюда в такие дни, хотя их осталось совсем немного), надевают на себя женские тряпки, что бы угодить толпе и получить что-нибудь из нормальной еды.

Мы выходим на площадку возле небольшой заводи реки. Здесь находится огромный столб, который пришлось установить в далёкое советское время строителям канатной дороги, потому что пролёт между двумя берегами – был очень большой.

Я вижу на другой стороне реки, на фоне кирпичного завода, у такого же столба – людей карабкающихся по высокой лестнице в «Летучий голландец». Значит минут через двадцать будет очередное шоу, для них и для нас. Мой взгляд скользит по новым канатам и опять возвращается на остров, точнее на верхушку нашего столба, на котором красуется огромная реклама, собранная из разнокалиберных цветных букв. Она повёрнута в сторону начавшего движение челнока, и на ней написано слово – «ЗООПАРК».

Кросси напомнила мне про баржу, и перед глазами опять проносятся воспоминания, которые так хочется забыть. Те, кто принимал решение забросить нас на остров, были явно c садистскими наклонностями. Было ясно, что не только зиму, но и первую ночь на заброшенном восемь десятков лет назад острове – многие не переживут.

Группы как то сами собой поделились на трансов и геев. Странно, что нелюбовь одних к другим, проявлялась и в такой страшной ситуации, в которую все мы попали.

Хотя возможно, что мне это видится лишь теперь, а тогда всё было перепутано, и мне казалось что трансов и геев вокруг меня совсем немного, а остальные – обычные люди, непонятно за что попавшие на этот остров.

Я познакомилась с тридцатилетней транссексуалкой Марго. Она была из последних, кому была сделана операция по изменению пола из медицинских показаний. Через месяц с небольшим вышел указ минздрава о запрещении таких операций. Сколько людей, не нашедших гармонии души и тела ушло из жизни в то время – не знает никто. Но их было много. Ведь для настоящего транссексуала, жить в мужском теле – равносильно смерти.

Марго не унывала, и несмотря на то что мы совершенно замёрзли, и были голодны – постоянно шутила по поводу того что она – «давно мечтала побывать на Карибах. Правда вот с погодой не повезло, ну может завтра плюс тридцать будет, и тогда все оденем купальники и пойдём на пляж загорать и купаться».

Впервые за долгое время, я начала улыбаться, да и многие кто её слышал, тоже.

Остров оказался большой. Метров двести в ширину, и с пол километра в длину. В его центре был естественный природный залив, возле которого была установлена огромная ржавая опора канатной дороги. Мы поднялись на небольшую возвышенность, где были видны три трёхэтажных блочных дома. Это была наша надежда на спасение, так как каждый думал что стены – это надёжное укрытие от холода и дождя.

Но многие впали в уныние, когда пройдя по выщербленному плацу бывшей военной части, сквозь который местами проросли берёзы и тополя – мы вплотную подошли к одному из зданий. В доме не было ни одного застеклённого окна. Деревянные рамы за многие десятилетия превратились в труху, и стёкла вывалившиеся из них, разбившейся грудой лежали вдоль серого фасада дома. Надежда провести ночь в тепле, таяла вместе с последними лучами заходящего солнца.

Сгущавшиеся сумерки, и чистое небо над головой – подтверждали худшие опасения, что нас бросили на остров лишь для того, что бы мы умерли в мучениях.

Где то внизу, откуда мы пришли, опять послышался звук причалившего буксира. Я подумала, что они привезли ещё одну партию таких же несчастных как и мы, но сознание уже отключало все ненужные эмоции, – панику, страх, и самое главное борьбу за жизнь. «Всё бессмысленно – это конец», – Я перестала бороться, понимая что выхода из этой западни просто нет. В изнеможении я села на ступеньки бетонного крыльца дома.

– Слюни не распускать, слёзы оставить для лучших времён, – услышала я в этот момент оптимистичный голос Марго.

У молодого человека стоящего в толпе, в этот момент началась истерика:

– Мы все погибнем, нас специально бросили на этот остров умирать. я не хочу этого. Я хочу жить, хочу домой. Я больше никогда не одену на себя ни одной женской тряпки.

С этими словами, он не чувствуя холода, или надеясь в душе что всё вдруг резко изменится, стал стягивать с себя мужскую одежду, под которой были одеты колготки и бюстгальтер. С остервенением он сорвал с себя остатки женской одежды, как будто это могло что то изменить и вернуть его в прежнюю жизнь.

Марго, подошла вплотную к парню, и несколько раз сильно стукнула его ладонью по щекам.

– Одевайся, а то замёрзнешь, – командным голосом, не терпящим возражения – произнесла она.

Паренёк стал приходить в себя и, размазывая по щекам слёзы, всхлипывая, стал снова одеваться.

– Если что, переночуем в этих домах, надо найти только чем заделать окна. Надо искать пилы, топоры, тёплые вещи и тащить всё на плац. Сегодня ночью я вам не дам замёрзнуть, так как вы будете работать. Разойтись! Встречаемся через час в этом же месте.

Я вспоминаю Марго, которая фактически спасла нас от смерти в ту давнюю зиму 2080 года.

Тогда нас было ещё много.

Ночь мы действительно работали, понимая, что это единственный выход на спасение.Нам удалось зажечь несколько костров на улице, у которых мы грелись, а затем шли на смену, и по очереди рубили ржавыми тупыми топорами сухие деревья.

Ночью был небольшой мороз, которого хватило тем, кто сдался. И их было не мало.

Утреннее солнце, сулившее тёплый осенний день – осветило остров, с замершими в скрюченных, сидящих и лежащих позах мёртвыми людьми.

Мы выжили благодаря Марго, которая стала нашей предводительницей на долгие зимние дни и ночи наступающей холодной зимы.

Если бы не трупы, которые валялись повсюду, и от вида которых выворачивало пустой желудок, то утром жизнь уже не казалось такой безысходной. Кто то из самых шустрых, принёс первую радостную весть. Возле «причала» валяется несколько огромных бочек с синтетической курицей и говядиной. Вопрос о еде, днём выходил на первое место, и я видела, что кому то повезло сбить ворону, или поймать крысу, которую они жарили на огне костра. Меня выворачивало наизнанку от вида такой пищи, поэтому синтетика в бочках – казалась радостью, сравнимой с посещением хорошего ресторана.

После сытной «курицы», очень хотелось пить, и я слизывала утреннюю росу, которая ещё совсем недавно, белой изморозью лежала на ещё зелёной траве. Душевные и психические силы были на исходе. Прислонившись спиной к берёзке – я провалилась в глубокий сон.

Я опять была счастлива, ощущая себя молодой Светкой, которая не могла понять кем ей жить дальше, Светкой или Антоном. Но природное любопытство толкало её на поиски Парамошки, и Светка, а вернее я, оказывались каждый день на платформе Ленинградского вокзала, но безуспешно. Старого красивого поезда с паровозиком – никто и никогда тут не видел.

Меня уже знали в лицо все грузчики и местные таксисты, встречающие пассажиров с каждого поезда. Я уже совсем перестала реагировать на их сальные шуточки, а иногда и фривольное поведение в отношении меня. Некоторые считали вполне приличным слегка шлёпнуть меня по аппетитной попке (свою фигуру я могла оценить глазами Антона) и ждать, как я буду возмущаться по этому поводу. Мне поступали предложения и более откровенные, но я посылала ловеласов на три буквы и как ненормальная ждала и ждала свой поезд.

«Какая же я дура, что совсем не читаю то, что стоило обязательно прочитать, – думала я вспоминая что пропустила пользовательское соглашение, – а ведь именно где то там было написано расписание прибытия Парамошки, а вернее моего поезда».

До прилёта из Америки Димы – оставалась неделя, и мама, которая звонила мне каждый день по нескольку раз, постоянно намекала, что Дима обещал сделать мне официальное предложение после возвращения.

«Бред, – говорил во мне в этот момент Антон, – какая из тебя невеста, я же парень!»

«Да нормальная невеста, – спорила с ним в этот момент Светка, – ты глаза не закрывай, когда я смотрю на себя в зеркало. Я просто суперконфетка для любого мужика, ты же сам меня хотел, когда увидел в первый раз».

В один из таких споров, я чуть не встретилась лбом со стоящим на платформе столбом. Прямо на уровне моих глаз висело объявление:

Для продажи мороженного с лотка, на территории вокзала, требуется молодая девушка. Регистрация обязательна. Мед книжка – желательна. Обращаться в кафе «Урюк», в здании вокзала – к Эмилю.

В моей голове начал прорисовываться образ молодого, красивого француза с утончёнными манерами.

Вот и кафе. Обращаюсь к восточной красавице, стоящей за прилавком:

– Мне Эмиль нужен, – а затем добавляю, – я по объявлению.

Девушка, не переставая жевать жвачку, и смотря не мигая прямо мне в лицо – кричит:

– Эмиль, тут к тебе пришли.

Через пол минуты, из подсобки вышел черноволосый сорокалетний мужчина, с огромным носом, в котором явно читалась южная национальность нашей некогда огромной страны.

– Да пошёл ты, – вскипела Лейла, – вот эта Кристина Агилера и пришла на работу к тебе козлу устраиваться. Понял, даааа?

– Замолчи женщина!- Тихо проговорил Эмиль.

Он не мог поверить, что перед ним стоит девушка, готовая работать на прилавке.

– Эээ. аааа, – он потерял дар речи, – а вы сможете целый день простоять рядом с платформой, когда столько народа кругом?

«6-0 за самый лучший первый вопрос, который можно было придумать при собеседовании.» – Подумала я, но вслух хотела произнести, – «Что готова работать дни и ночи на пролёт», – но не успела.

Эмиль, явно надеясь добиться моего тела, не хотел выпускать меня из своих рук, и не дал мне сказать ни слова.

– Когда вы сможете приступить к работе?

– Вчера, – не думая ответила я, – то есть прямо сейчас. Но у меня нет мед книжки.

В его чёрных глазах, я увидела крутящиеся денежки как у дядюшки Скруджа: в уме он уже подсчитывал прибыль от продажи мороженного.

– Медкнижку сделаешь потом, на следующей неделе. У меня тут всё проплачено, так что никто ничего спрашивать не будет.

– Ну тогда я хотела бы поскорее попасть на перон, вернее я хотела сказать, что с детства мечтала торговать мороженным под стук прибывающих паровозов.

– Эээ, какой паровоз девушка? 21 век на носу. Сапсан видела, нет?

Эмиль был немного огорошен, моим рвением к работе.

Сняв ксерокопию паспорта, он докатил мой холодильник до начала платформы, по пути интересуясь, как такая молодая и красивая москвичка, могла докатиться до такой жизни. Он делал намёки, что я могла бы и не работать совсем, если бы согласилась быть с ним.

– Ещё один жених, – думаю я про себя. Тебя только мне и не хватало. Но вслух произношу совсем другие слова.
.
Какой интересный цветной сон, – думаю я про себя, во сне.

Какой то уже подзабытый сюжет из Трансляндии продолжает течь в моей голове, но я его не запоминаю, так как погружаюсь в фазу глубокого сна.

