Крысиная башня о чем
КРЫСИНАЯ БАШНЯ (времена большого П…)
Кто не читал-качаем, кто читал-перечитываем)))
Вашему вниманию предлагается эдакий апокалиптический шутер, ибо время действия как раз ВО ВРЕМЯ.
Те, кто читал МАРОДЕРА, найдут одинаковые нотки.
Читается изумительно, слог отличный, диалоги и действия на высоте.
Что особенно умиляет-показаны отношения в сложной обстановке как они есть-не сюсюканья, а именно трезвая норма поведения. Хотя надо признать что-то с бабами у автора не очень-уж больно красноречиво показаны разборки и с бывшей женой, и с подругой друга…Но это правильно! И думаю, что вы согласитесь со мной-война время мужиков, а не либерализма и женопочитания. Мужик сказал-баба подтащила патроны))))
Бузит-в рыло. Взял чужое-пуля в башку. Хочешь нормально существовать-умей договариваться.
Книга о повседневной размеренной жизни одной семьи-отец, сын, друг отца, бывшая жена и приблудная подруга во время анархии и беспредела. Автор содрал историю у Мародера в плане одиноко стоящей 9-ти этажки, которую вышеуказанная семейка и превратила в Башню. Сплоченность героев, взаимопомощь, желание наладить хоть какую-нибудь жизнь-все это заставляет …ну не переживать, а по крайней мере следить с интересом.
Любители КРУЗА найдут здесь ТТХ стволов (ибо друг отца Толик-тот еще головорез-типчик надо сказать выписан интересно, до мельчайших подробностей.), приемов ведения атак, налетов и прочей лабуды.
(пара выжимок, первые попавшиеся, не нашел какие хотел, весь текс перерабатывать надо, сяду перечитывать-найду)))):
«— Короче! Я сказал, — и ты слышала. Или ты сейчас валишь отсюда, — или ты садишься; выслушиваешь то, что я имею тебе сказать, и принимаешь к сведению. И руководствуешься этим в дальнейшем. Получаешь пищу, воду, защиту-безопасность, настолько, насколько мы сможем это организовать. Но при этом не возникаешь на тему «то не так и это не эдак», — во всяком случае, относишься к тому, что твой голос лишь совещательный как к должному. Просто потому, что ты женщина, а я мужчина. И в этой, мужской ситуации, ты должна знать свое место! Просто чтобы выжить. Как, собственно, всегда в истории и было — это нормально. Как только, и если, вновь будут цениться гламурные рассуждения о «подлинных жизненных ценностях», визаж и макияж, и будет «один человек равно один голос», — можешь рулить. Если я дам. А сейчас ты будешь делать то, что я скажу, если хочешь получать от меня — пищу, воду, защиту!
— Я, кстати, тебя не гоню! Можешь занять любую из пустующих квартир, — вон их сколько. И ключи есть. Или я уйду в другую. Но только снабжать себя будешь — сама. И как пищу готовить — сама будешь решать. И защищать себя на выходе, — тоже сама будешь…
— Ты меня унижаешь! — плачущий голос мамы.
— Да ни в коем случае! Это только тебе кажется. Более того, — это ты себе выдумала, — «унижаешь», «принижаешь мое достоинство» и прочую херь! Я всего лишь показываю тебе твое место в новых социально-экономических условиях, возвращаю твое «я» туда, где оно и должно бы находиться! Никаким «унижением» тут не пахнет! «Про любоввв» тут речь давно не идет. К сожалению. Да, к сожалению. Я, старый дурак и романтик, до последнего, но ты… Ладно! Но если ты… Если ты не можешь, не умеешь добыть мамонта, и оборониться от саблезубого тигра — ты не должна диктовать охотнику тактику его охоты — он в этом лучше разбирается! Внятно?»
«Я черной краской и серым металликом для теней обработал стилизованно ту писанину, что оставил гопник; плюс на дверях написал большое «МЫ», так, что получалось «крысы» «мы» «крысы». А, главное, над козырьком подъезда, где Устос рубился с гопниками, нарисовал большую, насколько смог, морду оскаленного крыса. С зловещими передними зубами. Я старался. Я вчера весь вечер рисовал эскизы, и вот сегодня воплотил… Пацанам бы понравилось… Где они сейчас…
— Нормально! — хлопнул меня по плечу батя.
Мама промолчала. После вчерашних разборок с батей и его ультиматума она ходила какая-то потухшая и задумчивая. Но не ушла ведь! Ничего, оттает!
Элеонора фыркнула:
— Мне бы вот было западло быть крысой! Еще и декларировать это!
Толик ее быстро укоротил:
— Ну так, лапочка, ты в другом подъезде живешь… Нарисуй над подъездом курицу крашеную, — и будешь считаться райской птицей! Га-га-га! — и сам заржал над своей шуткой; ему было совершенно положить на то, что он этим конкретно Элеонору опускает, а может, он это специально и делал.
Не знаю. Но спасенная нами красотка только криво улыбнулась и заткнулась, не сказала больше ни слова. Что я, в частности, отнес к результату осмысления подслушанного ею вчера батиного монолога. Нормально! А то еще будет тут выступать — кто-то ее мнением тут интересовался! Я подмигнул Толику, — и он мне в ответ.
— Ну что… — сказал батя, — теперь у нас не просто «Башня», а «Крысиная Башня»… А мы — ее зубастый гарнизон.
— Я буду Главным Крысом, — тоже попробовал пошутить я.
Так родилась Крысиная Башня.»
Для тех кто читал Мародера и Крысиная башня (страшный апокалипсис), запасаться надо не тушняком а оптоволокном и стеклами.
Я не разу не видел нормальной пост апокалиптики.
Дальше радиоактивное заражение, однако заражена будет не вся планета. После полного пуска заражены будут только районы крупных городов.
Люди в малых городах продолжат жить Продолжат жить живущие в убежищах. В малых городах будут перебои со связью и электроснабжением. Однако все сразу в кулак северной звезды не превратятся. Продожат работать органы власти. Вокруг продолжат работать сельскохозяйственные фермы.
Т.е. города где 50-100 тысяч даже не заметят что Москвы уже нет.
Интерсно что будет через год.
Однако сразу падения уровня технологий не будет.
Начнётся кустарное производство автомобильных запчастей и переход на менее качественные бензины и спирт.Да возрастёт влияние коней но лишь потому что топливо станет очень дорогим. Особенно высококтановое. Карбюраторные машины продолжат работать как работали на десятки лет а вот инжекторные коих сейчас большинство начнут остнавливаться через пару лет. Электричество станет дорогим и будет вырабатываться локально на малых станциях. Впрочем с ним не будет проблем пока будут дизельные станции.
Не будет реактивной авиации даже через 25 лет максимум это авиалодка из 40х. А оставшиеся самолёты не смогут летать из-за отсутствия авиакеросина и запчастей уже чрез два года после катастрофы. Впрочем турбовинтовые и бензиновые самолетики продолжат летать.
Не будет новых спутников те что на орбите сдохнут или в момент обмена ударами или через 15 лет.
Оптоволокно станет огромной ценностью. Его снимут с междомовых комуникаций и заменят на медь. ADSL это технология которая будет работать и после ядерной войны. а витополокно пойдёт на более ценные магистрали. Через 25 лет его производство наладят но онор будет адски дорогое.
