Кто автор концепции сдерживания в чем ее суть
«Общее сдерживание» считается успешным, когда субъект, который в противном случае предпринял бы действие, воздерживается от этого из-за последствий, которые, как считается, может предпринять средство сдерживания. «Немедленное сдерживание» считается успешным, когда субъект, серьезно обдумывающий применение военной силы или предпринимающий какие-либо действия, воздерживается от этого. Ученые различают «расширенное сдерживание» (защиту союзников) и «прямое сдерживание» (защиту самого себя). Теория рационального сдерживания утверждает, что злоумышленник будет сдержан, если он считает, что:
(Вероятность того, что средство устрашения реализует угрозу сдерживания x Затраты в случае реализации угрозы)> (Вероятность совершения действия злоумышленником x Преимущества действия)
Эту модель часто упрощают как:
Затраты x P (Затраты)> Выгоды x P (Выгоды)
СОДЕРЖАНИЕ
История
Иногда проводят различие между ядерным сдерживанием и «обычным сдерживанием».
Двумя наиболее известными сдерживающими стратегиями являются «отрицание» (отрицание преимуществ атаки) и «наказание» (нанесение ущерба злоумышленнику).
Концепция
Кроме того, как отмечает Jentleson et al. утверждают, что важны два ключевых набора факторов для успешного сдерживания: стратегия защищающего государства, которая уравновешивает заслуживающее доверия принуждение и ловкую дипломатию в соответствии с тремя критериями соразмерности, взаимности и убедительности, и сводит к минимуму международные и внутренние ограничения и масштабы атакующего государства. уязвимость, определяемая ее внутренними политическими и экономическими условиями. В широком смысле, государство, желающее реализовать стратегию сдерживания, с наибольшей вероятностью добьется успеха, если издержки несоблюдения, которые оно может наложить, и выгоды от соблюдения, которые оно может предложить другому государству, превышают выгоды от несоблюдения и затраты на согласие.
Пропорциональность
Jentleson et al. предоставляет дополнительную информацию об этих факторах. Соразмерность относится к соотношению между масштабом защищающего государства и характером преследуемых целей и инструментами, доступными для их достижения. Чем больше защищающее государство требует от другого государства, тем выше затраты этого государства на соблюдение требований и тем больше потребность в стратегии защищающегося государства, направленной на увеличение издержек несоблюдения и преимуществ соблюдения. Это вызов, поскольку сдерживание по определению является стратегией ограниченных средств. Джордж (1991) продолжает объяснять, что сдерживание иногда выходит за рамки угроз фактического использования военной силы, но, если сила действительно используется, для достижения успеха она должна быть ограничена и не может применяться в полном объеме.
Взаимность
Во-вторых, Jentleson et al. подчеркивает, что взаимность предполагает четкое понимание связи между пряником защищающегося государства и уступками атакующего государства. Баланс заключается в том, чтобы не предлагать слишком мало, слишком поздно или слишком много взамен и не предлагать слишком много, слишком рано или слишком мало за вознаграждение.
Принудительное доверие
Наконец, принудительное доверие требует, чтобы в дополнение к расчетам затрат и выгод сотрудничества защищающееся государство убедительно сообщало атакующему государству, что отказ от сотрудничества имеет последствия. Угрозы, применение силы и другие инструменты принуждения, такие как экономические санкции, должны быть достаточно убедительными, чтобы повысить предполагаемую цену несоблюдения со стороны атакующего государства. Защищающегося государства, имеющего превосходящие военные возможности или экономическую мощь, самого по себе недостаточно для обеспечения доверия. В самом деле, все три элемента сбалансированной стратегии сдерживания с большей вероятностью будут достигнуты, если другие крупные международные субъекты, такие как ООН или НАТО, будут оказывать поддержку, а сопротивление внутри внутренней политики защищающегося государства будет ограниченным.
Теория рационального сдерживания
Один из подходов к теоретизированию о сдерживании повлек за собой использование рационального выбора и теоретико-игровых моделей принятия решений (см. Теорию игр ). Теория рационального сдерживания предполагает:
Теоретики сдерживания последовательно утверждали, что успех сдерживания более вероятен, если сдерживающая угроза обороняющегося государства достоверна для атакующего государства. Хут подчеркивает, что угроза считается достоверной, если защищающееся государство обладает как военными возможностями, чтобы нанести существенные издержки атакующему государству в вооруженном конфликте, так и атакующее государство считает, что защищающееся государство намерено использовать свои доступные вооруженные силы. Далее Хут объясняет четыре ключевых фактора, которые необходимо учитывать в рамках теории рационального сдерживания: военный баланс, сигнальная сила и переговорная сила, репутация решимости, поставленные интересы.