А потом мне кажется что я проснулась.

– Светлана Владимировна, – слышу я голос Парамона, к которому вся в слезах я прижалась лицом, – повнимательней надо быть.

Ну кто же мог знать, что вы совсем не читали расписание прибытия поезда, хотя и я старый тоже виноват, ведь у меня в кармане лежит календарик для ВАС. А на нём расписание напечатано:

Ленинградский вокзал.
Первая неделя месяца – пятница с 18-15 до 18-20
Вторая неделя месяца – среда с 8-00 до 8-15
Третья.

Я не даю ему договорить.

– Парамон Устинович, я, конечно же, виновата, что не всё прочитала как следует, но как это возможно, что я вдруг из Антона превратилась в Свету?

– Мммм, – замычал в раздумье Парамон, – у каждого человека есть мечта, но большинство из них даже не догадывается, что от мечты их разъединяет порой всего два шага. Одна девушка очень любила цветы, но даже не догадывалась, что дверь в соседний цветочный магазин – превращается, согласно графику, ненадолго в портал для перехода в другое измерение, которое в её случае являлось сказочной цветочной страной, где её ждал прекрасный принц. Мечты у всех людей разные, поэтому и порталы могут находиться в любом месте, главное что бы человек оказался рядом когда он ненадолго открывается лишь для него. Вы Светлана Владимировна, очень мечтали хотя бы ненадолго превратиться в девушку, и поскольку Вы являетесь любителем старинных паровозов, то я и появлялся, согласно этому графику (Парамон протягивает мне карточку размером с визитку) – на этом вокзале. Это Ваш портал, и его никто кроме Вас не видит.

– Подъём, хватит спать, а то замёрзнете, – раздаётся голос Марго, где-то за спиной растворяющегося в воздухе Парамошки.

Я с трудом открываю глаза, и хочу их вновь закрыть и погрузиться в этот прекрасный сон, но в этот миг отчётливо осознаю, что со мной произошло, и где я сейчас нахожусь.

«Замёрзнете?» – после холодной ночи, на солнышке уже довольно таки жарко, и вполне можно снять с себя пальто и остаться в юбке и кофточке, но я боюсь, что его сразу же кто-нибудь «приберёт» к рукам. Люди нуждаются в тёплой одежде: я слышу сильный кашель раздающийся слева и справа. Холодная ночь не прошла для них даром, в отличии от меня. Мой иммунитет «вечного » жителя, всегда на верху, ведь после приёма тех злосчастных таблеток я ни разу не болела.

Почему во сне я была Антоном а не Кириллом? Я вновь вспоминаю запутанное сновидение. Вымышленный в далёкие счастливые годы Антон из Трансляндии, действительно появлялся в моей реальной жизни. Но это было относительно недавно (хотя не «вечным» судить о течении времени), тогда оставшись одна я хотела получить новые «женские» эмоции. Выглядела в то время я совсем неплохо, а с макияжем, который за десятилетия освоила в совершенстве, – мне не давали больше сорока. Кожа на лице была гладкой и ровной, без единой морщинки. Это был период максимального омоложения. Именно тогда, я слишком глубоко погрузилась в «женские ощущения», что стала считать себя женщиной. Состарившиеся соседи по дому, делали вид или на самом деле, в старческом маразме, успели позабыть, что я когда то была мужчиной, и воспринимали меня вполне доброжелательно, считая соседкой из 122 квартиры. Я часто сидела на лавочке с местными бабушками, которые были моложе меня, и обсуждала других соседей и мыльные женские сериалы. Они воспринимали меня как дочку моей жены, совершенно позабыв, что у нас сын, а не дочь.

Именно в одну из таких бесед, к нам на лавочку подсел красивый мужчина лет тридцати пяти. В то время, я смотрела на мужчин женским взглядом, так как полностью спрятала своё мужское «Я» в самый дальний угол сознания. Он был примерно моего возраста, на который я выглядела. За общим разговором, я даже не заметила как он напросился в гости на чай, и даже не подумала что приглашать незнакомого человека сразу в дом, – неприлично для женщины. Моя осторожность и благоразумность – были почти полностью отключены желанием и ожиданием новых свежих эмоций от неведомого ранее запретного плода. Когда целуют тебя, это совсем не то, когда целуешь ты. Я уплыла в мир чувственности, и как никогда ранее ощущала себя женщиной в этот момент.

Во время поцелуя, руки Антона скользили по моей груди (одной из самых последних разработок в области эндопротезирования), и я ощущала все краски этой игры, которые не могла получить ранее. Когда же его рука скользнула мне под платье, я хотела отстраниться, но Антон был сильнее меня.

– Не бойся моя красавица, – прошептал он, закусив при этом серёжку в моём ухе, от чего я вскрикнула: не от боли, а от нового ощущения, блаженной волной пробежавшейся по моему телу.

– Я не могу, – с трудом дыша проговорила я, – я не та. я не.

– Я всё знаю моя принцесса, и ты мне нравишься именно такой, со своей маленькой тайной, про которую даже не догадываются те старушки на лавочке. Когда я увидел тебя, то сразу и не поверил, что ты, ну. не совсем и женщина. Это высший пилотаж! Я просто тащусь от тебя.

Вот так в мою жизнь вошёл Антон.

Утром мне было стыдно от всего, что произошло накануне, но я вновь и вновь открывала ему дверь, когда он в неё звонил.

Для чего я это делала? Сама не знаю.

Наверное в тот момент жизни мне нравились его прикосновения и поцелуи, а вот всё остальное я делала лишь для того, что бы не потерять его, потому что он видел во мне женщину.

Эти встречи тянулись год, а может и больше. Был небольшой период когда он переехал ко мне жить, и я погрузилась в женские домашние хлопоты о своём мужчине. Они были мне тоже приятны, так как позволяли ещё глубже погрузиться в обычный женский мир с его повседневными делами и обязанностями: стирка, готовка, ожидание.

Но всё чаще и чаще в голове стали появляться горькие мысли, – что так не должно быть, внося в душу смятение и самопрезрение. «До чего ты докатилась, – думала я в эти моменты, – ведь ты не баба, чтобы подставлять все дырки».

Отрезвление было тяжким. Я осталась одна, и на какое-то время наступило прозрение и возвращение к мужской жизни. Оказалось, что вернуться назад – не так-то просто. И это касалось не только души, но и тела: мужской одежды, с которой я без сожаления рассталась перейдя на фул-тайм, в доме совсем не было, да и большую грудь просто так тоже никуда не денешь. Что бы пойти на повторную операцию, и убрать протезы требовалось ходить по врачам, а мне было просто лень.

Но прошло ещё немного времени, и я опять сидела с бабушками на лавочке, в своём привычном женском образе, и обсуждала душещипательные сериалы, понимая, что не в состоянии вернуть себя в прежнюю мужскую жизнь.

«Антон», – мелькает в моей голове щемящее чувство. Я знаю, что первый донос, что я «выродок» в КПУ написал именно ты, и всё равно благодарна тебе за тот первый день, нашей безумно-прекрасной встречи.

– Просыпайтесь лежебоки, а то этот день будет последним в вашей жизни, – слышу я вновь голос Марго, – сегодня у нас «санитарный день».

С большим чувством разочарования я «возвращаюсь» в действительность и открываю глаза. До заката, мы носили и закапывали трупы в песчаной ложбине недалеко от причала.

Марго! Мы, выжившие в ту первую зиму, должны были благодарить за это, только её.

К первому снегу, отчаявшиеся и замёрзшие, мы из людей превращались в скотов. Как быстро это произошло, ведь не прошло и месяца с того дня как нас выкинули на остров. Никто никого не хотел слушать, и в душе уже кажется смирился с предстоящей смертью. Агрессивность, которая проявлялась у большинства совсем недавно – исчезла. После каждой ночи, количество заснувших и не проснувшихся – увеличивалась, так как мороз, усиливающийся к ночи не спадал и днём.

Река очень скоро покрылась тонким слоем льда, и каждый день, отчаявшиеся люди, как зомби, брели по льду в сторону берега, интуитивно надеясь найти там спасение. Тонкий лед ломался под ними, и стремнина уносила тела вниз по течению, но не смотря на это следом уже брели другие, надеясь что взяв чуть правее или левее – они достигнут цели, не думая, а что будет с ними дальше.

В какой то момент смирилась со смертью и я, но сильнейший иммунитет, отодвигал эту дату.

Марго я не видел и не слышал целый день, хотя на её окрики уже давно никто не обращал внимания. «Возможно, что её тело сейчас плывёт подо льдом вниз по реке», – с каким то безразличием к чужой смерти, к которой уже привыкла, – думала я.

На автомате, еле передвигая ноги, я дошла до бочки и соскребла со стенок остатки еды. Новую запечатанную бочку, открывать не было сил. После такой пищи, всегда хотелось пить, но идти к роднику, который мы нашли на третий день пребывания здесь – не хотелось. Тонкий слой снега, лежащий на огромном камне – утолил мою жажду.

Вернувшись на плац, я свернулась комочком на старом истлевшем солдатском матрасе и заснула. Мне снится, что я совсем молодой лохматый парень, знакомлюсь с девушкой которая станет моей женой. Двойное чувство; радость что я нашёл свою любовь, и горечь, что я знаю своё проклятое будущее – пронзает мой сон острым шипом невозможности что то изменить. Я стараюсь удержать девушку, но рука не в силах удержать её выскальзывающие из моей ладони – пальцы. В страхе что теряю самое дорогое, – я кричу: «Не уходи, пожалуйста не уходи. Я не смогу жить без тебя. Умоляю – останься, ведь я люблю только тебя и без твоей любви моя жизнь пропасть и пустота».

Она слегка улыбается, смотря на меня таким знакомым и родным взглядом: «Я знаю что ты всю жизнь хотел свободы. Я люблю тебя, и поэтому оставляю одного. Будь счастлив, я желаю тебе добра», – её рука выскальзывает из моей и она тает на моих глазах.

«Я не хочу этого! Прости, прости, прости, прости. – как заклинание в слезах повторяю я.

– Проснись, проснись, проснись, проснись, – кто-то трясёт меня за плечо, а я разрываюсь между сном и явью.

Чистое тёмное небо над головой, усеянное маленькими светящимися звёздочками, пар изо рта и хруст снега под чьими-то ногами совсем рядом. Я чувствую замерзающие на щеках слёзы, но совсем не ощущаю своих рук и ног.

– Жива?- слышу я голос Марго, – пойдём отогреваться.

Я слышу потрескивание угля в печи, растекающееся по телу тепло, и вновь сознание отключает память, на это раз без воспоминаний угрызений совести.

В себя я пришла через трое суток, и долго лежала, не открывая глаз.

Казалось, что сейчас я проснусь, и окажусь в своей комнате, залитой утренним светом, а рядом на подушке увижу спящее, прекрасное лицо своей любимой.

Как тяжелы воспоминания, от которых невозможно убежать и спрятаться.

За что, почему, для чего всё это?
Но ты ведь хотел свободы.
А стоила ли она того?
Нет.