Во всех постапокалипсах человек сразу превращается в грязного вонючего бомжа или эльфа в костюме из косплея.
В реальности первый год никто не заметит ничего из тех кто выжил в малых городах. Да зубная паста будет только один сорт и дефицит. Мыло хозяйственное и типа детское а шампунь ромашка. Но это когда кончатся запасы. Но с таким набором вы вполне можно жить а кто то и так живёт в РФ. Мыться стираться вполне можно. Со временем стиральные машины начнут ломаться и их станет всё труднее чинить. Но это 15-20 лет.
Ценностью станет стекло. Но лишь с 5 по 20 год после этого оно опять станет общедоступно.
Правительства в каждом регионе будут свои. И каждое будет править по своему. Регион будет огрожен по большим городам радиоактивным поясом.
Цивилизация конечно будет откинута в технологическом развитии но не в каменный век и не средневековье как рисуют. А в 1950е. И о не во всём. Одежду из фентези никто одевать не станет. Фасоны не изменятся. В лохмотьях тоже никто ходить не будет. Да заплатки будут появляться но только на рабочей одежде. Донашивание станет нормой. Как и перешивка и латка у сапожника. Так как новая пара ботинок сделанная не фабрично а кустарно станет дорогой. Но через 25 лет будут уже и мелкие фабрики но с оснащением из 1950х.
Выжить в БП в городе
Наконец проход в квартиру соседнего подъезда был пробит. Еще несколько ударов ломом, и в образовавшуюся дыру в стене можно было без труда пролезть, даже не зацепившись за торчащие из-под обрывков обоев обломки кирпичей. Олег, седой крепкий мужчина на вид лет сорока пяти, ломом пооббивал края дыры. Стоявший рядом Сергей, худощавый подвижный, как на шарнирах подросток, протолкнул в дыру лопату, пролез туда, и, пока отец отдыхал, развалясь на запорошенном пылью диване, зашуршал там, за стеной, сгребая лопатой в сторону обломки кирпича и штукатурки.
Вскоре в дыре появилась его физиономия. Он вдруг стал задумчив:
— Пап… А пап… Что-то мне в голову пришло… Ты говорил тогда про это вот, ну, как его — что если хотеть долго и упорно; или даже не «хотеть», но об этом думать, — то «оно» реализуется. Ну, желание. Само, типа.
— Ну и?… — у Олега от усталости не было никакого желания поддерживать беседу, он уже вяло думал, что делать дальше: надо бы… Нет, втроем мы тут прокопаемся долго… Надо это как-то механизировать… Или людей «нанять»?…
Но тема Сергея занимала:
— Вот ты говорил, что мысли непременно реализуются, материализуются, но самым неожиданным зачастую образом, так? Примеры приводил… И вот смотри — помнишь ведь, ты хотел, может в шутку, заработать много денег и выкупить у соседей квартиру. И сделать проход. Чтоб у нас была аж пятикомнатная, а?
— Ну вот — Сергей вылез обратно в комнату, прислонил лопату и лом к стене и оседлал стул в углу комнаты — теперь это, блин, считай, реализовалось… Соседняя квартира, считай, наша. И проход есть. Можно я там теперь спать буду?
— Вот. Ты сам говорил: расширимся, типа… будешь жить рядом, но не вместе, будем друг к другу в гости ходить… Вот и будем ходить — сквозь стену лазить. А что? Главное — все ведь по идее реализовалось — а уж как, это дело десятое!
— Никуда не денешься! — Сергей уже весело подмигнул — У «мироздания» заказано — получи и распишись! Ты же сам говорил! А как реализовано — то мироздание само решает!
— Ладно — ладно. Мироздание… Мешок держи… — отец заскреб по заваленному строительным мусором прежде лакированному паркету совковой лопатой.
Этот разговор у нас с батей давно уже случился, я уж и не помню по какому поводу. Ни о чем разговор, так, между делом. Но я его запомнил, как всегда мне в память хорошо западали необычные, но логичные построения, — из батиных разговоров, или из книг ли. Потом… Потом он вспомнился, да.
— Тут, Серый, есть такая теория… О множественности реальностей. Как бы это объяснить… Ну, вот то, что ты сейчас видишь, чувствуешь, осязаешь и обоняешь — это есть реальность. Это — твоя реальность, для тебя и здесь. Этих «реальностей» может быть много. По теории — даже не то что «много», а бесконечно много. В какой-то из этих реальностей мы сейчас с тобой так же разговариваем, только не я сижу, а ты стоишь, а наоборот… А в какой-то наплевали сегодня на все дела и смотались на рыбалку — вот прямо сегодня, сейчас! А в другой реальности и тебя нет, потому что мы с твоей мамой никогда не встретились… И все эти «реальности» существуют одновременно!
— Как такое может быть? — одновременно?
— А как радиоволны? Тебя же ну удивляет, что все пространство пронизано радиоволнами, и всем им «места хватает»? А почему? А потому что они разной длины, разной частоты — и спокойно уживаются в одном и том же пространстве. Они есть — чтобы их ощутить надо лишь приемник и настроиться. Настроиться — понимаешь?
Я задумался. Действительно, логично. А логику я всегда уважал. А батя продолжал:
— Или вот само пространство. Вот представь одномерного человечка. Он может двигаться только по-прямой — он ведь одномерный! Из точки в точку. И он представить себе не может, что можно «идти в сторону» — он такого просто не воспринимает! Как букашка, находящаяся в трубке — либо вперед, либо назад. Но «назад» — это в прошлое, это «букашка» не умеет, и потому только вперед. А потом представь, что букашка выползла из трубки на лист бумаги… Оп! — у нее кроме «вперед-назад» появилось еще «влево», «вправо», «левее — и назад», «правее — и еще правее», — понимаешь? У нее появилось новое изменение!
— Это просто аналогия, для понимания того, что многое, что кажется нам невозможным, непостижимым — на самом деле вполне реально. В определенных условиях. Вот про букашку. На листе, да. А вот представь, что букашка еще и умеет летать? Прикинь, насколько у нее увеличивается «пространство вариантов?» Так, кстати, еще в теории называют эти возможные реальности. Практически ведь бесконечно увеличиваются варианты! Куда захотела — туда и поползла или полетела. А находясь в трубке могла либо вперед — либо на месте. Негусто, правда? Я это к тому, что варианты будущего… И настоящего тоже! — они всегда есть, просто мы не можем их видеть, ощущать, чувствовать… Переходить в другой вариант реальности, если уж доводить до абсолюта!
— Фантастика, пап! Книги писать не пробовал?
— Нет. Не пробовал. Ты подожди хихикать, ты улови, что я до тебя донести пытаюсь. Мы, человечество — сейчас та же букашка в трубке. Теоретически что-то представлять о том, что «за трубкой» мы можем, но практически… Практически — нет доступа. В первую очередь потому, что мы, люди, не знаем еще, что за «доступ» туда может быть… Технические средства перемещения — они у человечества ведь пока те же, «одномерные». Как если бы букашка изобрела бы мотоцикл, и научилась перемещаться в трубке быстрее. Но ведь все равно — или вперед, или на месте! Даже назад — и то невозможно! А чтобы «прогрызть трубку» и оказаться «в пространстве» — об этом и речь не идет! Не знаем — как?…
Мир после конца света
Предыдущие записи автора
Крысиная Башня. Роман с продолжением. Павел Дартс
«Крысиная Башня»
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ (СИНОПСИС) с текстовыми вставками:
Начало. Олег (отец Сергея) с сыном ломами пробивают лаз в соседнюю квартиру. Они намерены «изрыть» лазами всю Башню – 14-этажную кирпичную высотку, в которой вынужденно остались после исхода большинства жителей из города.