Военный баланс
Сдерживание часто направлено против руководителей государства, у которых есть конкретные территориальные цели, которых они стремятся достичь либо путем захвата спорной территории в ходе ограниченного военного нападения, либо путем оккупации спорной территории после решительного поражения вооруженных сил противника. В любом случае стратегическая ориентация потенциальных атакующих государств обычно краткосрочная и определяется опасениями по поводу военных затрат и эффективности. Для успешного сдерживания обороняющимся государствам необходим военный потенциал для быстрого и решительного реагирования на ряд непредвиденных обстоятельств. Сдерживание часто оказывается безуспешным, если либо защищающееся государство, либо атакующее государство недооценивают или переоценивают способность другого предпринять определенный образ действий.
Сигнальная и переговорная сила
Центральная проблема для государства, которое стремится сообщить о реальной сдерживающей угрозе с помощью дипломатических или военных действий, заключается в том, что у всех защищающихся государств есть стимул действовать так, как если бы они были полны решимости противостоять нападению в надежде, что атакующее государство отступит от военных действий. конфликт с, казалось бы, решенным противником. Если у всех обороняющихся государств есть такие стимулы, потенциальные атакующие государства могут не принимать во внимание заявления, сделанные защищающимися государствами вместе с любым движением вооруженных сил, как просто блеф. В этом отношении теоретики рационального сдерживания утверждали, что необходимы дорогостоящие сигналы, чтобы продемонстрировать убедительность решимости защищающегося государства. Это действия и заявления, которые явно увеличивают риск военного конфликта, а также увеличивают затраты на отражение сдерживающей угрозы. Государства, которые блефуют, не желают переступать определенный порог угрозы и военных действий из-за боязни вступить в вооруженный конфликт.
Репутация за решимость
Было выдвинуто три различных аргумента относительно роли репутации в влиянии на результаты сдерживания. Первый аргумент сосредотачивается на прошлом поведении защищающегося государства в международных спорах и кризисах, что порождает твердые убеждения у потенциального атакующего государства в отношении ожидаемого поведения защищающегося государства в будущих конфликтах. Доверие к политике защищающегося государства, возможно, связано с течением времени, а репутация решимости оказывает мощное причинное влияние на решение атакующего государства бросить вызов либо общему, либо немедленному сдерживанию. Второй подход утверждает, что репутация имеет ограниченное влияние на результаты сдерживания, поскольку надежность сдерживания во многом определяется конкретной конфигурацией военных возможностей, поставленных на карту интересов и политических ограничений, с которыми сталкивается защищающееся государство в данной ситуации попытки сдерживания. Аргумент этой школы состоит в том, что потенциальные атакующие государства вряд ли сделают убедительные выводы о разрешении защищающихся государств на основании предшествующих конфликтов, потому что потенциальные атакующие государства не верят, что прошлое поведение защищающегося государства является надежным предиктором будущего поведения. Третий подход представляет собой золотую середину между первыми двумя подходами и утверждает, что потенциальные атакующие государства могут сделать репутационные выводы о решимости из прошлого поведения защищающихся государств только при определенных условиях. Понимание заключается в ожидании того, что лица, принимающие решения, используют только определенные типы информации при выводе о репутации, а атакующее государство обновляет и пересматривает свои убеждения, когда непредвиденное поведение защищающегося государства не может быть объяснено с помощью переменных, зависящих от конкретного случая.
Пример показывает, что проблема распространяется на восприятие третьих сторон, а также основных противников и лежит в основе того, как попытки сдерживания могут потерпеть неудачу и даже иметь неприятные последствия, если предположения о восприятии других неверны.
На кону интересы
Хотя дорогостоящие сигналы и переговорная сила являются более прочными аргументами в теории рационального сдерживания, интересы защищающихся государств не так хорошо известны. Атакующие государства могут выходить за рамки краткосрочной тактики торга обороняющегося государства и стремиться определить, какие интересы защищающегося государства поставлены на карту, что оправдало бы риски военного конфликта. Аргумент состоит в том, что защищающие государства, которые поставили на карту большие интересы в споре, более решительно настроены на применение силы и более готовы терпеть военные потери для защиты этих интересов. Еще менее устоявшимися аргументами являются конкретные интересы, которые более важны для руководителей государства, такие как военные интересы и экономические интересы.