Но это я понимаю лишь теперь, когда изменить что-либо в своей жизни уже поздно и невозможно.

Я открываю глаза, что бы вновь вернуться в продолжение пьесы, которую начала «писать» сама, – тогда, давно, не представляя, что её окончание будет дописано не моей рукой.

После уличного холода, в помещении, где я нахожусь – кажется жарко. Над собой я вижу сетку солдатской панцирной кровати и посеревший от времени полосатый матрац с красными выцветшими полосками. Я спускаю ноги на пол, и обвожу помещение взглядом.

Я сижу в большом высоком помещении, с кирпичной стеной позади меня. Вдоль этой стены, сплошными рядами стоят старые металлические солдатские кровати, собранные в пять этажей, как строительные леса. Сколько их, я не в силах сосчитать и мой взгляд скользит дальше. В помещении полутемно и я поднимаю глаза вверх, откуда сквозь маленькие закопчённые оконца, идущие вдоль стены над кроватями – льётся дневной свет. Почему в этом помещении сохранились стёкла, – более глупой мысли в этот момент не могло возникнуть в моей голове, – алюминиевые рамы, – тогда понятно. Прямо передо мной, в двух метрах, ещё одна стена, от которой идёт тепло. Я наконец то начинаю понимать где нахожусь: трубы тянущиеся по всему залу, с кучей разбитых манометров, огромный бак наверху, и металлические переходы вокруг него, ведущие в маленькое помещение на втором этаже. Эта заброшенная котельная, которую мы осматривали на второй день пребывания на острове. Тогда, понимающие в этом люди сказали, – «что топить котёл дровами, что бы обогреть такое огромное помещение – не получится; потребуется слишком огромное количество дров» – и все с сожалением вернулись на плац что бы жечь костры.

Я с трудом залезаю в свои разбитые на острове сапоги, и не застёгивая молнии топаю на пятачок между огромными металлическими дверьми, и котлом, – где скопился народ. Они что-то обсуждают, но из моего угла это совсем не слышно. Я встаю позади людей, и слышу голос Марго:

– У нас есть шанс дожить до весны. Теперь мы в тепле, синтетической еды, нам тоже должно хватить. Но что бы выжить, нам надо работать. Надо поддерживать на минимуме огонь в котле, надо ходить за водой. Когда встанет река, то рыболовы, если такие найдутся – должны ловить рыбу. Ну а охотники, надеюсь, что среди нас они тоже есть, поставят капканы на зверушек, которые могут забрести на остров. Но сначала надо выбрать людей, которых все обязаны слушаться и подчиняться их распоряжениям. Иначе будет анархия и зиму мы не переживём.

– Ты уже спасла нас, тебе и командовать!

Со всех сторон летели голоса в поддержку Марго.

– Но я не справлюсь одна, мне нужен помощник, – Марго обводила взглядом притихший зал.

Желающих руководить – не было. Я с трудом представляла, что среди нас, «гламурных барышень» такие найдутся, тем более не могла представить себя на месте Марго.

– Я готов помочь! – услышала я очень знакомый голос слева.

Этого не может быть, таких совпадений просто не бывает, что бы «палач» и жертва оказались в одном месте в одно и то же время, – глядя в сторону раздавшегося голоса думала я.

– О. да ведь это же наш спаситель, – радостно прокричала Марго, – ведь именно он, понял, что под огромным холмом, покрытым травой и кустарником скрываются запасы угля для котельной. Мне даже и в голову не могло придти, что за сто лет, завезённый сюда уголёк может превратиться в ландшафт острова. Я рада такому помощнику, прошу сюда ко мне.

Я увидела спину человека, идущего через расступившуюся толпу людей и уже понимала кто это.

– Антон, – громко произнёс он на весь зал, обводя всех присутствующих своими очаровательным взглядом.

На какой то миг наши глаза встретились, и он от изумления открыл рот. Его глаза были широко раскрыты, и в них читался страх. От нахлынувших противоречивых чувств, я чуть не потеряла сознание, и, держась за стенку, побрела к своей кровати. Собрание продолжалось и на нём решали важные вопросы, но я не слышала, что там говорили.

Я опять мысленно вернулась в то далёкое время, когда мы были рядом, с горечью понимая что не могу рассказать всем что он стукач, и что из-за него я оказалась здесь (да, наверное, не я одна) – зная что с ним сделают после моего заявления. Но как бы плохо мне не было, я поняла, что не смогу этого сделать. Я не судья и не палач. Это его крест, и лишь ему самому решать, как можно жить с этим дальше. Хотя нахождение на острове разве можно назвать жизнью?

Собрание по всей видимости закончилось, и люди разбредались по своим местам.

– Эй! Ну что, пришла в себя? – Я услышала голос парнишки-истерика, которого Марго хлестала по щекам.

– Да, спасибо! – Ответила я, думая, что он так интересуется моим самочувствием.

– Ну а коли, ты уже можешь передвигаться, то твоё место на пятом ярусе. Меня Марго на время попросила уступить эту кровать тебе.

Я с обречённостью посмотрела вверх, где под самым потолком копошились маленькие человечки. Бороться с молодым и здоровым парнем, у меня не было никаких сил.

– Всё поняла, – спокойно произнесла я, – ещё чуть-чуть здесь посижу и уйду.

– Что значит чуть-чуть, я уже и так три ночи под потолком провёл, – заорал он, – я сказал – убирайся!

– Ты чего разорался, свои порядки тут устанавливаешь. На улицу, на мороз захотел? Нам бузотёры тут не нужны. Иди угля с улицы принеси.

– А почему я? Сегодня не моё дежурство, – заныл паренёк.

– Потому что я сказал!

Это был Антон. Заметно постаревший, но с таким же притягательным взглядом, как и раньше. Он смотрел прямо мне в глаза, грустным извиняющимся взглядом.

Мы зашли в тёмный угол, в котором пахло мочой.

– Извини, если конечно в такой ситуации можно произносить такое слово.

Я с жалостью смотрела на него, ничего не говоря.

– Я виноват перед тобой, но я не знал как поступить тогда, – он ненадолго замолчал, по всей видимости что-то вспоминая. – Когда меня привезли в серое здание, то я думал что это конец. Но следователь КПУ, сказал мне, что у них давно уже лежит на тебя дело, а в связи с открытым Верховным правителем новой борьбы за нравственность, от меня требуется лишь написать что ты «выродок», и соблазнила обычного мужчину, то есть меня.

– Но это же ложь! – С обидой выкрикнула я.

– Да, я струсил тогда. Но думал что этим спасу хотя бы свою жизнь, так как на тебе следователи уже поставили крест.

– На тебе тоже, – жестоко, прямо в лицо Антона проговорила я.

– Да, теперь я это понимаю. Прости, если сможешь.

– Ты боишься, что я выдам тебя? – По его глазам я видела, что попала в точку, – не бойся, я не сделаю этого.

– Ты до сих пор любишь меня? – Удивлённо произнёс он (проницательность Антона не знала границ).

– Я тебя ненавижу, – опустив глаза, сказала я, сама понимая, что по интонации голоса он понял всё.

Антон попробовал меня обнять, но я отстранилась и пошла к пятачку возле двери, где было много людей.

– О! Сказочница проснулась, – приветливо улыбаясь, встретила меня Марго.

– Почему сказочница? – С интересом спросила я.

– Да мы уже два вечера читали твою Трансляндию, которая выпала у тебя из кармана пальто. В наших условиях – это лучшее что можно придумать. Ведь нашим девочкам, которые постепенно возвращаются в себя, так не хватает женских тряпок и женских эмоций, что они начинают звереть. А вот твой рассказ уносит их мысли и мечты в мир фантазий, и они становятся счастливы. хоть ненадолго, но счастливы, – с грустью закончила она фразу. Тебе помыться надо и постираться, а иначе блохи появятся. Мы вчера банный день устроили с радости. До утра мылись и отскабливались, хорошо что на заброшенном складе несколько ящиков хозмыла осталось. Даже не думала, что мыло может радость вызвать. Но это так, к слову. Иди мойся – сама поймёшь. Только за бюстгальтером и колготками следи, а то сопрут и не заметишь. Не всем посчастливилось оказаться здесь в женском образе. Фитишисты проклятые, – шутливо закончила она разговор.

Подошедший к нам Антон, протянул мне самое дорогое что мне сейчас требовалось – наточенную опасную бритву.

– Спасибо! – искренне произнесла я.

Через два часа, с пушистыми волосами и чистой кожей, я сидела, завернувшись в пальто, и была счастлива. Возле котла, сушились мои вещи, за которыми я посматривала, помня наставления Марго. В этот момент, откуда-то вновь появилось непреодолимое женское чувство красоты. Минут через десять, я была с накрашенными «копотью» глазами и красными «кирпичными» губами.

Зарегистрирован: 12 сен 2010, 10:03
Сообщения: 866
Откуда: Столица
Медали: 6
Cпасибо сказано: 1515
Спасибо получено:
2524 раз в 710 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

Первая зима длилась бесконечно долго. Возможно, что привыкшие к обычному распорядку жизни, мы были не только физически, но и морально не готовы к тем экстремальным обстоятельствам, которые выпали на наши плечи. Тяжесть расставания с домом, где всё родное и знакомое, – отходила на второй план. А вот страх, уже не за себя, а за близких тебе людей, которые тоже могут в любой момент оказаться на зоне, давил на психику многих – тяжёлым грузом. Меня правда это не касалось, так как детей я не видела уже много-много лет. Ещё на воле, смотря на семидесяти-восьмидесятилетних стариков, с трудом передвигающихся с палочкой по улице – я с ужасом думала что и мои дети уже, наверное, стали такими.

Я начинаю без причины смеяться. Наверное, так сходят с ума, от невозможности понять, нарушенный ход времени.

– Ещё одна! – Слышу я сверху голос Люси, тридцатилетнего трансвестита, попавшего сюда так же как и я, из за из слишком большой активности в интернете. Мы даже представить не могли, что сами на себя составляем досье, которое спустя годы будет использовано против нас.

– У меня всё нормально, – говорю я, чтобы слышали окружающие, – просто анекдот старый вспомнила.

– Ну так чего в одиночку то ржать, рассказала бы нам.

Я начинаю рассказывать что-то про блондинок, и как всегда теряю суть смешного, но это не главное. Тема задана, и сразу же с разных мест, иногда перебивая друг друга – сыплются смешные истории, и им нет числа.

Я рада, что ещё могу реально анализировать, что происходит вокруг меня, вспоминая свихнувшуюся Ирину Сергеевну, с безумным взглядом ходившую вдоль кроватей трое суток без сна и еды, а потом вдруг куда-то исчезнувшую.

«Я вылечилась, я стала настоящим мужчиной, и завтра за мной приедет моя Леночка и заберёт отсюда на волю. Там тепло и я буду счастлива, – повторяла она одно и тоже».