— Вот ты говорил, что мысли непременно реализуются, материализуются, но самым неожиданным зачастую образом, так? Примеры приводил… И вот смотри – помнишь ведь, ты хотел, может в шутку, заработать много денег и выкупить у соседей квартиру. И сделать проход. Чтоб у нас была аж пятикомнатная, а? *** – теперь это, блин, считай, реализовалось… Соседняя квартира, считай, наша. И проход есть. Можно я там теперь спать буду?
А Олега волнуют другие вопросы:
Это всё «вводная тема», как и глава «Эпизоды», где Сергей рассказывает о временами посещающих его «видениях» (никакой мистики, это всё «третьим планом», но немного таинственности не повредит, ведь так? ):
Поздняя осень. Какой-то рынок, толкучка. Как в старом кино – все друг-другу что-то с рук предлагают, всем что-то надо – продать, или сменять. Не могу видеть всё – вижу только кусками.
Прилично одетая, но сильно исхудавшая женщина, совсем незнакомая, с ввалившимися щеками и тёмными кругами под глазами, с тревожными глазами, всё спрашивает, спрашивает – «Где можно найти лекарства?»
Кто-то сторонится от неё, не отвечает; кто-то сочувственно пожимает плечами; наконец ей показывают на группу восточного вида мужчин, тусующихся возле лотка с жарящейся шаурмой. Через некоторое время она уже разговаривает с одним из них, с пожилым кавказцем.
— Мне лекарства нужны, антибиотики. Есть у вас? Мне посоветовали к вам обратиться.
— Правильно посоветовали, да. Что нужно, дарагая?
— Вот… Список. Ребёнок у меня болеет. Сын.
— Ааа… Вот. Ага. Есть, да. Вот это и вот это. И это… Ильхам, ты гляды – я на память помню, без бумажкы!
— Савсем фармацефтам стал, нада тебе диплом дават, гы! – засмеялся стоящий рядом молодой джигит в нарядной коричневой кожаной куртке с вышитой арабской вязью на воротнике.
— Спасибо – спасибо, этого будет достаточно! Это под выбор, этих вот двух позиций будет достаточно…
Кавказец придвигается к ней поближе и быстро шевелит толстыми лиловыми губами, что-то перечисляя, закатывая глаза, чтобы вспомнить, загибая толстенькие пальцы с чёрными ногтями – подсчитывая.
Женщина бледнеет, если это возможно для и так бледного, без косметики, лица.
— Да как вы можете. Откуда ж у меня это?
Кавказец пожимает плечами, сочувственно глядя на неё.
— Но так ведь нельзя. У меня нет этого, я не могу платить такую цену! Вы, может, не поняли? У меня сын болен, ребёнок! За что такая цена? Ведь это простые антибиотики, они стоят…
— Стояли, дарагая, стояли. Сийчас фсё па другому стоит, ти же знаиш…
— Да, я знаю! Но не настолько же! И – откуда мне взять??
— Ни знаю, дарагая. Такой цена…
Стоящие рядом друзья – соплеменники Тофика дружно смеются; а он, раздражаясь, продолжает:
— Я ети ликарства спас! Спас, да! Из аптеки, из склада, да… Из разных аптеков, да. Тофик бы не забрал – всё бы так пропало, сгорело. Тибе бы нечего было сийчас спрашиват. А так – у Тофика есть, чиво ты против имеишь??
— Это очень дорого! Это невозможно дорого! Непостижимо! Где я это возьму?? Вы не поняли – речь идёт о ребёнке!!
Женщина молча стоит, глядя на толстенького Тофика остановившимися глазами, холодный ветер несёт пыль и обрывки бумаги по асфальту, а он продолжает: ***
«Ретроспективно» Сергей вспоминает, «с чего всё это началось»: как ездили большой компанией, на нескольких машинах «на пикник» на берег отдалённого красивого озера.
Его отец, Олег, там пытается завести разговор с друзьями о тревожащих известиях, о том, что надо бы думать и что-то предпринимать насчёт будущего, но наталкивается на апатию и глухую стену непонимания, безразличия. По сути его высмеивают как паникёра.
Ночью в лагерь отдыхающих нагрянули хулиганы под предводительством бывшего зека, «товарищи» проявили себя далеко не лучшим образом, и только благодаря Олегу дело обошлось без жертв.
Со стороны жены он встречает полное непонимание; она считает что вся его «агрессивность и негативность» и являются причиной неудач в жизни. В то время как Олег считает что «времени осталось мало» и надо усиленно готовиться к близящейся социальной катастрофе, и жена, и его ближайшие «приятели по отдыху» считают его параноиком, предпочитая «наслаждаться жизнью» и «не думать о плохом».
Между тем отношения с женой ухудшаются, и она уходит из дому:
— Ты не хочешь понять простую истину: это – не страх! Это даже не предосторожность – как можно назвать «предосторожностью» то, что откровенно неизбежно? Ну как тебе объяснить?? Может, через бизнес поймёшь: это можно назвать «инвестициями» в будущее, как в бизнесе, когда скупаются участки под застройку.
— Ты уже достал нагнетать! Я не хочу тебя слушать!!
Жена ГГ Олега, Лена, вообще является «антитезой» ему, оттеняя своей «гламурностью» и нарочитой «правильностью» его предприимчивость, часто на грани или за гранью закона.
Он уже не удивлялся тому, что и в этом он оказался виноват: ***
Назревающие в мире и в стране экономические неприятности обострил путч – передел власти. Герои повествования пересидели «горячую фазу» в подвале, в складе продовольственного магазина.
— На проспекте стреляют…
— Война? Агрессия? С кем.
— А не завалит нас здесь. – после одного, особенно сильного взрыва, передавшегося толчком через бетонный пол. И все сразу посмотрели на батю, как будто он ответственный за то, чтобы нас не завалило.
— Не думаю. Подвал глубокий, выход на две стороны, и в магазин. Так завалить, чтобы вообще выходов не было – это надо чтоб в дом тяжёлая авиабомба попала… А вот в квартирах получить что-нибудь в окна, шальное – это как за-здрасьте, да…
Тогда все приободрились, и разговоры пошли уже в другой тональности ***
Олег всячески пытается предусмотреть, продумать дальнейшую линию поведения – но натыкается всюду на апатию и равнодушие, на «Всё образуется!» Он усиленно ищет, куда и к кому можно уехать из города, поскольку не без оснований предполагает, что дни города, лишись он электроэнергии, подвоза продуктов в магазины и коммунальных услуг – сочтены! Но всё неудачно.
Олег только увидел, что в углу, сидя верхом на противнике, брат остервенело работает кулаками, отчаянно и мощно лупя в нечто, лежащее под ним; и при каждом ударе вверх взлетают мелкие тёмные брызги. ***
Так они познакомились с Элеонорой, дочкой весьма состоятельного бизнесмена, без вести пропавшего с началом «смутных времён». Постепенно, через амбиции и непонимание, Элеонора, получившая впоследствии кличку «Белка» за любовь к блестящим побрякушкам, стала членом их «коллектива».