Более того, Хут утверждает, что как сторонники, так и критики теории рационального сдерживания согласны с тем, что неблагоприятная оценка внутреннего и международного статус-кво лидерами государств может подорвать или серьезно испытать успех сдерживания. При подходе рационального выбора, если ожидаемая польза от неприменения силы снижается из-за ухудшения статус-кво, отказ от сдерживания более вероятен, поскольку альтернативный вариант использования силы становится относительно более привлекательным.
Этапы политики сдерживания США
Политика сдерживания США во время холодной войны претерпела значительные изменения.
Сдерживание
Разрядка
Эпоха Рейгана
Современное сдерживание
Критика
Исследователи международных отношений Дэн Рейтер и Пол Поаст утверждали, что так называемые «растяжки» не сдерживают агрессию. Tripwires предполагают, что небольшие силы размещаются за границей с предположением, что нападение на них вызовет большее развертывание сил. Дэн Альтман утверждал, что растяжки действительно работают для сдерживания агрессии, приводя в качестве успешного примера развертывание западных войск в Берлине в 1948–1949 годах для сдерживания советской агрессии.
Теория сдерживания
СОДЕРЖАНИЕ
Концепция [ править ]
Концепция сдерживания может быть определена как использование угроз одной стороной для того, чтобы убедить другую сторону воздержаться от каких-либо действий. [9] Угроза служит сдерживающим фактором в той мере, в какой она убеждает свою цель не выполнять намеченные действия из-за затрат и потерь, которые она понесет. В сфере международной безопасности политика сдерживания обычно относится к угрозам военного возмездия, направляемым лидерами одного государства лидерам другого в попытке помешать другому государству прибегнуть к угрозе применения военной силы в преследовании своей внешней политики. цели политики.
Как указано Хутом [9], политика сдерживания может относиться к двум широким категориям: предотвращение вооруженного нападения на собственную территорию государства (известное как прямое сдерживание) или предотвращение вооруженного нападения на другое государство (известное как расширенное сдерживание). Ситуации прямого сдерживания часто возникают при территориальном споре между соседними государствами, в который крупные державы, такие как США, не вмешиваются напрямую. С другой стороны, ситуации расширенного сдерживания часто возникают, когда великая державастановится вовлеченным. Последний случай вызвал наибольший интерес в академической литературе. Основываясь на двух широких категориях, Хут далее отмечает, что политика сдерживания может осуществляться в ответ на острую краткосрочную угрозу (известную как немедленное сдерживание) или как стратегия предотвращения военного конфликта или возникновения краткосрочной угрозы (известная как общее сдерживание).
Кроме того, как отмечает Jentleson et al. [10] утверждают, что важны два ключевых набора факторов для успешного сдерживания: стратегия защищающего государства, которая уравновешивает заслуживающее доверия принуждение и ловкую дипломатию в соответствии с тремя критериями соразмерности, взаимности и принудительного доверия и сводит к минимуму международные и внутренние ограничения и степень уязвимость атакующего государства, определяемая его внутренними политическими и экономическими условиями. В общих чертах, государство, желающее реализовать стратегию сдерживания, с большей вероятностью добьется успеха, если издержки несоблюдения, которые оно может навязать, и преимущества соблюдения, которые оно может предложить другому государству, превышают выгоды от несоблюдения и издержки от несоблюдения. согласие.
Пропорциональность [ править ]
Jentleson et al. предоставляет дополнительную информацию об этих факторах. [10] Соразмерность относится к соотношению между масштабом защищающегося государства и характером преследуемых целей и инструментами, доступными для их достижения. Чем больше защищающее государство требует от другого государства, тем выше затраты этого государства на соблюдение требований и тем выше потребность в стратегии защищающегося государства, направленной на увеличение издержек несоблюдения и преимуществ соблюдения. Это вызов, поскольку сдерживание по определению является стратегией ограниченных средств. Джордж (1991) продолжает объяснять, что сдерживание иногда выходит за рамки угроз фактического использования военной силы, но если сила действительно используется, она должна быть ограничена и не позволять полномасштабное использование, чтобы добиться успеха. [11]
Взаимность [ править ]
Во-вторых, Jentleson et al. [10] подчеркивает, что взаимность предполагает четкое понимание связи между пряниками защищающегося государства и уступками атакующего государства. Баланс заключается в том, чтобы не предлагать слишком мало, слишком поздно или слишком много взамен и не предлагать слишком много, слишком рано или слишком мало за вознаграждение.