За общим смехом, никто кроме меня, не увидел, что по лестнице за котлом, в маленькую комнатку для «кочегаров» поднимается Антон. Следом за ним, с испуганным взглядом, озираясь по сторонам – лезет Витя, мальчишка лет двадцати пяти, которого все зовут Вика. На Вике одеты обычные синие джинсы и тёплая куртка-канадка. Я ни разу не слышала от него слов жалости, что ему сейчас не хватает преображения в девушку. Сейчас – это главная тема у всех запертых в этих четырёх стенах и предоставленных своим мыслям и мечтаниям. Мне сразу показалось что Витя-Вика – гей. И вот Антон- ведёт его к себе.

Какое то смутное чувство ревности проскальзывает в этот миг, но я успокаиваю себя.

«Это что же получается? Антон, не видя перед собой вожделённой цели, ведь в образе здесь оказалось всего пять человек, выбрал этого мальчишку? – Я не могу поверить что адмирерские предпочтения у Антона, так кардинально поменялись. А может он всегда был голубой, откуда мне знать про его бывших пассий.»

Придя к такому заключению – мне стало легче. Я уже без сожаления смотрела на их роман, так как понимала, что это совсем другие, непонятные и даже неприятные мне – чувства.

Долгая суровая зима с трудом сдавала свои права. Весна, которую мы ждали с нетерпением, несравнимым ни с чем ранее, порадовала нас тёплыми днями лишь на последней неделе апреля. Снег, превратившийся в лёд, лежал в тени ещё в начале мая, служа естественным холодильником для сотен трупов которые мы днём и ночью закапывали в песчаном рве. Большинство людей замёрзло именно в первые ночи нахождения на острове, но даже те, кому посчастливилось попасть в тепло, не все дожили «до рассвета». Несколько человек сошли с ума и удерживать их, помешанных на свободе – было выше человеческих сил. Но некоторые, зная, что их ждёт на другом берегу, всё равно отправлялись навстречу смерти, в надежде что за этот промежуток времени там что-нибудь изменилось.

Но что могло измениться за несколько зимних месяцев – ничего. Ведь здесь, время спрессованное болью, смертью и надеждой текло совсем по-другому, и порой действительно казалось, что из дома я ушла лет десять назад.

Тепло котельной, тоже спасло не всех. Эпидемия гриппа, для лечения которой у нас не было лекарств, в середине зимы забрала каждого второго, освободив два верхних яруса в гигантской кроватной стране. Среди умерших был и тот мальчишка – Витя-Вика.

Несправедливо когда уходят молодые, и, кто бы не стоял между нами, мне искренне было жалко его. Антон очень переживал эту потерю, и мне тоже его по человечески было жаль, но где то в тёмных глубинах сознания, какой то противный голосок нашёптывал – «Так ему козлу и надо».

Мне было стыдно за свои мысли и я старалась сразу же переключиться на что то другое.

Мы закапывали трупы круглые сутки, впадая от усталости в кратковременный тяжёлый сон, и понимая, что каждый день, – повышает вероятность эпидемии. Я даже не успевала задуматься, а зачем нам, оставшимся в живых – даровано право на такую жизнь, и во имя чего принесены эти жертвы. Я видела серьёзное лицо Марго, которая совсем разучилась улыбаться, и понимала, что груз ответственности за нас всех, очень сильно угнетает её.

Хлеб.
Я даже не смогла вспомнить его вкус.

– «Летучий голландец» причаливает к пристани «Зоопарк», – я слышу весёлый голос экскурсовода, раздающийся сверху, – здесь вы увидите то, что никто больше нигде и никогда не увидит. Выродков в их естественном миру обитания.

Сверху раздаётся дружный смех десятков туристов.

Я крепко, по мужски, жму руку человека, который когда то был моей женской любовью, даже не веря, что это действительно когда то было в моей жизни.

Играть не по их правилам – значит получить пулю в лоб. Это мы хорошо усвоили в тот первый весенний год, вылизывая остатки еды в бочке.

Весна, которую я всегда любила и ждала, на сей раз не сулила ничего хорошего.

Еда закончилась, так же как и уголь в котельной. И если уголь летом нам был не нужен, то кушать хотелось очень.

Пробовали ловить рыбу, но на самодельные удочки и крючки, очень редко попадались только мутанты, по вкусу напоминавшие резину. То что в этой рыбе вся таблица Менделеева, и есть её противопоказано – мы знали, но всё равно ели, и были счастливы, если тебе достался кусочек. Управлять голодными людьми – была не в состоянии даже Марго. В воздухе отчётливо витал дух каннибализма. И если я, не смогла бы переступить эту черту, даже ценой своей жизни, то видя обезумевшие глаза некоторых людей, понимала, что могу однажды и не проснуться. Именно в этот момент я съехала из огромной котельной в «летнюю квартиру» в одной из трёхэтажек стоящих на плацу. В моей квартире не было стёкол, это было уже неактуально, так как погода стояла тёплая, но зато в ней была металлическая входная дверь с засовом.

Эту ночь, голодная, но без постоянного страха за свою жизнь – я проспала до полудня. Услышав весёлые голоса за окном – я сначала не могла понять, что же могло произойти за столь короткое время. Днём уже не казалось так страшно, и я, спустившись вниз, присоединилась к своим.

Все говорили о еде. Что сегодня утром, к берегу у столба, причалил буксир, и оттуда высадилось несколько десятков человек: рабочие в синих комбинезонах и охранники.

Рабочие разгрузили инструмент, и натянули вокруг столба колючую проволоку, а затем выкатили за её периметр – три бочки «синтетики».

– Верховный правитель сказал накормить всех выживших, – крикнул охранник нашим девочкам, стоящим на расстоянии.

Голод не тётка. Виолетта, которая первой решилась подойти к бочкам, боялась, что это её последние шаги, и, открыв крышку, начала есть желе прямо рукой, думая в этот момент что теперь и помереть не страшно, но охранники лишь смеялись и подначивали её. В итоге, осмелев, группа под руководством Марго забрала все бочки наверх, на плац, и спустила в прохладу подвала. Я присоединилась ко всем именно в этот момент.

– Этой еды нам хватит на всё лето, – грустно произнесла Марго.

– О нас вспомнил Верховный правитель, – раздался радостный голос Каролины, – теперь нас точно кормить начнут.

– Это и пугает, что тот, кто нас убивал, теперь сахарку подбросил, – глядя в толпу, размышляя, сказала Марго.

– А что они хотят? Для чего рабочие приплыли? Почему вокруг столба колючку натянули?- вопросы продолжали сыпаться на бедную Марго, у которой не было ответов и совсем не осталось помощников. Антон исчез незадолго до этого, и я сначала подумала что его съели первым. Но он был слишком силён, и для первой жертвы голодного стада – вряд ли бы подошёл. Но, тем не менее, его уже три дня не было с нами.

По лицу Марго, было видно, что она над чем-то размышляет.

– Я пойду к «конкистадорам», и спрошу о дальнейших планах на наш остров.

Она не сказала вслух то, что услышала я – «дальнейшие планы на нашу жизнь».

Больше мы Марго не видели.

Все наши попытки приблизиться к «базе», и узнать где она – закончились одним трупом и двумя лёгкими ранениями: ближе тридцати метров охрана никого не допускала, открывая огонь на поражение. Но Марго прошла этот путь, и оказалась у них. Они пропустили её.

Тогда я ёщё не знала, что Марго, приняли за женщину, случайно записанную в выродки. Охрана, соскучившаяся по женскому телу, несколько дней насиловали бедную девушку, так и не поняв, что перед ними транссексуалка.

Марго не вынесла изуверского насилия. Её тело, через несколько дней, когда рабочие закончили свою работу, и база исчезла, как будто её и не было, мы нашли в трясине заводи, недалеко от столба.

Они сразу же поняли, что в военном городке – шансы на выживание – равны нолю, и пошли исследовать остров. В дальнем углу, они нашли несколько капитальных кирпичных дач, в одной из которых, благодаря дубовым рамам – сохранились стёкла, а главное там была кирпичная печь. Еды у них было две бочки, которые они перепрятали, когда буксир пришёл второй раз, а мы были все наверху, на плацу. Ну а Антон, пережив с нами зиму, случайно встретил одного из них у причала, и ушёл к тем, кого он так долго прятал в себе.

Смерть Марго выбила всех из колеи. Если бы мы узнали об этом раньше, то наверняка устроили бы бунт обречённых и уничтожили бы всю базу вместе со всеми, кто в ней находился.

Боль души, вложенная в крики проклятия, пронеслась над водной гладью, и, не достигнув противоположного берега, растворилась в мирно текущей воде.

Мы похоронили Марго на самом красивом утёсе, под клёном, непонятно как оказавшимся среди берёз и сосен, так же как и мы, – одинокие среди множества.

Садящееся солнце красным пятном приближалось к горизонту, стараясь поскорее спрятаться за дальний недостижимый лес. На какой то миг, его овал совпал с верхом того самого столба, и на его верху, на красном фоне солнечного диска, отчётливо проступила надпись, от которой всем стало жутко – «ЗООПАРК».

Рабочие, не «мудрствуя лукаво», обрубили старые полусгнившие тросы, и прикрепили к двум столбам, суперкрепкие макроновые тросы, обладающие способностью к самонатяжению, и повесили на них прозрачную капсулу, с открытыми боковинами. В капсуле был установлен электромотор, и напряжение текущее по «макрону», без проблем двигало её в нужном направлении, как по рельсам. Это современное техническое решение – легко решало задачу, как связать остров с сушей, вложив наименьшее количество денег. Запускать всю канатку, с её двадцатью столбами, кучами колёс и километрами тросов – было просто нереально и дорого. Мне, как технарю, – это решение казалось просто гениальным.

Только то, что канатку запустил сам Верховный, который вдруг неожиданно вспомнил про нас – я не верила. Думаю, что идея возникла на уровне КПУ, и какой-нибудь генерал, решил устроить из оставшихся на острове – показательно- воспитательный полигон. По всей видимости, в центральной части страны, таких мест было совсем немного, а возможно, что кроме нашего острова не было ни одного. На нас возили смотреть высокое начальство, чтобы оно прониклось правильностью борьбы с врагами Росси: по всей видимости мы были самые страшные, так как в Магадан лететь никто не желал.

Но очень скоро, гостуристов стало совсем мало, и тогда неизвестный мне генерал, решил использовать капсулу в своих личных коммерческих интересах. Это было в конце первого лета, когда вместо чиновников, или техрейса, с едой или каким-нибудь отловленным бедолагой-трансвеститом (сброшенным с капсулы прямо в воду залива, как бочки с едой), к нам неожиданно нагрянули обычные туристы с экскурсоводом. Именно тогда впервые мы услышали новое название капсулы – «Летучий голландец».

Первое время экскурсии были чуть ли не каждый день, но потом поток стал иссякать. Чего смотреть на обычных мужчин оборванцев и нескольких женщин, в чьё число входила и я, ведь все ждали клубнички, а её то и не было.

И тогда в один прекрасный день, техрейс, высыпал на нас сверху огромное количество женских вещей, бижутерии и косметики. Приказ, прозвучавший сверху, кого-то очень обрадовал, а кого то и напугал: «Тот кто появится при появлении экскурсии в мужской одежде – будет расстрелян.»

Шоу продолжалось, только теперь мы действительно должны были играть сами себя.