Также, в рассказе Олега о собрании, выведены несколько второстепенных персонажей, в той или иной степени будущих принимать участие в повествовании. В частности – Дима по кличке «Устос» («Учитель, Сенсэй»), фанат единоборств и знаток истфеха (исторического фехтования – мечи, доспехи и т.д.)
Ситуация в городе ухудшается. Разбегаются в деревни, в сады-огороды обитатели Башни, окрестных домов – стали редко давать свет, сократилась поставка воды. Становится постепенно ясно, что «город – не жилец». Олегу приходится «взять власть» в доме в свои руки – назначать дежурных, заставлять убирать лестничные клетки…
И, демонстрируя что разговор закончен, повернулся к мужику спиной и пошёл на лестницу ***
Как крысы с тонущего корабля начинают бежать из страны чиновники разных рангов. Сергей становится невольным свидетелем убийства случайного прохожего спутником удирающего в аэропорт крупного политика.
В городе стали тащить всё что плохо и хорошо лежит. Пошла волна мародёрств. Чтобы не остаться «на бобах» мародёрством занимаются и герои КБ.
Замок скрежетал и неподдавался, и Толик сказал, что «или пилить – а это геморрой, или пару раз вдарить кувалдометром…»
Он достал из сумки же небольшую кувалду, и, всунув в дужку замка монтажку, несколько раз ахнул по ней с оттяжкой, заставив недовольно морщиться батю на громкие в утренней тишине звуки ударов. Впрочем, город стал привыкать не реагировать на звуки разбитого стекла, тяжкие удары в двери, пьяные крики, звуки драк, разборок, а иной раз – не то хлопки фейерверков, не то выстрелы… Никто не высовывался из окон, никто не звал милицию – бесполезно. Лишь кое-где в наглухо зашторенных окнах в занавесках образовывались наблюдательные щелки…
И, уже сбегая по лестнице, батя продолжает, вполголоса бурчать:
— Куда мы катимся, боже! Я сына тащу на грабёж по сути!
Садимся в машину, Толик ободряюще:
— А чё? При мордобое и перестрелке он уже присутствовал, при поножовщине – тоже. Чё ты комплексуешь? Сам говорил – жизнь меняется. Сейчас другие навыки нужны будут. Вот и считай, что ты пошёл на охоту на мамонта, а мальца с собой взял, чтобы показать, как оно делается!
Власть в городе стремительно «окукливается», она уже не может контролировать всё и вся, растёт региональный сепаратизм. Мародёрство и беспредел в городе принимают массовые масштабы.
Разгул и произвол. «Сведение старых счётов». Толик жестоко мстит своей прежней работодательнице за унижения, которые пришлось пережить во время работы в охране.
— Что у тебя кончилось?
Над краем козырька подъезда появилась всклокоченная рожа, Устос вскинул арбалет и рожа исчезла. Внизу громко заспорили несколько голосов.
— Да, не вариант. Рукопашная неизбежна! – мне показалось, что в этих его словах промелькнуло удовольствие от сказанного. Он обернулся и посмотрел мне в лицо, потом перевёл взгляд:
*** Они кинулись на него как стая собак, визжа и замахиваясь арматуринами. Ловко парировав два удара, Устос наотмашь рубанул одного из нападавших по руке, другого мощным толчком древка вообще сбросил с крыши. Последовали ещё несколько замысловатых движений, гопники на мгновение были отброшены от окна, но над срезом крыши виднелись всё новые перекошенные рожи, лезущие, размахивающие железяками… Как в кино! Только сейчас я услышал гремящий во дворе металлический рок. Рукоятка «палицы» в моих руках мгновенно взмокла от пота, в эти мгновения всё решалось. Если гоблины сомнут Устоса…
Владеть мечом Устос явно умел не хуже чем алебардой!
Битва «рыцаря» с бандой закончилась печально – выстрелом из обреза. И только в последний момент возвращение Олега и Толика, увидевших поданый Сергеем сигнал, спасло его от свирепой расправы.
Гоблины повержены, их главарь с обрезом сбежал.
Устоса на следующий день хоронят. Лена, жена Олега, мать Сергея, устраивает жёсткий прессинг с требованием «уехать хоть куда-нибудь из этого ужасного места!» Да и жильцы «Башни» после произошедшего бегут из Башни, опасаясь новых нападений.
Олег же принимает решение, напротив, остаться.
Башня пустеет. Среди немногих оставшихся – старушка с верхнего этажа, настоящая «выживальщица».
— Мы ж не сможем вам помогать… Что кушать будете? Опять же вода… Пищу готовить…
Тут бабка ни слова не говоря цопнула Олега, в котором она признала старшего, сухонькой воробьиной лапкой за рукав, и повела на кухню. Рядом с газовой плитой на приставном столике стояла маленькая двухкомфорочная газовая плитка; рядом, под цветастым платком, образующим драпировку на резинке, большой газовый баллон. Ещё один такой же баллон просматривался под простынёй в углу. У Олега поднялась бровь… А бабулька уже тащила его за рукав в кладовку.
— Только ить… Света там нету. Чичас я свечку запалю…
— Не надо, бабушка, мы так – батя достал фонарик и осветил старухины закрома. В так называемой «тёщиной комнате», глухом, довольно обширном закутке-кладовке, на полках до потолка располагалось бабкино богатство: пакеты с мукой и вермишелью, с сахаром и солью, трёхлитровые банки с различными крупами, виднелись синенькие банки со сгущёнкой, рядами стояли стеклянные банки с домашней консервацией: огурцы, огурцы-помидоры, кабачки, перец, квашеная капуста, компоты…
Обитатели Башни, чтобы не возиться с закрашиванием надписей, напротив, приняли решение надписи «облагородить», и так и стали себя называть – «Крысиной Башней»! Сергей «присвоил» себе кличку-звание – «Крыс».
И только умение Олега «бутафорить», прикидываясь безобидным интеллигентом, спасло ситуацию.
Впоследствии, узнав что Олег и Толик готовы были расстрелять непрошенных гостей если бы ситуация стала бы развиваться «не так как надо», устраивает очередной скандал Лена – она «против любого насилия» и не желает понимать, что в новом мире именно способность к насилию становится нормой и залогом выживания…
А между тем спасённая Элеонора как раз понимает, что для неё единственная возможность выжить – это «войти в стаю» обитателей и защитников Башни. Она адекватно оценивает действительнсть, и потому у неё начинаются «непонимания» с Леной, бывшей женой Олега, по-прежнему «исповедующей «позитивный взгляд на мир».
Обитатели башни, оставшись одни в брошеном огромном здании, принимают все меры чтобы запастись провизией и водой, укрепить все входы в дом. Вскоре им приходится отражать вторжение маргиналов – бомжей, но уже опасных – вооружённых автоматом. И только находчивость Сергея-Крыса спасла положение – бомжей удалось отпугнуть, при этом Олег легко ранен.
Опять разговоры «за жизнь» и «за женщин».
Печальные мысли старлея Самохина прервал окрик патрульного:
— Тащ-сташ-ант, этот мужик тут трётся, гляньте. Видели уже его тут ведь. Смотрите-смотрите, наверное, спёр чего-нибудь! От ить, бомжара!
Вот ведь! – явно ведь что-то спёр! Причём спёр что-то ценное, судя по тому, как вцепился в ящик, и как боится.