Принудительное доверие [ править ]
Теория рационального сдерживания [ править ]
Военный баланс [ править ]
Сдерживание часто направлено против государственных лидеров, которые имеют конкретные территориальные цели, которые они стремятся достичь либо путем захвата спорной территории в течение ограниченного военного нападения или оккупировав спорную территорию после решительного поражения вооруженных сил противника. В любом случае стратегическая ориентация потенциальных атакующих государств обычно краткосрочная и определяется опасениями по поводу военных затрат и эффективности. Для успешного сдерживания обороняющимся государствам необходим военный потенциал для быстрого и решительного реагирования на ряд непредвиденных обстоятельств. Сдерживание часто оказывается безуспешным, если либо защищающееся государство, либо атакующее государство недооценивают или переоценивают способность другого предпринять определенный образ действий.
Сигнализация и переговорная сила [ править ]
Центральная проблема для государства, которое стремится сообщить о реальной сдерживающей угрозе с помощью дипломатических или военных действий, заключается в том, что у всех обороняющихся государств есть стимул действовать так, как если бы они были полны решимости противостоять нападению в надежде, что атакующее государство отступит от военных действий. конфликт с, казалось бы, решенным противником. Если у всех обороняющихся государств есть такие стимулы, потенциальные атакующие государства могут не принимать во внимание заявления, сделанные защищающимися государствами вместе с любым движением вооруженных сил, как просто блеф. В этом отношении теоретики рационального сдерживания утверждали, что необходимы дорогостоящие сигналы, чтобы продемонстрировать убедительность решимости защищающегося государства. Это действия и заявления, которые явно увеличивают риск военного конфликта, а также увеличивают затраты на отражение сдерживающей угрозы.Государства, которые блефуют, не желают переступать определенный порог угрозы и военных действий из-за боязни вступить в вооруженный конфликт.
Репутация за решимость [ править ]
Существуют три различных аргумента, которые были разработаны в отношении роли репутации в влиянии на результаты сдерживания. Первый аргумент сосредотачивается на прошлом поведении защищающегося государства в международных спорах и кризисах, что порождает твердые убеждения у потенциального атакующего государства относительно ожидаемого поведения защищающегося государства в будущих конфликтах. Доверие к политике защищающегося государства, возможно, связано с течением времени, а репутация решимости оказывает мощное причинное влияние на решение атакующего государства бросить вызов либо общему, либо немедленному сдерживанию. Второй подход утверждает, что репутация имеет ограниченное влияние на результаты сдерживания, поскольку надежность сдерживания в значительной степени определяется конкретной конфигурацией военных возможностей, интересами, поставленными на карту.и политические ограничения, с которыми сталкивается защищающееся государство в данной ситуации попытки сдерживания. Аргумент этой школы состоит в том, что потенциальные атакующие государства вряд ли сделают убедительные выводы о разрешении защищающихся государств на основании предшествующих конфликтов, потому что потенциальные атакующие государства не верят, что прошлое поведение защищающегося государства является надежным предиктором будущего поведения. Третий подход представляет собой золотую середину между первыми двумя подходами и утверждает, что потенциальные атакующие государства могут сделать репутационные выводы о решимости из прошлого поведения защищающихся государств только при определенных условиях. Понимание заключается в ожидании того, что лица, принимающие решения, используют только определенные типы информации, делая выводы о репутации,и атакующее состояние обновляет и пересматривает свои убеждения, когда непредвиденное поведение защищающегося государства не может быть объяснено переменными, зависящими от конкретного случая.
Пример показывает, что проблема распространяется на восприятие третьих сторон, а также основных противников и лежит в основе того, как попытки сдерживания могут потерпеть неудачу и даже иметь неприятные последствия, если предположения о восприятии других неверны. [12]
На карту поставлены интересы [ править ]
Хотя дорогостоящие сигналы и переговорная сила являются более прочными аргументами в теории рационального сдерживания, интересы защищающихся государств не так хорошо известны. Атакующие государства могут выходить за рамки краткосрочной тактики торга обороняющегося государства и стремиться определить, какие интересы защищающегося государства поставлены на карту, что оправдало бы риски военного конфликта. Аргумент состоит в том, что защищающие государства, которые поставили на карту большие интересы в споре, более решительно настроены на применение силы и более готовы терпеть военные потери для защиты этих интересов. Еще менее устоявшимися аргументами являются конкретные интересы, которые более важны для руководителей государства, такие как военные интересы и экономические интересы.