Перегруженная постоянными стрессами психика – хотела праздника. И вот он наступил.

Охрана, смеясь, наблюдала, как мужская одежда летит в разные стороны, (подчас от неё оставались одни лишь клочья), а полуголые мужчины вырывают из рук друг друга юбки, платья, колготки и бюстгальтеры. Натешившись вволю этим зрелищем, сверху прозвучало что это всего лишь первый рейс. Так что ждите дальнейших подарков.

«Голландец» приезжал ещё несколько раз, и опять сверху на нас сыпались предметы вожделения, о которых многие лишь мечтали, не веря что когда-нибудь, пусть и в такой обстановке – им можно будет ни кого не стесняясь одеть женскую одежду и «почувствовать» себя женщиной.

Кроме одежды и косметики, были сброшены несколько коробок женских туфель больших размеров, париков (одного блондинистого фасона, по всей видимости, для тех, у кого проблемы на голове с волосами) и огромная коробка одноразовых станков.

Когда «Летучий голландец» разгружался в первый раз, то я, видя что «девочки» потеряли контроль над собой, не полезла в общую кучу, думая, что буду донашивать то, что есть, но с третьего рейса мне уже удалось более спокойно приодеться и набрать косметики, которая уже валялась под ногами. Хорошо что эти коробки сбросили на берег, а не в воду. С четвёртого и пятого рейса челнока, я уже брала вещи для души и про запас. Ведь мне, как и настоящей женщине, тоже хочется обновок. Не ходить же весь год в одном и том же.

Вечером, дома, одев уютный байковый халатик, я положила руки в карманы, и в одном из них нащупала картонный квадрат. На ощупь я поняла уже что это такое, и вот перед моими глазами старое фото счастливой семьи. Женщина лет тридцати, прижимается к мужчине, по всей видимости, мужу, а в центре стоит девочка лет десяти, со счастливой улыбкой на лице.

Я вглядываюсь в лицо мужчины, и узнаю в нём своего сына. Холодный пот катится по спине, так как я не могу понять связи – этого халата, меня на острове, и этого старого фото. Я смотрю на обратную сторону картонки и вижу год, написанный жирным фломастером. Май 2035.

Этот халат принадлежал моей невестке? Но ей уже должно быть за восемьдесят. И тут до меня доходит весь ужас ситуации, которая таким странным образом вторглась в мою теперешнюю жизнь. Ведь на мне халат моей внучки, которая тоже стала врагом.

Я скидываю с себя все «обновки», как будто я совершил что-то кощунственное и вновь залезаю в старое тряпьё. От этого халата веет смертью, и я это чувствую.

Таких случайностей просто не бывает, значит это знак свыше, что я виноват в том, что разрушилась не только моя семья, но и сына. Эта мысль – угнетает психику, и я впервые за долгие годы начинаю выть как волк.

Эта одежда проклята.

Вся женская одежда, которую я одевал за свою бессмысленно-долгую жизнь – проклята. Она создана не для меня, и надев её – я нарушил нормальное течение своей жизни, и не только своей.

Я бреду вновь к столбу. Площадка, освещаемая большой полной луной – кажется сюрреалистической. Я раздеваюсь догола, впервые за многие годы полностью освободившись не только от женской одежды, но и от женской личины, которая сидела внутри.
Почему я не мог сделать этого раньше.

По перекладинам, сваренного из толстого, наполовину съеденного ржавчиной столба – я забираюсь наверх. Вот и изоляторы, к которым крепится «макрон». Стоя на высоте трёх этажного дома, я тянусь к тремстам шестидесяти вольтам долгожданной свободы своей души. Еще несколько сантиметров, и сквозь моё тело, прямо на столб, а затем и на землю побежит спасительный ручеёк электронов.

Я гляжу на звёздное небо, и вижу глаза своей любимой.
Она ждёт меня, со своей обычной лёгкой улыбкой на устах.
Это легко, я уже всё решил.
Последние движение, и правая рука мёртво хватается за «макрон».
Я жду сильнейшего удара, но ничего не происходит.
Секунды кажутся вечностью, спрессованной в часы, дни, года, жизнь.
Они отключают на ночь ток в проводах, – безнадёжно понимаю я.

Я опять остался жив.
Зачем, для чего?
Кто-то тянет меня за длинные волосы на сушу.
Это Люси.
Она напугана, что-то говорит мне, но я ничего не слышу.
Боль спадает.

Через долгие три минуты я делаю первый хрипящий вздох, в который вложено всё: боль, одиночество, и чёрная бесконечная как небо над головой – пустота души. Как одержимый, я копаюсь в тряпье, разбросанном на берегу, совершенно не обращая внимание на Люси, которая стала настоящей леди. Мои поиски не пропали даром: женский спортивный костюм зелёного цвета больше всего подходил к моему проснувшемуся мужскому «Я». После этого я уже не брился, но волосы почему-то почти перестали расти на моём лице.

Следующие зиму мы были обеспечены едой и углём и все кроме меня – были вполне счастливы. В тот год я постарел сразу на десять лет. Бессмертие заканчивалось, и я совсем не жалел об этом. Как то незаметно, меня стали называть сказочником, а не сказочницей. А я часами сидел в углу, и смотрел на то строе фото.

К 2084 году, я уже, наверное, выглядел на свои данные Богом года, и часто думал о вечном. Но именно в это год, судьба подарила мне Кросси. В жизни опять появлялся смысл, пусть и недолгий.

С «Летучего голландца», в толпу летят предметы женского туалета.

Я не знаю – привезли ли эти вещи люди с собой, или брали их перед посадкой в капсулу, из сваленных где-нибудь в контейнере на том берегу. Сверху они видят драку, за женские тряпки, и их это очень веселит.

На самом деле мы уже давно усвоили правила этого шоу, и создаём видимость борьбы. Переубеждать Росси, в том, что перед ними такие же люди, с безобидным для окружающих «бзиком» – бессмысленно и небезопасно. Охрана бдительно следит за соблюдением ритуала, и всякого кто начнёт заявлять протест, или стараться объяснить, кто мы такие – ждёт пуля в лоб.

Нас не считают за людей не только охранники, но и туристы. В первый год, КПУ разрешило даже охоту на нас, и во время сбрасывания шмоток и вкусной настоящей еды, сверху раздавался выстрел, которого в шумихе дележа никто даже не слышал, но потом, на берегу мы обнаруживали безжизненное тело одной из наших подруг.

Так погибли пять «девушек».

Летом так не хотелось умирать, и в очередной приход капсулы, ни одной живой души внизу не оказалось. После этого нам дали гарантии, что охота на нас закрыта, и что мы вновь обязаны собираться возле столба во время прибытия туристов. Если мы ослушаемся приказа, то на остров грозили высадить десант усмирения.

Нам не оставляли выбора, и мы вновь шли к столбу, ожидая получить пулю в лоб.

Но одностороннее перемирие с их стороны больше не нарушалось, кроме случаев когда кто-нибудь решался сказать правду о нас, и о том, что происходит на острове. Это пресекалось жестоко и сразу, и сейчас среди нас вряд ли остался хоть один человек готовый выразить открыто свой протест.

Почему так быстро меняется психика человека, когда он попадает в такие нечеловеческие условия жизни, – часто думал я бессонными ночами. Кажется, что пуля – самый лёгкий выход из этой безвыходно-беспросветной ситуации. Но я, почему-то не делаю этого последнего шага навстречу смерти, впрочем, также как и остальные. Неужели тяга к жизни, может так опустить человека, что он превращается практически в скота, которому требуется лишь еда и чуть-чуть счастья в виде женских шмоток.

Сначала я пугался своих мыслей, и понимал, что не будь у меня этого ненавистного и сладостного одновременно чувства преображения, то я не оказался бы в «зоопарке». Но коли оно есть, и бороться с ним выше моих сил, – то именно это чувство и помогло выжить мне в первую, самую тяжёлую зиму. А теперь, оставшиеся в живых, живут ожиданием надежды, что в один прекрасный день – всё изменится и мы вернёмся домой.

Три следующие года, пролетевшие как один – всё расставили на свои места, и жизнь шла размеренным и расписанным кем то и где то чередом. Нас кормили, одевали, снабжали на зиму углём, и казалось что и в таких условиях вполне можно жить счастливо. Из трёхсот человек нас осталось около семидесяти, прошедших все круги ада, и крепко цепляющихся за жизнь.

Иногда, во время технического рейса челнока, нам подбрасывали и новое пополнение. Хотя был всё же единственный случай, когда очередная жертва прибыла вместе со всеми туристами. По всей видимости, тем нелюдям, которые приехали на нас посмотреть, – было мало адреналина и им дали для забавы новую «девочку» в дорогу, над которой они тешились пока полз челнок.

Раньше я не задумывался над обидным словом «выродки», которое навесили на нас, но после того памятного дня, когда под улюлюканье, в воду сбросили Кросси, практически ещё ребёнка, я стала считать что «выродки » живут на той, безграничной стороне реки. Мне стало страшно от мысли, что за десять с лишним лет, из обычных в общем то людей, пропаганда сделала уродов – видящих вокруг себя только врагов, и ждущих кого объявят следующим, что бы с рвением включиться в очередную борьбу за честь носить высокое имя Росси. То, что Верховный правитель, сделал из всего оставшегося на свободе общества выродков, которыми так легко манипулировать и управлять – они уже не понимали, и лишь с пеной у рта орали на нас это слово, даже не понимая что оно теперь относится не к нам, а к ним самим.

Первые месяцы, она постоянно плакала. И эти слёзы были не от боли в вывихнутой перевязанной местным фельдшером руке, а от тоски по дому. Я отлично понимал, что нужно не меньше года, что бы душевная боль притупилась и спряталась на время в дальний уголок.

Борьба на площадке под челноком на время прекратилась, так как дождь из тряпок прекратился. Сейчас начнётся серьёзная борьба за настоящую еду, и все готовятся к ней, смотря на соседей по сторонам и вверх. Ну вот и моё время пришло, чтобы влезть в разборку. Я это делаю ради Кросси. Мне так хочется её чем-нибудь побаловать, что я стараюсь протиснуться в серёдку толпы, что мне не очень удаётся. Шоу закончилось, и теперь уже предстоит настоящая драка.

Я вижу крошку Кросси, зажатую между высоченными Виолой и Камилой, и кричу ей, чтобы она вылезла из толпы, так как ей ещё надо беречь руку.

Но её глаза блестят как у охотника, и она делает вид, что не слышит меня.

Первые банки и упаковки с едой не успевают долететь до земли, растворяясь в лесе из поднятых рук, а затем в мешках, привязанных как рюкзаки к груди. Потом «продукты» начинают сыпаться как из ведра. При этом некоторым металлическим банкам с тушёнкой или рыбой – специально придают ускорение. Я вижу как женская рука, изо всей силы бросает вниз жестянку, которая летит прямо на меня. Я закрываю руками голову, но банка пролетает где-то рядом. Я слышу вскрик от боли и, повернувшись, вижу лицо Мелиссы, всё в крови, от удара вскользь злосчастной банкой, но она счастлива, что поймала её, и кровь в этой игре – оправдана.