В Самохине включился инстинкт охотника. Среди патрулей ходили легенды, как у таких-то вот бомжей при «пристальном рассмотрении» в карманах находили ювелирные изделия – пригоршнями; а то и вообще – стопки инвестиционных золотых монет, закатанных в пластик, и золотые слитки Госбанка. Сергей не верил, конечно… Но чем чёрт не шутит! Не зря же бомж так зашугался патруля!
— А ну давай за ним! – и трое вояк, бесцеремонно расталкивая торгующих, устремились за бомжом с коробкой, как стая волков за удирающей коровой.
— Ну что, Майор, что скажешь? – по прежней привычке старым званием, давно уже ставшим «позывным», прозвищем, обратился стоявший тут же не менее усталый гражданский.
«Майор» в полковничьем кителе, разогнулся, встал, помассировал лоб и глаза:
За из спинами тела стали уже укладывать на носилки.
Город пустеет, «коммуналка» отключена, власть контролирует только отдельные районы. Торжествует «право сильного», грабежи и разбой повсеместны.
В одну из своих вылазок братья и Сергей, а теперь уже и Элеонора, успешно «вошедшая в коллектив», попадают в засаду небольшой, но жестокой и опасной банды.
На первом этаже, как и ожидалось, никого не было; Бруцеллёз не останавливаясь рванул наверх; прокуренные лёгкие начали сипеть уже на третьем этаже, слыша за спиной тяжёлое сопение подельников, подбегая к приоткрытой двери квартиры на четвёртом этаже, он приготовился на бегу рывком распахнуть её и ворваться…
В кармане денег нет
Но есть в кармане фига
Все маленькие люди
Словом, разброд в мнениях был страшный.
В этих условиях на происходящее в Городе, лишённом воды, канализации и света, среди оставшихся в нём несмотря ни на что жителей, просто перестали обращать внимание. Время от времени по центральным улицам, по Проспекту проносились утыканные стволами, как ёжики иголками, машины Администрации; но на звучавшие сейчас тут и там в Городе всё чаще выстрелы никто уже не обращал внимания. Не обращали внимания даже на лежащие на улицах тут и там после ночных, как правило, разборок, трупы; только трусливые мародёры-одиночки прокрадывались к ним, чтобы торопливо обшарить карманы.
Исчезли и патрули с рынков, контроль над которыми тут же взяли национальные диаспоры. При этом, надо сказать, порядка на рынках даже прибавилось…
А Толик с Белкой упражнялись в стрельбе из обреза прямо с балкона Башни, в центре города, и всем было на это наплевать…
Вскоре в Башню стали пытаться вернуться бывшие жильцы, «не нашедшие доли» в деревнях и с/х коммунах. Их не пускают. Исключение сделали только для стариков Васильченков – давних знакомых Олега.
Дорога до границы заняла двое суток. Ночевали в лесу, в поле. На погранпереходе застали жуткую картину – десятки, а скорее, сотни автомобилей, грузовиков и легковых, плотно забившие дорогу. Часть из них – сгоревшие, и практически все дочиста разграбленные. Границы, погранперехода, таможни практически не существовало. Углубившись на польскую территорию километров на пять, столкнулись с группой беженцев, укрывающихся в лесу. Группа была смешанная – поляки, русские, украинцы; в основном женщины и дети, бежавшие из горевшего городка неподалёку, или пробиравшиеся домой «с заработков». От них узнали о происходящих событиях. В Польше шла война. Воеводства, или как их там, территориальные единицы, делили власть. Гордые шляхтичи резали друг друга как разбойники на большой дороге. Идти через Польшу было явным самоубийством. Кроме того, говорили, что пройти через польско-немецкую границу вообще невозможно. Немцы со всей им свойственной педантичностью ввели «орднунг» на границе, наплевали на всё «европейское единство», «гуманитарные ценности», толерантность; и просто стреляли в тех, кто пытался пересечь границу. В Германии был бы порядок, на что и рассчитывал Володя, если бы не два фактора: привычный очень высокий уровень жизни, существенное понижение которого в новых условиях было воспринято населением как крушение всей жизни; и огромное количество мигрантов – гастарбайтеров, заполонивших Германию. Теперь они стали не нужны. Но «возвращаться домой», в свои давно покинутые Турцию и Африку они явно не желали… И Германия теперь тоже пылала – пылала в межэтнических и религиозных войнах, в которых жуткими «пороховыми погребами» торчали пусть и частично заглушенные, но всё равно чудовищно опасные атомные электростанции, которыми напичкана вся Европа.
Тогда они решили вернуться. Вернуться домой, в свою квартиру, где прожили почти всю жизнь. Зачем? Просто потому, что это был их дом. И они пошли назад, пешком, без денег, без пищи, не надеясь ни на что, кроме удачи. Ни Володя, ни Люда не захотели вспоминать про обратный путь. При одном только напоминании о возвращении и о том, что при этом пришлось пережить, Люда плакала, а Володя темнел лицом, стискивая сухонькие старческие кулачки.
Началась осень. Жители Башни занялись обустройством, подготовкой к зиме: заделкой выбитых окон, строительством печки, всевозможными фортификационными сооружениями, затрудняющими проникновение в дом, обустройством быта.
— Свечу зажигать только «чайную», для чего выделил мне специальный для неё светильник, который можно подвешивать к пологу палатки. «А то загоришься тут нафиг!»
И пообещал сделать виденную где-то в интернете штуковину: насадка на обычную свечку, из нескольких мал-мала-меньше керамических горшочков, собранных вместе на винт через донышки; сказал, что такая штука в разы повышает теплоотдачу от свечки.
В Башню «просятся» бывшие товарищи, в своё время высмеивавшие Олега за «его паранойю» и не предпринимавшие никаких мер к подготовке к выживанию в новых условиях.
Встреча получилась сумбурной и короткой. Сплошные «Ну вы даёте!» да «Тебя фиг найдёшь, мы думали…»
Мужик с автоматом, которого Юрик представил как начальника своей личной охраны (соврал, конечно, по обыкновению – охрана батина, дана ему на сутки, как потом сам же проболтался), взирал на наши объятия с неодобрением, не снимая рук с автомата; могу спорить, он и не подозревал, что его самого в это время держал на мушке Толян.
Выследив его ночью, он совершает над ним самосуд.
Сергей не выдержал.
— Там был этот гоблин.
— В «Аквариуме»?? Что ж ты не позво… Ах ты чёрт! И не позвонить же!
Опять начинаются трения с Леной.
— Что значит «законная добыча?» Какая «инициация», что ты несёшь??
Но время уже не то, и «бунт на корабле» успешно «подавлен. До поры до времени.
Вскоре при попытке к бегству погибают два «пеона».
А Олег разрабатывает операцию как запастись картошкой на всю зиму: подставить себя и Сергея с Элеонорой как наживку сельским полукоммерсантам – полубандитам.
Жора и Колька заржали в две глотки, им вторил дребезжащим смешком сам Иванов.
Его фраза была опять встречена дружным смехом Жоры и Кольки.
И опять возникают трения с Леной – она убеждена, что сын становится настоящим бандитом и активно выступает против этого.
Стали во время еды вспоминать «как было» и проводить «разбор полётов», как батя выразился.
Тут мама и встряла:
— Вы как шайка разбойников после налёта! Обсуждаете удачный грабёж! Посмотрели бы на себя со стороны!