Более того, Хут [9] утверждает, что как сторонники, так и критики теории рационального сдерживания согласны с тем, что неблагоприятная оценка внутреннего и международного статус-кво лидерами государств может подорвать или серьезно испытать успех сдерживания. При подходе рационального выбора, если ожидаемая польза от неприменения силы снижается из-за ухудшения статус-кво, отказ от сдерживания более вероятен, поскольку альтернативный вариант использования силы становится относительно более привлекательным.
Этапы политики сдерживания США [ править ]
Политика сдерживания США во время холодной войны претерпела значительные изменения.
Сдерживание [ править ]
Разрядка [ править ]
Эпоха Рейгана [ править ]
Современное сдерживание [ править ]
Критика [ править ]
Теорию сдерживания критикуют за ее предположения о доводах оппонента.
СОВРЕМЕННЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ КОНЦЕПЦИЙ И СИЛОВЫХ ИНСТРУМЕНТОВ СТРАТЕГИЧЕСКОГО СДЕРЖИВАНИЯ
Устоявшийся отечественный взгляд на понятие стратегическое сдерживание1 трактует его как систему различного рода мер, причем не только силового характера, направленную на убеждение противника в бесперспективности реализации агрессивных планов против Российской Федерации. Базовым тем не менее является силовой механизм, без опоры на который всякие другие меры становились бы бессильными в прямом смысле этого слова. Из этих соображений сфокусируемся именно на силовых механизмах стратегического сдерживания. Проповедь силы — это не наш конек, но в современном мире без нее трудно обойтись. При этом мы не собираемся ни на кого нападать, и все наши военные приготовления носят исключительно миролюбивый характер, что еще раз подчеркнуто Президентом В.В. Путиным в обращении к Федеральному Собранию.
Политике «с позиций силы» давно привержены США. Недавно опубликованный ими «Обзор ядерной политики» еще раз это подтверждает. Нужно сказать, что принципиальной новизны в данном документе нет. В нем еще раз подчеркнуто традиционное американское стремление доминировать на всех ступенях «лестницы эскалации», в том числе:
• на глобальном уровне с опорой не только на стратегические наступательные силы (СНС), но и на растущие боевые возможности глобальной системы противоракетной обороны (ПРО);
• принцип неопределенности ядерного порога.
После распада СССР в официальную ядерную стратегию НАТО был включен принцип меньшей зависимости от ядерных вооружений. Основой тому послужил вывод о том, что основные задачи альянса в сфере стратегического сдерживания могут быть решены с преимущественной опорой на боевые возможности развивающихся высокоэффективных обычных вооружений.
Акцент на новейшие неядерные вооружения не отрицает традиционной фундаментальной роли ядерных сил, они по-прежнему остаются незыблемым основанием военной безопасности альянса и входящих в него ядерных держав, что еще раз подчеркнуто в недавнем «Обзоре ядерной политики».
Официальные воззрения Кремля по вопросам стратегического сдерживания внешней агрессии находят свое отражение в различных государственных документах, таких как:
• Концепция национальной безопасности;
• Указы Президента Российской Федерации;
• решения Совета Безопасности и другие источники.
В сущности, ядерные аспекты зарубежной и отечественной военной стратегии всегда составляли, составляют и будут составлять основу стратегического сдерживания в проекциях, и это стоит особо подчеркнуть, крупных угроз военной безопасности.
В теоретическом плане стратегия ядерного сдерживания является интернациональной и базируется на двух основных принципах.
Первый связан с концепцией ядерного возмездия. Это страх неотвратимого наказания за ядерную агрессию. В сущности, это традиционный фундамент ядерного сдерживания с опорой на ответные действия ядерных сил.