Мне удаётся поймать несколько маленьких упаковок чего то, что я запихиваю сразу за пазуху. В шуме борьбы никто не слышит, слова экскурсовода:

– Вам повезло, что вы попали на последний рейс челнока. К сожалению, а может быть и радости – «Зоопарк » за.

Рядом со мной начинается очередная борьба за дары с небес, и за этим шумом я не слышу дальнейших слов раздающихся сверху. Немного помятый я вылезаю из кучи дерущихся, так как чувствую сильную необъяснимую тревогу.

Челнок медленно начинает движение в обратную сторону, увозя последних туристов.

– Сегодня, до отправления поезда, я порекомендовал бы всем присутствующим посетить территорию завода, – сверху разносится голос экскурсовода усиленный динамиками. – Поверьте мне, у вас останутся неизгладимые впечатления от правильности курса проводимого Верховным правителем и в неотвратимости наказания в отношении новых врагов Росси – баснописцев.

Голос исчез, так как челнок был уже посередине реки, или в нём отключили громкую связь. Через несколько минут, толпа возле «причала» стала рассасываться. Счастливые обладатели «еды «, сбиваясь в группки, стали возвращаться назад к дому. Более невезучие, или слабые, глотая слюни, с грустью понимали, что им снова придётся довольствоваться «синтетикой».

– Ну чего, пойдём домой? – Я вижу перед собой горящие от борьбы счастливые глаза Кросси.

– Как твоя рука? – С озабоченностью спрашиваю я.

– Да всё нормально. Я же тебе уже сто раз говорила, что у меня всё прошло.

– Ну хорошо, пойдём домой, устроим небольшой праздник.

– Сегодня можно и большой устроить. Посмотри сколько я всего натырила.

Я заглядываю в мешок Кросси и вижу там несколько банок консервов, сухарики, конфеты, пряники и ещё разную мелочь, из разорванных во время драки упаковок.

– Наверное в любой другой день я был бы рад, что на старость лет, у меня появился добытчик, но сегодня мои мысли заняты другим, что я стараюсь понять и проанализировать.

– А челнок уже причалил к тому берегу? А то я совсем не вижу в такую даль, – спрашиваю я Кросси.

– Да, уже тётка, которая банками швырялась, – вниз спускается.

– Дымит, как всегда, – радостно отвечает Кросси.

Придя к себе домой – мы устроили пир. Настоящая тушёнка с сухарями, лосось, а вдогонку ещё одна банка консервов. Потом был чай из трав, с шоколадом и печеньем. Такого застолья, я не устраивал ни разу за всю жизнь на острове.

– А чего это мы сегодня обжорством занимаемся, и почти ничего не отложили на «авось», – с детской наивной улыбкой спрашивает моя «девочка».

– Я слышал что завтра ещё один челнок будет, вот тогда и отложим на «чёрный день», – отвечаю я, пугаясь своих слов.

Кросси одевает на себя новые вещи – её глаза сияют. За этот взгляд, что бы он всегда был таким – я бы отдала всё что имею. Но у меня ничего не осталось кроме моей никчемной жизни.

– Я пойду прогуляюсь, – произносит она и выбегает за дверь.

– Гуляй моя хорошая! – Оптимистично произношу я вслед, оставаясь наедине со своими нерадостными мыслями.

«Я слишком давно не была на Ленинградском вокзале», – думаю я, споткнувшись о выбоину в асфальте. Надо быть осторожней. И почему мне вдруг подвернулся под руку мой старый ноут. Жила бы себе спокойно, и совсем не вспоминала, что был когда-то в моей жизни мальчик по имени Кирилл.
«Спокойно?»
«Да уж. «

Я смотрю на свой большой круглый живот.

«Светка – тебе рожать через месяц, а ты всё до истины хочешь докопаться. А с чего ты взяла, что Кирилл вообще существовал? Не надо было залезать в кладовку в самый дальний угол, и тогда сидела бы ты сейчас в уютной домашней обстановке, в тёплом байковом халатике, мягких розовых тапочках и мечтала бы о ляльке, вернее о Кирилле. Да у меня действительно мальчик будет – это на УЗИ точно определили.»
«А вот почему я своего ребёнка решила назвать Кириллом?»
«А действительно, почему?»

Вот с этого всё и началось, что я как ненормальная перерыла всю квартиру, и всё-таки нашла то, что искала. Включив ноут в розетку, и чихнув пять раз подряд, от пыли поднявшейся в воздух при открывании крышки, я всё же не стала вытирать с него пыль: так я торопилась поскорее залезть ему внутрь. Завожу пароль, не удивившись в тот момент, что я его знаю, и начинаю копаться в содержимом папок. Куча деловых бумаг, которые совсем смутно что-то напоминают о прошлом, но что – не могу вспомнить. Копия паспорта с фото молодого человека – Лосев Кирилл Владимирович. Выдан Овд Чертаново Южное. О, да мы соседи. Может в школе одной учились?

Я продолжаю маниакально копаться в чужих документах, пока не нахожу – фотоальбом, и с интересом начинаю листать фотографии. На них я вижу молодого красивого парня, в компании друзей и подруг. Одна из них смотрит на него влюблённым взглядом – наверное его невеста. Такого красавчика да мне бы, но теперь уже поздно думать об этом. Кому я такая нужна, кроме своего тупого Димы. Я ненавижу его, и если бы не мама, которая каждый день мне твердила одно и тоже.

Мама.
Я смотрю на очередную фотографию и вижу её, рядом с этим красивым парнем. Она смотрит на него знакомым нежным взглядом, так знакомым мне. Так она может смотреть только на очень близкого ей человека.
Но у меня нет брата.

А если и есть, то как его комп, очутился у меня в кладовке. Я начинаю реветь, так как ничего не понимаю что же со мной происходит. В голове всё смешалось, и искать логику в такой мешанине – выше моих сил. Проще позвонить маме.

– Мам, мамааа, а почему ты мне никогда про брата не рассказывала?

– Доченька, что с тобой? Какой брат? Ты же знаешь, что я тебя с трудом родила, и после этого уже не могла больше забеременеть.

Мама тоже начинает плакать, и мы как две дуры, пытаемся что объяснить и как то успокоить друг друга.

– Ладно мам – извини. Это на меня беременность так действует, что я как будто что-то главное позабыла. Ну не обижайся! Точно не обижаешься, тогда улыбнись. Ну вот. И я, конечно же, тоже не буду больше плакать. Ну пока, целую, я ещё тебе через часок перезвоню. Ну всё! Чмоки!

«Хватит стараться что то понять – шизофреничка хренова», – ругаю я себя и захлопываю крышку монитора. В воздух опять поднимается облако пыли, и я ещё раз громко чихаю. Когда пыль немного улеглась, то на кровати рядом с ноутом – осталась лежать визитка с расписанием прибытия какого то поезда:

Первая неделя месяца – пятница с 18-15 до 18-20
Вторая неделя месяца – среда с 8-00 до 8-15
Третья.

Я переворачиваю визитку на другую сторону, и вижу там большие цветные буквы, сложенные в слово – Трансляндия. В голове сразу появляется яркий образ Парамона Устиновича, и я понимаю, что про мои отношения с Кириллом из ноутбука – может знать только он. Я смотрю на часы, и со страхом понимаю что сегодня именно пятница первой недели месяца, и что до прихода- отхода поезда – остаётся всего два часа.

– Дим, Димаа, – я соскучилась по тебе, – жалобно тяну я слова в телефонную трубку.

– Ну что ты заинька моя белая, я же работаю, и сейчас никак не могу приехать. Ну подожди до вечера.

– До вечера? – снова обиженно тяну я, – да ты опять вернёшься когда я спать буду.

– Ну пингвинчик мой розовый, я постараюсь сегодня пораньше приехать.

– Уууу, ну ты всегда так говоришь, – произношу с обидой.

– Ну сегодня точно буду в десять, – как бы оправдываясь произносит мой муж.

– Хорошо! – уже радостно произношу я, – а ты не мог бы мне Антона прислать на часок, а то мне скучно дома одной, и я хотела в ГУМ съездить, вещи для ребёночка посмотреть.

– Ну конечно же моё солнышко, через полчасика он будет в полном твоём распоряжении. До вечера котёночек мой белогрудый.

Интересно что он имел в виду, говоря в полном распоряжении. Антон – мальчик шустрый. Настолько шустрый, что я и сама теперь не знаю от кого у меня ребёнок, но что-то мне подсказывает, что именно от него.

Ровно через полчаса раздаётся звонок от Антона, что машина ждёт внизу. Я уже готова и спустившись вниз, с трудом залезаю на заднее сиденье Лексуса.

– Куда едем Светлана Владимировна? – деловым тоном, как будто между нами ничего не было – произносит Антон.

– На Ленинградский вокзал, и побыстрей, пожалуйста, – с обидой говорю я, думая в этот момент, какие мужики козлы. Ведь даже не поинтересовался от кого я ребёнка ношу. Хотя наверное со страхом думает про себя, – «А вдруг это я своему шефу такие рога приделал? Ну и пусть трясётся», – уже с удовлетворением думаю я.

Я иду вдоль стоянки такси, и узнаю многие лица. Некоторые кажутся мне настолько знакомы, что я интуитивно здороваюсь с незнакомыми мне людьми. Меня с интересом рассматривают, и с улыбкой на лице – отвечают на моё приветствие. Я подхожу к платформам и вижу рядом с электронным табло знакомый передвижной холодильник с мороженным. Рядом с продавщицей, молодой узбечкой – стоит черноволосый мужчина.

– Привет, Эмиль, – машинально произношу я и иду дальше.

– Ээээ! Дэвушка! А мы разве с вами знакомы?

Да именно здесь, работая по стахановски и с неохотой уходя домой, когда Эмиль силой меня выгонял с перрона, – я каждый день всматривалась в прибывающие поезда, надеясь увидеть старинный поезд принадлежащий мне.

Я ещё не понимаю моей связи с Кириллом из ноута, но надеюсь что Парамошка наконец то мне всё объяснит. Я хожу по платформе взад и вперёд, нервно посматривая на часы. Мне кажется что время остановилось. Уже 18-20. Мой поезд в это время должен был раствориться на дальних стрелках, а он так и не появился. С разочарованием и слезами в глазах я разворачиваюсь и медленно иду назад.

Дойдя до Эмиля, и вновь поймав его вопросительный взгляд, я оглядываюсь с последней надеждой ещё раз, и вижу что окутанный дымом и паром, дико скрипя колёсами, к платформе подъезжает мой паровозик.

Через минуту на перроне, вытирая дверные поручни, показался дорогой мне Парамон Устинович.

– Парамошка! – Радостная я прижимаюсь к его груди.

Он обводит меня серьёзным взглядом и говорит:

– Светлана Владимировна, как я погляжу, Вас скоро поздравлять можно будет с прибавлением.

– Ты про что? А – это? – Я гляжу на свой огромный живот и провожу по нему рукой. – Да, я мальчика жду, и имя уже придумала – Кирилл! А вот почему Кирилл – сама не пойму, но ты же знаешь всё про этого красивого парня – расскажи мне хоть что-нибудь.