Тут мама бросила кусочек хлеба и выбежала из комнаты. Наверное, плакать. Люда проводила её сочувственным, а Белка – непонимающим взглядом.
— Да, собственно все. И я, и Толян, и сын твой, и даже Белка постаралась. Коллективно, так сказать. И при этом, заметь, никто из них в содеянном ни грамма не раскаивается!
— Ты хоть понимаешь, что ты нашего сына сделал убийцей??
Олег тяжело переносит конфликт с женой, которую раньше очень любил. У него даже появляются мысли о самоубийстве, но он справляется с собой.
А потом вдруг оказалось, что её любви никогда и не было. Была ложь, было предательство, была приспособляемость – просто ради удобства.
Ему казалось, что за два года он уже переболел. Всё прошло. Нет? Видимо нет. Всё нахлынуло болезненно-сильно. И вот – семьи нет, любимого человека нет. Есть расчётливая дрянь, обманывавшая всю жизнь. Вот она – сидит, раскрасневшись, напротив, и что-то говорит – но слов не слышно, только виден открывающийся рот. До сих пор красивая в свои 40 с лишним…
Вскоре одного из пленников удалось «продать».
Пропала домашняя собака, Граф. В результате розысков обнаружилось, что собаку поймали и съели бродяги из подвала соседнего дома.
Встаёт дилемма: что с ними делать. Убит (и съеден) практически член семьи. Сначала Олег, «в силу изменившейся парадигмы», решает пойти и перебить бродяг, но вынужден отказаться от своего намерения – у тех маленький ребёнок…
Более того – вскоре его, узнав об этом, заставляют отнести им продукты…
Лена с удивлением и опаской спросила:
— Вы про что. Какой ребёнок, почему «убить».
Видно было, что она ждала и боялась услышать очередной «ужас», которыми стала изобиловать нынешняя жизнь.
Олег опять вздохнул и сухо объяснил:
— Мы нашли Графа. Вернее, то, что от него осталось.
Лена ахнула и прижала руки к лицу.
— Осталась от него шкурка и кости. Его съели бомжи из соседнего дома…
Лена с ужасом смотрела ему в лицо. На глаза набежали слёзы. Сергею показалось, что известие о том, что её собаку, её любимчика Графа, балованного и домашнего, съели какие-то бомжи, произвело на неё большее впечатление, чем то, что в «операции «Картошка» мы застрелили мужика. Это был Граф. Граф. Рыжий подлиза, попрошайка. Член семьи.
Молчание затянулось. Первым его нарушил Сергей:
— Вот так вот – съели? И ты им.
— Впрочем, вас я не останавливаю. Могу проводить туда, отомстишь за … За собаку. Я вот – не смог.
Он вынул люгер и положил на стол.
— Или ты, Серый. Можешь посчитаться за рыжего…
Сергей опустил глаза в стол. Белка всхлипнула. Лена выбежала из комнаты.
— Вот никак без театральных эффектов… Щас она, схватила парабеллум, и побежала творить справедливость, ага.
Вскоре Лена случайно встречает свою младшую сестру, с которой у Олега весьма неприязнённые отношения. Той «не повезло».
Теперь Лена встретила сестру самым случайным образом – в магазинчике на рынке.
С трудом можно было узнать в измождённой постаревшей грязной блондинке-продавщице, кутающейся в рваное польто, прежнюю рыхлую самоуверенную даму на шесть лет к тому же младше сестры. Сейчас она выглядела как её мать, по меньшей мере. Её затравленный взгляд выдавал, что последние месяцы жизни были весьма богаты приключениями.
Вскоре в Башню пожаловал старый знакомый – тот самый чиновник из Администрации, что летом приезжал с автоматчиками «разбираться в инциденте». На этот раз его ждал другой приём: Олег уже не «бутафорит», прикидываясь безобидным интеллигентом, а ясно даёт понять, что за ним – сила.
Они сидели друг напротив друга в гостиной, на диване и в кресле: седой крепкий мужик – «интеллихент», «так и не собравшийся уехать из города и перебивающийся с хлеба на квас», как про него думал всего час назад бывший уже чиновник Новой Администрации Михаил Юрьевич Орлов, и сам Орлов – импозантный мужчина средних лет, «потомственный чиновник».
Впрочем, теперь весь его вид показывал разительные изменения как в облике, так и в мировоззрении. Хороший камуфляжный костюм без знаков различия заменил бывший мятый чиновничий прикид; вместо галстука и рыжего портфеля «символом власти» выступал ПМ в поясной кобуре. Да и сам вид бывшего «чиновника администрации» показывал, что он познал вкус крови. Теперь перед Олегом сидел не зажравшийся поганец-прилипала, как для себя охарактеризовал Михал Юрьича он после первой встречи; перед ним сидел начинающий волчара, или, пусть не волчара – но гиена, зубастый шакал, готовый и способный загрызть отбившуюся от стада корову.
Но и вид его визави, Олега, также давал ясно понять, что на «должность коровы», да ещё дойной, он никак больше не проходит. Олег был без очков, не лебезил и не заикался «перед начальством» как в первую встречу, движения его были чётки и рациональны. «Господина чиновника» даже не пригласили выпить чаю, а совершенно открыто торчащий за поясом Олега люгер недвусмысленно давал понять, что роли сменились.
В обмен на возможность уже просто уйти невредимым, он раскрывает секреты Администрации: дело в том, что в стране началась эпидемия смертельной болезни, ею поражены большинство сельских поселений; потому сейчас перемещение между населёнными пунктами строго пресекается. Противоядия нет… Принимаются самые суровые меры – вплоть до выжигания заражённых населённых пунктов армейскими огнемётными системами.
Лена в трансе – она думает о любимой младшей сестре и племянниках, от них давно нет известий.
Олег объявляет «эпидемическую тревогу» по Башне и принимает жёсткие меры для недопущения заражения.
Тут и пригодилась продуманная тактика защиты.
В результате все нападающие были убиты; захвачены трофеи. Но вдруг оказалось, что двое девчонок, участвовавших в нападении, бывшие Элеонорины подружки.
Разбирались с трупами во дворе. Посекло их жутко. Каменная, щебёночная шрапнель прямо над головами сделала из них месиво. Толик быстро, из ПМа, «законтролил» ещё подающих признаки жизни.
А обоих девок из магазина вдруг узнала Белка. Села на корточки около них, ещё дымящихся от батиной огнесмеси, в обгорелой одежде, воняющих бензином и жжёной кровью. Потрогала тонкими чистыми пальчиками мёртвое, с ожогами, закопченное лицо лежащей навзничь. Подняла голову, уставилась растерянными, беспомощными глазами на стоявшего напротив Толика:
— Толик… Это же Ирка. А это – Надька… Мы в одной группе в институте… учились. Вон того парня ещё знаю, тоже с нашего института… С Иркой на фитнес вместе ходили… Тусили там, клубы…
— Подружки, что ль? – понимающе спросил он.
— Так сложилось, Эль. Не наша вина, и не их. Не в гости они шли.
— Ага. Спасибо. – Она взяла автомат за ремень, взглянула ещё раз на трупы, и, волоча автомат прикладом по полу, пошла шатающейся походкой к пролому-лазу в Башню.