Современные реалии стратегической стабильности возникли не в одночасье. Путь к ним проходил через исторически неизбежный период изначальной кризисной неустойчивости. На первых этапах гонки ядерных вооружений обе стороны соревновались в создании систем преимущественно упреждающего удара. После Карибского кризиса ситуация начала выправляться в направлении усиления опоры на стратегию ответных действий ядерных сил. В начале 1970-х годов стороны осознали целесообразность кооперативных договоренностей в области взаимного ограничения систем разоружающего удара. На это, в сущности, направлены все последующие договоры в области стратегических наступательных вооружений.
• специальная операция по установлению контроля над уже созданными северокорейскими ядерными боезарядами;
• подтягивание сил флота на боевые позиции под видом военных учений;
• развертывание элементов глобальной системы ПРО США близ Японии и приведение их в готовность к перехвату испытательных пусков северокорейских баллистических ракет.
Безусловно, при выборе целей атаки и формировании полетных заданий ракет северокорейские специалисты не могут не принимать во внимание фактор ПРО, что, собственно говоря, вынужден делать и российский Генеральный штаб.
Камнем преткновения остается вопрос о влиянии глобальной системы ПРО на устойчивость традиционных стратегических балансов. В международных дискуссиях представители Вашингтона обычно заявляют, что цели развития как глобальной системы ПРО США, так и сил быстрого глобального удара, молниеносного глобального удара (БГУ/МГУ) не связаны со стремлением военного доминирования над признанными членами ядерного клуба, такими как Россия и Китай. Вместе с тем в военно-политических и военно-научных кругах тема угроз безопасности в свете глобальных военных амбиций Пентагона не может не подниматься
и пристально не изучаться.
На эту тему как накануне выхода США из Договора по ПРО, так и в последующие годы, в том числе после провозглашения американской концепции БГУ/МГУ, шли оживленные дискуссии. Основным аргументом в изначальных попытках воспрепятствовать американским противоракетным вожделениям явился тезис о дестабилизирующем влиянии противоракетной обороны на фундаментальные основы стратегической стабильности. Главные опасения высказывались по поводу возможного обретения перспективной системой ПРО США способности блокировать потенциал ответных действий китайских, а затем и российских стратегических ядерных сил (СЯС).
После того как Соединенные Штаты официально объявили о выходе из Договора по ПРО, официальная риторика российской стороны была скорректирована. Последовали заявления, в том числе на уровне Президента Российской Федерации, о том, что американская ПРО нам не страшна, поскольку мы располагаем богатым арсеналом мер и способов ее преодоления. С их учетом создание системы ПРО, способной блокировать ответные действия отечественных СЯС, является весьма сомнительным предприятием. Более того, такая система ввергла бы стратегический баланс между США и Россией в область кризисной нестабильности. Это напоминало бы известную русскую мудрость: за что боролись, на то и напоролись. Боролись, речь идет о Пентагоне, за решение проблемы кризисной нестабильности, порождаемой мелкими ядерными полюсами, а напоролись на ту же самую нестабильность, но уже для крупных полюсов. С позиций военно-стратегической логики подобную ситуацию иначе как глупой не назовешь.
Наряду с Договором по ПРО неудобства американским ястребам доставлял и Договор о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД). Он сковывал свободу создания новых средств БГУ/МГУ. Для России создание новых типов таких средств объективно не является столь насущной задачей. Поэтому именно США вышли из Договора о РСМД под предлогом бездоказательных обвинений России в его нарушениях. Пентагон декларирует нацеленность стратегии БГУ/МГУ на третий мир. Это дипломатическая риторика. В любом случае ответ России на шаги США по созданию и развертыванию РСМД во многом будет зависеть от географии их базирования.
Для достижения декларируемых целей создания глобальной системы ПРО США и сил БГУ/МГУ не требуются их непомерные боевые возможности. Здесь стратегически целесообразными являются ориентиры разумной достаточности силовых инструментов поддержания режима нераспространения. Понимание необходимости ограничения боевых возможностей ПРО и БГУ/МГУ присутствует как в России, так и в США. К подобным заключениям и соответствующим рекомендациям правительству США пришла известная авторитетная фабрика американской мысли — Корпорация RAND (сокращение от Research and Development — научно-исследовательские разработки).
Другое дело, что законодатели и власти США далеко не всегда опираются на научные рекомендации. Поэтому наша задача — страховаться от заокеанских военно-стратегических глупостей и принимать достаточные меры по их нейтрализации. К их числу всецело относятся недавно названные Президентом РФ комплексы «Авангард», «Сармат», «Кинжал», а также новые системы стратегического назначения с малогабаритными ядерными установками морского и воздушного базирования.