Парамон смотрит на меня жалостно-вопросительным взглядом.

– Светлана Владимировна, кроме Вас никто не может войти в программу. Но как я понимаю, что-то Вы там накуролесили в последний раз, что и сами теперь не разберётесь.

Во всяком случае, вернуться к первоначальным настройкам уже не получится, так как Вы сделали это невозможным.

– Какая программа, что я накуролесила, куда невозможно вернуться и кто такой Кирилл? – выпаливаю я одним махом.

– Это ведомо только Вам. По всей видимости, вы решили остаться девушкой, и полностью уничтожить в себе Кирилла. Во всяком случае монитор и клавиатура из вашего вагона исчезли сразу после Вашего второго визита. По всей видимости Вы его «подарили» киту или дельфинам. Что касается прибытия Вашего поезда – то он прибыл впервые за несколько месяцев, и раз Вы помните дату прибытия, заложенную в изменённую Вами программу, то должны понимать, что изменение расписания, не согласованное с РЖД – опасно для Вашего состава. Поезд отправляется, и если вы желаете посмотреть на море-океан, то добро пожаловать.

– Я ничего не помню, – Парамон Устинович! Помогите мне, пожалуйста, – рыдая, произношу я.

Поезд начинает медленно двигаться. Парамошка, держа зелёный флажок в руке- произносит:

– Надеюсь, что время следующего прибытия состава вы запомнили. Я его, к сожалению не знаю.

Поезд ускоряет свой ход и расстояние между нами становится всё больше и больше. В моей сумочке, не переставая играет гимн Италии.

«Дима!» – с полным безразличием думаю я, не торопясь, доставая трубку и нажимая на зелёную клавишу. Я не успеваю произнести дежурное «Аллё», так как из трубки в меня летят ругань, ненависть и презрение.

– Да пошёл ты. – Я отключила телефон, смотря, как вдалеке исчезает мой красивый «игрушечный» поезд.

На Сапсан идущий ему навстречу – я вначале не обращаю внимания, уверенная в том, что стрелок много, и поезда разъедутся параллельными курсами.

Я понимаю, что гибель моего поезда – видела только я и больше никто.

Я пробираюсь сквозь толпу идущую мне навстречу, и дойдя до края платформы, с трудом спускаюсь вниз на рельсы, а затем бреду к огромному полыхающему костру.

«Я погубила Парамона Устиновича, я погубила свой красивый поезд, а вернее портал в другую, прежнюю жизнь – я погубила себя».

Огонь притягивает меня как магнит, и я не боюсь его. Я понимаю, что вернуть всё назад можно лишь через очищение души огнём и делаю шаг навстречу обжигающему пламени.

– Какая-то совсем грустная история у тебя получилась сказочник, – произносит зевая Кросси, – ну а дальше-то у Светки всё хорошо было?

– Конечно же у неё всё было хорошо!

– Ну тогда завтра дочитаешь? – уже засыпая, заплетающимся языком тихо говорит моя девочка.

– Да моё солнышко, теперь уже завтра, теперь уже завтра. – спокойной ночи!

Всю ночь я не закрывал глаза, смотря на огромную полную луну, обрамлённую сияющими звёздами, думая, что я сам придумываю то, чего просто не может быть в наше время.

Шум плывущего парома, в утренней тиши, я слышу задолго до того как он успевает причалить. Последние три года, к острову ни разу не подходило ни одно судно, ведь вся связь с землёй осуществлялась только через канатку. Даже уголь для того что бы мы могли пережить зиму – завозили только по ней, в огромной саморазгружающейся бочке, которую гоняли туда-сюда в течении нескольких дней. Но в этом году, несмотря на начавшуюся осень и заметное похолодание, – угля нам до сих пор не сбросили. Сначала я думал, что завоз топлива задерживают по каким то техническим причинам, но сегодня ночью, даже гоня свои ужасные мысли прочь, я отчётливо понял что всё это не с проста, и что проект «Зоопарк» – подходит к своему финалу. Вот только какому?

Об этом я могу лишь догадываться, но то, что решение уже принято где-то наверху, в высоких кабинетах, и не является тайной для живущих в том, другом мире – я не сомневаюсь. Неизвестность всегда страшит. И мне тоже страшно. Но впервые за многие года, я боюсь не за себя.

– Кросси, вставай, – я трясу за плечо сладко спящего любимого человечка.

– Что, чего. Сказочник – я ещё посплю немножко, – не открывая глаза, сонным голосом произносит она и опять проваливается в свои сновидения.

Я уже отчётливо слышу лай собак, быстро приближающийся к нашему дому.

– Проснись же скорей, моя девочка – надо бежать, – я изо всей силы трясу её за плечи.

Сон исчезает, и она смотрит на меня заспанным испуганным взглядом, стараясь понять что происходит.

– Тебе надо скорее бежать! – с дрожью в голосе, в котором отражаются все мои переживания, – говорю я.

– Куда я побегу сказочник, мы же на острове, – произносит она фразу, спустив меня с небес на землю.

«Действительно», – с обречённостью думаю я, – «бежать отсюда некуда, и я прекрасно знаю об этом».

Но я должен же что то сделать что бы спасти единственного дорогого мне человека оставшегося на этом свете.

– Бежим, – я хватаю Кросси за руку, и силой тяну по лестнице вниз. Но уже поздно.

Я вижу чёрные силуэты появляющиеся на плацу из утреннего тумана. Это охранники КПУ, с автоматами наперевес. Некоторые из них держат громко лающих злых ротвейлеров. Мифический путь к спасению – отрезан.

Я втягиваю Кросси назад, и тяну обратно наверх. Пролетев мимо своей квартиры, я выталкиваю её на крышу, понимая, что места для спасения в этом доме – совсем нет.

Совсем скоро, на верх выбегают ещё несколько напуганных человек, и шансы что нас не найдут – приближаются к нулю. В глазах моей девочки – я вновь вижу тот прежний страх, с которым она появилась на острове. Кажется она сейчас никого не видит и не слышит и прижавшись спиной к вентиляционным трубам – вновь погружена в воспоминания полугодовой давности. Я сажусь на корточки рядом с ней и глажу её по мягким вьющимся волосам.

Кросси резко поворачивает лицо в мою сторону, и с надеждой смотрит мне в глаза.

– Нет, милая. Просто пришло время возвратиться на большую землю, где большие поля и леса, сияющие города и скоростные дороги, где нас ещё помнят и ждут.

Я вру Кросси, не смея показать свои слёзы, готовые вырваться наружу, от невозможности что нибудь изменить.

– Всем «выродкам» – срочно собраться на плац, – слышим мы голос усиленный громкоговорителем. – Те кто ослушается приказа – будут расстреляны. Мы даём вам пятнадцать минут на сборы. С собой никаких вещей не брать. Время – пошло!

Я смотрю с крыши вниз и вижу что весь плац, с домами, освещённый первыми лучами всходящего солнца оцеплен по окружности людьми в чёрной форме.

Кросси смотрит на меня, но мне только так кажется. Она смотрит сквозь меня, огромными полностью открытыми немигающими глазами, в которых стоят слёзы. Она не в силах понять своим детским умом, почему это происходит с ней и с нами.

И действительно почему?

Почему людоеды вправе решать что есть людей – прилично, а вот носить платья и красить губы – неприлично, и за это, тех кто это делает – полагается съесть?

Вопрос риторический и задавать его и спорить с теми кто внизу – бессмысленно.

Внизу, уже появились первые напуганные и растерянные «девушки». Они стараются понять, что с нами будет дальше и спрашивают об этом охранников. Но те молчат или «лыбясь» что-то хамят. В этот момент ещё остаётся шанс спрыгнуть вниз, и на этом закончить затянувшуюся борьбу за право на жизнь, но посмотрев в лицо Кросси, я вижу отблески надежды в её глазах, и не делаю этого.

– Пойдём вниз, моя хорошая, – произношу я уже спокойным голосом и протягиваю ей руку.

Теперь я должен быть сильным и держаться, никак не выдавая своих чувств, идя по последней дороге отмеренной нам судьбой.

На площади перед домом наступает зловещая тишина, которую неожиданно прерывают несколько длинных автоматных очередей – долетевших с дальнего конца острова. По всей видимости Антон с товарищами, не захотел подчиниться и они тоже сделали свой выбор.

Всех нас переправили на пароме за один раз. В воздухе, параллельным курсом за нами следовал «Летучий голландец» с которого в нашу сторону глядели стволы автоматов и оптика винтовок. Яркие лазерные точки – бегающие по нашим головам вначале многих пугали, но к концу недолгого путешествия – на них перестали реагировать.

«Большая земля», о которой все из нас с грустью вспоминали эти годы, встретила нас так же как и провожала, – пыльной дорогой, с высокой травой растущей вдоль обочины. Мы уже знали, что шаг в это зелёное безбрежное море стоит самой высокой цены: по всей видимости те кто шёл в нашей понурой толпе, окружённой большим количеством охранников – решили дойти свой путь до конца.

Я щурю глаза и смотрю вперёд. Перед моим взглядом вырисовываются стены кирпичного завода и три трубы уходящие ввысь. Подняв голову я вижу чёрный дым поднимающийся из трубы и тающий в чистом голубом небе.

Чёрный дым из моего ужасного сна. Я до крови прикусываю губу, понимая что это я вижу наяву.

Я сильнее прижимаю к себе Кросси, идущую рядом со мной. Она молчит, погружённая в свои невесёлые мысли и я тоже молчу, так как не знаю что и говорить. Охрана сильными ударами резиновых дубинок пресекает любые разговоры раздающиеся в толпе время от времени.

Мы ступаем на территорию завода встречающего нас музыкой Чайковского из «Лебединого озера». Всё те же старые почерневшие цеха, всё та же дорога тянущаяся между двумя белыми линиями и петляющая между куч из разбитого кирпича и. Я не могу поверить, что мои самые страшные догадки, которые я старался гнать от себя всё это время – правда.

В тот момент, когда по толпе прокатились крики ужаса, смятение и страх, – я крепко прижимаю лицо Кросси к своей груди и закрываю его расстёгнутой курткой, защищая её сознание от страшной картины: за кучей разбитого кирпича, в проёме огромных ворот, я вижу огромную серую кучу пепла, с останками не сгоревших человеческих костей. Со всех сторон я слышу крики проклятий, летящие в сторону охранников и перекрывающие музыку льющуюся из громкоговорителей. Охрана готова к такой реакции и в воздух летят очереди из автоматов, что бы остудить разгорячённые головы. Их очень много, и они стоят почти сплошной стеной за белой линией.

Нас заводят с другой стороны цеха, и я вижу новые блестящие трубы тянущиеся к огромному резервуару со сжиженным газом. Характерный гул сотен горелок – отчётливо раздаётся откуда то сверху. Я гляжу на полуразобранную крышу и всё понимаю.