Олега не оставляет мысль сделать Башню полностью автономной. Для этого в первую очередь нужен источник воды – пока что снабжение водой происходит из бывшего плавательного бассейна по соседству с домом, куда предусмотрительно ещё летом была набрана вода.
Перед Новым Годом Олег с Толиком отправляются в экспедицию на промышленную окраину города. Цель – найти действующее производство и заказать там приспособление для скважины – «абиссинского колодца», и разведка.
В этом походе они сталкиваются со Сталкершей – молодой женщиной, как и они силой обстоятельств оставшейся в городе.
Негромко рядом хрупнул снег. Олег не успел поднять голову, Толик же напрягся; и тут же поблизости щёлкнул взводимый курок. Мгновенно присев, укрывшись за фигурой брата, Толик тут же упал на бок, перекатился за мусорный контейнер, одновременно дёрнув с плеча автомат.
— Стой как стоишь!! – раздался из-за угла звенящий девчачий голос, как раз метрах в пяти за спиной сидящего на корточках Олега; и тут же щёлкнул ещё раз взводимый курок. В спину, в поясницу ему как подуло ледяным ветром. Он замер. Из-за контейнера послышался яростный шёпот брата:
— Хули ты застрял?? Падай на бок, я …
В общем, экспедиция получилась удачной: кроме знакомства со Сталкершей (прилагается также и её рассказ, о том, как она жила всё это время и как «дошла до жизни такой») удалось сделать заказы и на оборудование для скважины, и на газогенераторный двигатель.
Ударили по рукам, обсудили ещё возможность к весне заказать машину на газогенераторном топливе, оговорили сроки и порядок расчётов – и расстались довольные друг другом.
Попрощались со Сталкершей. Перед этим, во дворе мехмастерских, Толик, нагнав на себя проницательный вид, спросил:
— Ты, брателло, не запал ли на неё? Чо-то есть у меня ощущение, что хочется тебе пригласить её в нашу команду, не?
— Ну чё сказать… Девка, как грится, справная… Во всех смыслах. Только есть моменты…
— Какие же? – Олег был удивлён, что, как видно было, брат эту перспективу уже «прокачал» на «за» и «против».
Олег уставился на брата, пытаясь понять шутит тот или серьёзно.
— Прикинь реакцию твоей бывшей. И соответствующую ат-мо-сферу! Ты можешь ей ничего и не говорить – она сама всё просечёт! Даже я просёк, когда ты с ней вчера любезничал, а бабы такое чувствуют спинным мозгом… Собственно, другого им и не дано, да…
— И чо мне теперь, всю жизнь… Вернее, весь остаток жизни, ходить в «бывших мужьях»? Толик, вот уж реакция моей «бывшей» меня волнует меньше всего.
— Гы. Так я тебе и поверил. Тогда придётся пристрелить – рано или поздно. Лучше раньше, чем по необходимости поздно. Ты крысиного яду в тарелку, что ли, дождаться хочешь. Кстати!
— Не думай, что я не заметил, что ты вчера чай стал пить только после того, как Сталкерша себе налила и отпила!
Вскоре и наступил Новый Год.
Встречали его «по-новому», и уже в новом составе.
А так – к новому году так вообще мы хорошо устроились: Башня вся наша… Не всем так повезло-то. Тепло. Жратвы хватает. Вряд ли кто ещё из гопников дёрнется на нас – есть чем встретить. Батя сказал, что сейчас слабоорганизованные «коллективы» больше пяти человек и без своей «продуктовой поляны» распались скорее всего. Пять человек, говорит – это предел численности банды, чтобы могли себя прокормить налётами. Грабить-то особо уже некого, просто не прокормиться с мелочёвки-то; а те, у кого есть что взять – те уже серьёзно обустроились, типа нас. Опять же, эпидемия… Кто мер не принял; и где народу много было – у тех же «баронов», у которых и производство, и запасы, и много контактов с внешним миром, и целые частные армии – тех эпидемия могла здорово выкосить. По весне, говорит батя, возможн¬¬ы войны за передел прав собственности – с теми, у кого собственности в избытке, а личный состав эпидемией повыбило.
К нам это не относилось, у нас, напротив, численность «гарнизона» выросла – батя, посоветовавшись с нами, принял в Башню ещё четыре человека. На правах, как он выразился, «вольнонаёмных работников с перспективой гражданства».
Встал вопрос о «статусе» новых жильцов Башни.
— Ну, братан, ты как крепостник рассуждаешь! – хохотнул Толик.
— Э, нет. Знаешь, брат, меня жизнь научила, что всегда нужно заранее кроить шкуру неубитого медведя. Во избежание непонимания в дальнейшем. И всегда расставлять точки над и. Чтобы не было потом мучительно больно.
Встретили Новый Год.
Трещал так по домашнему огонь в печке. Подкладывавший в неё дрова – попиленные на аккуратные чурбачки толстенные половые плахи, содранные с бетонных перекрытий из «разбомбленных» квартир, Володя бухтел, что «надо бы щели глиной промазать, трескается наша конструкция…»
Люда с Леной доделывали приготовления к праздничному столу, который накрыли в соседней комнате. Так всё «по-домашнему», но с большой поправкой на изменившиеся реалии: светильники и свечи вместо «верхнего света», печка вместо батарей центрального отопления. А вообще – всё как было. Поздравления, подарки, ёлка…
У нас всё было как в настоящий Новый Год: ёлка, праздничный стол, за который все разоделись «по-праздничному», свечи и шампанское – несколько бутылок, найденных у того же таможенника в запасах; и не баран чихнул – а «Дом Периньон»!
— Не учи учёных… Сильно, брателло, сильно! Ну, ребята, спасибо! Не ожидал! Тронут. Проникся! Ну чо… Все в стае прибарахлились, Крыс вон тоже не в обиде. Пошли пробовать?? – и лязг нескольких затворов был ему ответом.
За праздничным столом Олег произносит «программную речь», намечая планы на будущее.
Запланирована и скважина, и усиление вооружения, и тоннели в подземные коммуникации. Планируется «бизнес» по установке оборудования для скважин – ведь центральное водоснабжение повсеместно приказало долго жить.
Олег ударяется в философию: что распад общества начался с распала семьи, и объединение начнётся так же, с семьи…
Подвыпив и расчувствовавшись, он поздно ночью разговаривает с братом о семье и о Лене.
Брат настаивает, что «нужно что-то решать», но Олег не готов к крутым изменениям.
— Я всё понимаю!! Я понимаю, что ты опять двоишься, троишься; что ты сам ей выдумываешь отмазки!
В свете стоящей на столе свечи казалось, что за тёмной фигурой Толика на стене колышутся чёрные крылья. Он выкаркивал слова каким-то чужим голосом:
А тем временем его бывшая жена Лена лихорадочно и тайно ищет возможность, чтобы помочь своей младшей сестре, с которой постоянно общается через окно Башни на первом этаже.
— Надо что-то делать. Я не могу уже так жить! Мы тут обжираемся, когда ты в таких условиях. И как твои мальчишки неизвестно… Ну, не плачь, не плачь, Ира, мы выкрутимся! Ты с Ильшатом разговаривала? Что он говорит?
Она не знает, не понимает что её сестра готова пойти на всё лишь бы вернуться «к своим». Если для этого надо «сдать» сестру и её семью – её это не останавливает. Она выполняет всё, что ей велит её муж – Авдей. По сути она – наживка для Лены.