Отмечая опасность реализуемой США военно-технической политики, стоит все же отметить некоторые заслуживающие внимания элементы зарубежного опыта, связанные с интеграцией и централизованным управлением стратегическими наступательными и оборонительными силами под эгидой единого командования. В сущности, планирование наступательных действий с учетом боевых возможностей ПРО, реализует схему последовательных ударов с контролем их реализуемости. При этом действия обороны могут быть в реальном масштабе времени оптимизированы по критерию максимизации предотвращенного ущерба и адаптированы к фактической реализации заблаговременно спланированных ответных действий противостоящей стороны. Безусловно, эти тонкости должны приниматься во внимание, в том числе при уточнении методологии и методического аппарата оценки эффективности ответных действий СНС России в условиях развития глобальной системы ПРО США и средств БГУ/МГУ.
Предлагаемое видение обновленной концепции стратегического сдерживания охватывает весь спектр угроз военной безопасности: от локальных до глобальных. Новое концептуальное прочтение состоит в том, что в арсенал сдерживания всего спектра угроз военной безопасности, в том числе локального масштаба, включается дополнительная опора на стратегические неядерные возможности. В сущности, это стратегический ресурс, легко проецируемый на неядерные угрозы безопасности, локализованные как на прилегающих к Российской Федерации территориях, так в удаленных военно-географических районах. Это создает благоприятные предпосылки для решения первоочередных задач локальных войн с неядерными противниками более компактными группировками сил общего назначения на угрожаемых направлениях.
На глобальном уровне возможные задачи СНЯО могли бы быть связаны с созданием неядерных барьерных зон развертывания противостоящих стратегических сил, в том числе глобальной системы ПРО США, в частности ее морского эшелона, и силового контроля их боевых возможностей в интересах поддержания требуемого уровня эффективности ответных действий отечественных СЯС. Еще одной задачей могла бы явиться управляемая противоценностная эскалация военных действий. Она решается посредством поражения уязвимых к неядерному воздействию объектов, например объектов топливно-энергетических комплексов, воздействие по которым чревато нанесением ощутимого ущерба в дозированных пределах. Потенциальная угроза наращивания мощи таких ударов с учетом перспективы возможных ядерных продолжений призвана дополнительно стимулировать превосходящих противников к воздержанию от реализации агрессивных планов и стремлений идти до победного конца любой ценой.
Чтобы потенциальное участие России в той или иной локальной войне не провоцировало агрессии на других стратегических и операционных направлениях, представляется целесообразной концепция одновременного силового сдерживания (пресечения) двух локальных войн. Гипотетическая агрессия со стороны третьего локального противника концептуально бы трансформировалась в крупномасштабную при соответствующей актуализации ядерного фактора обеспечения военной безопасности. Сверстанный под задачи локальных войн стратегический неядерный потенциал является многоцелевым ресурсом, применимым для решения в том числе деэскалационных задач регионального и глобального сдерживания.
С учетом предлагаемого видения роли и места стратегических неядерных вооружений представляется уместной констатация объективной трансформации отечественной концепции стратегического сдерживания к трехуровневой модели (концепции). В ее рамках традиционный механизм ядерного сдерживания, дополненный стратегическими неядерными возможностями, парирует крупные ядерные и неядерные угрозы на глобальном и региональном уровнях. При этом стратегические неядерные возможности рассматриваются в роли гибкого инструмента парирования, в том числе локальных неядерных угроз военной безопасности России и ее союзников.
Основные цели и пути нейтрализации глобальных, региональных и локальных угроз военной безопасности в рамках трехуровневой концепции стратегического сдерживания отражают следующие основные положения:
• СНЯО дополняет механизм ядерного сдерживания, способствует достижению целей стратегического блокирования локальных неядерных угроз военной безопасности и обеспечивает невозможность сползания ядерного порога в сферу локальных войн и вооруженных конфликтов.
В предлагаемом видении СЯС, НСЯО и СНЯО выступают как централизованно управляемые ресурсы решения задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания, подлежащие совместной оптимизации без их традиционного разделения по сферам
и уровням влияния, где СЯС решают задачи глобального сдерживания, НСЯО — регионального, а задачи локальных войн всецело возложены на силы общего назначения. В сущности, речь идет о системной интеграции разнородных ресурсов для решения разноплановых задач в новой постановке, открывающей новые горизонты дальнейших исследований в данном направлении.