Фашисты! Неужели это возможно в конце 21 века? В чём наша вина, в чём вина сотен а может и тысяч людей кто сгорел в этой топке до нас? Наше безобидное увлечение, в этой игре большой политики – не играли никакой роли. Ведь правителям для оправдания своего никчемного правления – постоянно требовались враги, и мы были лишь песчинкой в этой жестокой игре.

В этих мимолётных раздумьях – я на миг забыл про Кросси.

– Сказочник, сказочник, – услышал я её чистый и звонкий голос, в котором не чувствовалось истерики и страха.

Я нагнул голову к её лицу и поразился её спокойному взгляду, смотревшему на меня. Мир вокруг нас – на время перестал существовать. Мы стояли держась за руки, глядя в лицо друг друга и я читал в её голубых глазах, то что она хотела сказать: «Я поняла почему ты мне читал именно ту главу, где Светкин паровоз, а вернее портал- исчез в огне. Ведь на самом деле он не сгорел, а открылся для нового, последнего «перехода». А вернее возвращения на прежний уровень, где нету Светки, а есть только Кирилл. Ведь это так, правда? Огонь не самое страшное через что надо пройти, чтобы я вернулся в свой дом, к своей маме.»

Я не успеваю удивиться её недетской, не по годам мудрости. Наши руки разрываются так как охранники выхватывают из толпы тех, кто подвернулся им под руку. Моя последняя мечта, что я должен рука об руку, до конца, пройти с Кросси этот последний путь – разрушилась в один миг.

Охранники, собрав первую партию, в которую попала и Кросси – отступили на несколько шагов. Хотя наверное отступили, а вернее прижались ближе друг к другу те, кто оставался внутри круга.

Я пробую кричать, но не слышу своего голоса, то ли из за громкой музыки и гудящей печи, то ли из-за сломанной челюсти, боль от которой в этот момент я не чувствую.

Я вижу что по пологому «эшафоту», собранному из досок и брусьев, ведущему к центру разобранной крыши – охрана толкает первую группу обречённых.

Охранник толкает первого человека, и тот в ужасе что-то крича – катится по наклонному металлическому жёлобу куда-то вниз.

Второй, третий, четвёртый, вот и.

Я не в силах пережить этого хочу закрыть глаза, но в этот момент Кросси оборачивается и ловит мой взгляд.

На её лице улыбка, и она произносит фразу, которую я не слышу, но чувствую:

Огромный верзила, как пушинку, толкает мою девочку вперёд и я больше её не вижу.

В моих жилах стынет кровь, и я впервые за свою жизнь теряю сознание.

– Он пришёл в себя! – Слышу я голос раздающийся где-то поблизости.

Я открываю глаза и вижу белый потолок больничной палаты.

– Ну вот и славно, – я вижу человека в белом халате склонившимся надо мной.

– Где я? – Стараюсь произнести первую фразу, но у меня это не очень получается.

– Вы видите меня? – произносит доктор.

Я качаю головой, в знак согласия.

– Вы помните, что с вами произошло?

– Медсестра – сделайте ему укол успокаивающего!

И я вновь проваливаюсь в беспамятство.

Очередное возвращение сознания, которого я не хочу, так как в памяти отчётливо всплывает картина всех четырёх лет жизни на острове и ужасный финал драмы, в котором я по неведомым мне причинам опять остался жив – заставляет сердце часто биться.

– Он приходит в себя, попробуйте с ним разговаривать, а то мы уже мало на что надеялись, ведь полгода находиться в коме, в восемьдесят лет – опасно, а вернее почти нереально.

– Ему уже сто лет! – слышу я знакомый голос, который пока не могу идентифицировать.

– Сто? – слышу я удивлённый голос доктора.

– Да, да, – он тоже «вечный » как и бывший правитель.

При слове бывший я открываю глаза.

– Привет сказочник – я вижу перед собой лицо молодого человека, – ты меня не узнаёшь?

– Нет, – не чувствуя своего голоса произношу я.

– Я Люси, – улыбаясь произносит он, ну а в обычной жизни Кирилл.

– Да. Не удивляйся, что герои из твоей Трансляндии и в обычной жизни встречаются.

– А что было когда, когда, – мне тяжело говорить от комка подкатившего к горлу, – когда Кросси «ушла»?

Кирилл стал серьёзен, и, оглянувшись на доктора, стоит ли мне это говорить – начал рассказывать то, что я не мог видеть и помнить.

– После первой группы, охранники «нахватали» вторую, в которую попала и я. Тебя не тронули, так как ты лежал истекая кровью, и они, наверное, решили бросить тебя в печь с последней партией.

Нас уже вели вверх по настилу, когда неожиданно стихла музыка и голос из динамиков объявил: «Всем работникам учреждения 7864 – прекратить работу, до следующих указаний. Через пятнадцать минут, будет оглашено важное правительственное сообщение».

Четверть часа между жизнью и смертью, между автоматами и ревущей печью – выдержали не все. Регина сошла с ума, и её плач сменился безумным смехом.

Нам опять включили классическую музыку, которая неожиданно прервалась и голос диктора, в котором слышалась сильная печаль – начал читать текст: «Сегодня, в пять часов десять минут, после непродолжительной болезни, скончался величайший деятель современности. «

Охрана стояла в растерянности, не зная что делать, а мы не веря в то что слышим – смеялись и плакали одновременно. После этого нас загнали за колючую проволоку, где мы находились ещё три дня. Нас уже никто не пугал и почти не охранял. Но мы сами боялись куда то бежать, зная что с нашими чипами – нас могут расстрелять на месте. По всей видимости, времена вечного правителя, который прожил поболее твоего – почти 150 лет – подошли к концу, и те, кто его окружал, понимали что страну держащуюся под страхом смерти – они не смогут удержать долго. Новое «временное» решало всё быстро, и нам просто повезло, что сразу вышел указ о приостановке уничтожения «выродков». Вот такая история сказочник! Когда тебя выпишут из больницы, то если ты не против то мы с женой решили взять тебя к себе. Идёт?

Я не мог ничего ответить, и лишь тихо выл.

– Ну успокойся, уже всё позади. Я оставлю тебе тетрадку с твоей Трансляндией и очки, вдруг ещё чего-нибудь напишешь? – Говорит Кирилл.

– Открой последнюю страницу и надень, пожалуйста, на меня очки, – прошу я.

Перед глазами я вижу стихи, написанные корявым детским почерком.

Бежит, петляя меж холмов,
Дорожка третья, как петля,
Она в Трансляндию ведёт,
Там скоро будем ты да я.

Это написала Кросси, когда я ей прочитал отрывок из Ирландской баллады Томаса Рифмача.

Последний раз редактировалось Анастасия Хохлова 22 фев 2011, 13:20, всего редактировалось 1 раз.

Зарегистрирован: 18 сен 2010, 21:40
Сообщения: 31607
Откуда: из детства
Cпасибо сказано: 52725
Спасибо получено:
38560 раз в 19907 сообщениях
Страна: Украина
Титул: сАвА
Баллы репутации:

Зарегистрирован: 26 авг 2010, 14:13
Сообщения: 39435
Откуда: Приморье
Медали: 15
Cпасибо сказано: 47107
Спасибо получено:
31674 раз в 18618 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Форумный чудак.

Зарегистрирован: 18 сен 2010, 21:40
Сообщения: 31607
Откуда: из детства
Cпасибо сказано: 52725
Спасибо получено:
38560 раз в 19907 сообщениях
Страна: Украина
Титул: сАвА
Баллы репутации:

Ты обязательно должна это напечатать.

Сластена, ты умничка.

Зарегистрирован: 26 авг 2010, 14:13
Сообщения: 39435
Откуда: Приморье
Медали: 15
Cпасибо сказано: 47107
Спасибо получено:
31674 раз в 18618 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Форумный чудак.

Зарегистрирован: 22 сен 2010, 01:42
Сообщения: 152
Откуда: БарбиЛэнд
Cпасибо сказано: 84
Спасибо получено:
73 раз в 34 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

_________________
НИКОГДА НЕсдаюсь и НЕсдамся на милость жизни, и как бы НИ пыталась она меня сломать, парить мозги и портить мой добродушный характер(((, а я ОСТАНУСЬ СОБОЙ, в меру или нет дурной, глупой и наивной маленькой девочкой Машенькой)))

_________________
Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать (Роберт Пен Уоррен)

Зарегистрирован: 12 сен 2010, 10:03
Сообщения: 866
Откуда: Столица
Медали: 6
Cпасибо сказано: 1515
Спасибо получено:
2524 раз в 710 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

Вам читателям виднее!
На Джуле этот рассказ получил пять звёзд и более 5 тыс просмотров.

Хвастаюсь?
Наверное старая стала, как и мой сказочник.

Зарегистрирован: 26 авг 2010, 14:13
Сообщения: 39435
Откуда: Приморье
Медали: 15
Cпасибо сказано: 47107
Спасибо получено:
31674 раз в 18618 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Форумный чудак.

Зарегистрирован: 04 сен 2010, 07:14
Сообщения: 22936
Откуда: Москва
Медали: 8
Cпасибо сказано: 61486
Спасибо получено:
29506 раз в 13963 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Тоже Одмин

Зарегистрирован: 12 сен 2010, 10:03
Сообщения: 866
Откуда: Столица
Медали: 6
Cпасибо сказано: 1515
Спасибо получено:
2524 раз в 710 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

Минздрав предупреждает: Звезданутость- опасна для вашего здоровья.

Это я над собою смеюсь

Но силой в инэте сейчас никого не заставишь читать, тем более сама себя я нигде не рекламирую(это я рассуждаю).

Зарегистрирован: 04 сен 2010, 07:14
Сообщения: 22936
Откуда: Москва
Медали: 8
Cпасибо сказано: 61486
Спасибо получено:
29506 раз в 13963 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Тоже Одмин

Зарегистрирован: 18 сен 2010, 21:40
Сообщения: 31607
Откуда: из детства
Cпасибо сказано: 52725
Спасибо получено:
38560 раз в 19907 сообщениях
Страна: Украина
Титул: сАвА
Баллы репутации:

Зарегистрирован: 26 авг 2010, 14:13
Сообщения: 39435
Откуда: Приморье
Медали: 15
Cпасибо сказано: 47107
Спасибо получено:
31674 раз в 18618 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Форумный чудак.

Зарегистрирован: 12 сен 2010, 10:03
Сообщения: 866
Откуда: Столица
Медали: 6
Cпасибо сказано: 1515
Спасибо получено:
2524 раз в 710 сообщениях
Страна: Россия
Баллы репутации:

Зарегистрирован: 26 авг 2010, 14:13
Сообщения: 39435
Откуда: Приморье
Медали: 15
Cпасибо сказано: 47107
Спасибо получено:
31674 раз в 18618 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Форумный чудак.

Зарегистрирован: 29 авг 2011, 19:03
Сообщения: 6510
Откуда: Из бездны времён
Медали: 5
Cпасибо сказано: 9311
Спасибо получено:
5856 раз в 3304 сообщениях
Страна: Россия
Титул: Самая древняя.
Баллы репутации:

_________________
Когда все желания людей сбываются не лучше им.
Гераклит Эфесский.

_________________
Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать (Роберт Пен Уоррен)