Вскоре после Нового Года в Башне происходит перестрелка – непонятно каким путём, миновав все мины и запоры, на лестнице оказались двое неизвестных с автоматами. Суматошная перестрелка закончилась без потерь; Олег начинает «экспресс-расследование».
Неожиданно громко хрустел под ногами снег. За Институтом уже не стреляли. Фонари метались по сторонам, освещая то ободранные стены Башни, то беспросветно чёрные коробки соседних домов, то остовы раскуроченных машин. Прикрывая друг друга, ежеминутно опасаясь засады, добрались до угла Института.
— Толян. Толян! Ты где? – вполголоса позвал Олег. Прислушался. – Эй! Брат!
— Здесь я. Дуйте сюда! – послышался голос Толика от главного входа. Сам он укрывался за одной из четырёх массивных колонн, поддерживающих портик над входом.
Неизвестным удалось неведомым способом скрыться без потерь, уйдя через заминированные лазы в бассейне. При этом пропала Белка-Элеонора. Её похитили.
Более тщательное расследование дало кончик ниточки – подозрение, что нападение совершили жители некого отдалённого населённого пункта. Туда, по горячим следам, и устремились на джипе в погоню Олег и Толик, оставив Башню на попечение Крыса.
И тут же поступил сигнал: «Башня подвергается нападению!»
Некоторое время ехали молча, Олег внимательно озирал открывающиеся заснеженные просторы и думал. Наконец сказал:
– Слушай… А ведь они знали, что кто-то ночью придёт в бассейн! Не на удачу проломы делали!
— Сам прикинь: хоть мы, бывает, и днями не выходим из Башни, но всё одно – не слепые же мы котята! Общаемся, ходим на рынок, движемся по городу… Мы пролом бы увидели в стене Института, рано или поздно! Снаружи бы заметили! Даже скорее всего на следующий день; и даже не пролом, а дежурющую рядом машину! А ставить машину далеко они бы не рискнули – видишь, и так они еле успели удрать!
Олег отчётливо дёрнулся. Пришла новая мысль, факты увиделись под другим углом зрения.
— Но тогда… А ведь… Откуда они знали, что человек – будет, и будет один?! И на ночь глядя?? На «когда-нибудь» рассчитывали?? Так мы за водой всегда ходим по двое-трое, а стволы всегда при нас; бесшумно взять живьём двоих вооружённых мужиков – это фантастика!
В это же время на Башню совершается полномасштабное нападение: во двор, расталкивая кузова легковушек, въезжает БМП-2, обстреливает Башню. Пятеро штурмовиков профессионально делают проход в подъезд.
— Постараться их не пустить. Да. Не пустить. Но с этой зелёной коробкой не справиться! Основная война, видимо, будет внутри Башни. Ну, давайте. Вломитесь, да. Давайте. Не зря мы тут месяцами сюрпризы того… совершенствовали.
Посовещавшись, пятеро «десантников» перебежками двинулись к подъезду; ко второму, «жилому» подъезду… И тут же грохнул дробовик Васильченки, сверху совершенно неприцельно простучала очередь Миши; сам я, порвав на окне защитную ткань, двумя короткими очередями встретил нападавших. Никто из них не попал под пули, но они тут же попадали на землю и споро расползлись к укрытиям; а БМПэшка грохнула огнём по Башне.
Я, перепрыгивая через ступеньки, бежал вверх по лестнице, слыша как внизу, где я только что был, грохочут, разнося всё в клочья, снаряды из пушки БМП.
Дальше повествование идёт и от лица Крыса, и от лица нападающих.
Нападающие с самого начала начинают нести потери, наткнувшись на мины-сюрпризы; но продолжают упорно продвигаться по Башне, разнося баррикады на лестницах ручными гранатами.
Ещё очередь – кучно, по проводам – и цилиндр гулко ахнул малиновой вспышкой, опять оглушив штурмующих, ударив по стенам осколками и так разбитой чугунной батареи.
— Один двухсотый у нас, активного сопротивления не встречаем, проходы обильно минированы. Подошли ещё двоих из резерва и побольше гранат – будем пробивать проходы.
— Валерьич, а она, эта халупа, стоит того, чтобы на неё расходовать боезапас? – прохрипела рация.
Крыс отчаянно обороняется, заманивая штурмующих повыше и последовательно задействуя всё приготовленное на этото случай: от самодельных гранат до фугаса в стенном эл.щитке. Нападающие несут потери, но преследования не прекращают. Они не знают, что «домашних заготовок»-сюрпризов хватит на них на всех.
Старший стоял на площадке между восьмым и девятым этажами, пропустив вперёд весь остаток группы, дожидаясь, пока отставший боец перелезет через завал и поднимется к ним. Первым делом он осмотрел батарею у себя за спиной – и не обнаружил за ней никаких сюрпризов, и потому временно чувствовал себя в безопасности. На самой же квартирной площадке – не будешь же взламывать все щитки, да можно и получить «в лицо», как раз когда занимаешься этим… Потому он уже облегчённо собирался вздохнуть, когда последний его боец миновал завал – Старший всё же опасался, что в этих холодильниках и тумбочках, набитых чёрт-те чем, могут быть запрятаны сюрпризы. Но «сюрприз» оказался совсем неожиданным: когда боец ступил на лестничную площадку, дверь напротив взорвалась длинной очередью; полетели куски ваты и клочья дерматина; Старший ясно, чётко увидел, как пули прошивают дёргающееся тело бойца, отбросив его к баррикаде.
Бой в Башне, в закоулках брошенных квартир и потайных лазов идёт отчаянный; против нападающих выступают и женщины Башни.
Наконец нападающие уничтожены, сожжена и БМП; последнего убивает Петрович-Крот. Но у обессилевшего от колоссального нервного напряжения Сергея-Крыса начинается жар, он впадает в беспамятство.
Его разум «штормит» и кидает из прошлого в настоящее, он не может уже сказать, где сон а где явь.
Бесшумно вошёл батя. Батя?? Я уже совсем забыл, когда так его видел: лёгкие светлые просторные летние брюки, футболка с рекламой одной из наших компаний-партнёров. Но… Не в этом дело. Лицо. Лицо – другое. Другой совсем. Не… Не тот. И без ствола, что совсем непривычно. А, ну да. Во сне таким бы и должен быть – как до всего этого.
— О, нормально! Как сам себя-то. Врачиха сказала что кризис миновал, сейчас на поправку пойдёшь! Сок будешь?
— Чё-то я тут не узнаю ничего…
— Ну, как не узнаёшь. А, ну оно и понятно. Ты ж столько время… Вчера только полегчало, ага. Вчера-то говорили – помнишь?
Чёрт, как непривычно слышать свой голос во сне-то! Да ещё, оказывается, нужно напрягаться, чтобы говорить, ну надо же… Вроде как во сне говоришь не напрягаясь и не задумываясь? А когда я последний раз с кем-то говорил во сне? То есть – говорил, и знал, что я говорю во сне. Не, чушь какая-то получается…
Зима. Но под одеялами тепло, да и от газового керамического обогревателя, что раньше стоял в комнате Белки, исходит приятный сухой жар. Олег сидит на краю кровати, где недавно сидел Толик :
Эпилог одновременно и подводит черту в «КБ», и оставляет прекрасную (и востребованную) возможность продолжить историю.