В современном мире тенденции системной интеграции как в зарубежном, так и в отечественном военном деле набирают ход. В частности, данная тенденция проявляется в укрупнении форм стратегических действий Вооруженных Сил РФ при одновременном сокращении спектра отдельно выделяемых стратегических операций. Один из перспективных вариантов системы стратегических действий ВС РФ включает две стратегические операции:
• операция стратегических сил сдерживания (ОССС);
• операция сил общего назначения (ОСОН).
В перспективе, надо полагать, грани между ОССС и ОСОН сольются в единую стратегическую операцию. Предпосылки к тому уже сейчас проглядываются с позиций рассмотренных тенденций обновления российской концепции стратегического сдерживания, деэскалации и пресечения угроз военной безопасности. В ней стратегические наступательные силы в лице СНЯО уже вписаны в традиционную сферу сил общего назначения в части решения задач локальных войн. В этом свете четкое разделение стратегических сил сдерживания и сил общего назначения между ОССС и ОСОН рушится. В сущности, это предвестие дальнейших интегративных объединений в направлении к единой стратегической операции.
Конечная цель такой операции проста и прозрачна: оптимизировать использование всех систем
и средств вооруженной борьбы для обеспечения эффективного решения задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания агрессии, а при необходимости — локализовать ее масштабы и нейтрализовать.
Столь же проста и прозрачна единая цель развития всех систем и средств вооруженной борьбы: обеспечить эффективное решение задач глобального, регионального и локального стратегического сдерживания внешней вооруженной агрессии с учетом ограниченности выделяемых на оборону ассигнований.
Всякое деление, как известно, является условным. При любом варианте нарезки стратегических действий на частные операции Генеральный штаб всегда увязывал их единым замыслом. В этом смысле системный подход к стратегическому планированию, плохо или хорошо, по факту присутствовал с незапамятных времен, а именно — с момента создания отечественного Генерального штаба, датированного 25 января 1763 года. Но деление на ведомства в структуре Вооруженных Сил и на частные операции в системе их стратегических действий неизбежно создавали, создают и будут создавать известные барьеры на пути оптимальных системных решений. В конечном счете дело не в делении на части, а в том, чтобы эти части работали слажено, и во имя не своих частных, а именно общих целей. Именно в этом и состоит суть системного подхода.
Обновление российской концепции и силовых механизмов стратегического сдерживания идет, в сущности, в направлении системной интеграции инструментов глобального, регионального и локального сдерживания внешней агрессии против нашего государства и его союзников.
В свете предлагаемой трехуровневой концепции стратегического сдерживания неплохо просматриваются перспективы развития переговорного процесса в области стратегических вооружений:
• стратегические ядерные силы были и будут составлять основу глобального стратегического равновесия, и перспективы их дальнейшей трансформации всецело зависят от уровня развития стратегических сил противников, а также критериальных порогов достаточной эффективности гипотетических ударов возмездия;
• доминирование в обычных вооружениях объективно стимулирует НАТО к втягиванию Российской Федерации в дискуссии по проблемам ликвидации НСЯО, что входит в противоречие с нашими военно-экономическими возможностями в сфере регионального стратегического сдерживания;
• в интересах нейтрализации конкурентных преимуществ США по части развития неядерных сил БГУ, а также парирования зарубежных инициатив ликвидации НСЯО, представляются целесообразными наши встречные инициативы по вопросу юридически обязательных ограничений обычных вооружений стратегического назначения.
В заключение следует отметить, что в отличие от США Россия не стремится к роли глобального военного лидера. Как говорится, мы мирные люди, а кто на нас с мечом пойдет, тот от меча и погибнет, вопрос лишь в том, на каком уровне это произойдет: локальном, региональном или глобальном.
1 Гареев М.А. Проблемы стратегического сдерживания в современных условиях //
Военная Мысль. 2009. № 4; Буренок В.М., Печатнов Ю.А. Стратегическое сдерживание. М.: Издательская группа «Граница», 2011; Хряпин А.Л., Матвичук В.В. Система стратегического сдерживания в новых условиях // Военная Мысль. 2010. № 1.
Генерал-майор А.Е. СТЕРЛИН
Полковник запаса А.А. ПРОТАСОВ, доктор военных наук
Полковник запаса С.В. КРЕЙДИН, доктор технических наук