Кто сказал что ящерица противная как
Сорочьи тараторки.
Май.
Май — пора быстрых перемен. Нависла над рощей синяя туча — и зазвенел сверкающий дождь. Не успел дождь отзвенеть, а уж над берёзовой рощей зелёная дымка. Из почек высунулись острые зелёные клювики. И на каждом дождинка висит.
Май — страна песен и плясок.
Птицы поют днём, поют утром и вечером. А иные даже ночью поют. Лучше всех поют соловьи, певчие дрозды, черноголовки, зарянки. Это заслуженные певцы леса. Не у всех птиц такие звонкие и красивые голоса. Но и безголосые не унывают, шумят чем только могут. Дятел носом стучит, бекас хвостом дребезжит, аист клювом трещит, как трещоткой. Когда только едят и отдыхают! Зяблик за день спел 2900 песен — по 168 песен в час. Лесной конёк и того больше — 3230 песен, 188 песен в час!
Кукушка до того докуковалась, что даже голос сорвала и охрипла.
Май — пора светлых ночей. Зорька зорьке руку протягивает. Ночные птицы — совы и филины — удивлённо хлопают глазами — всё светло да светло! Когда же мышей ловить?
А ребятам-юннатам глазами некогда хлопать. У юннатов-животноводов стадо растёт. Нарождаются телята, жеребята, козлята, ягнята, поросята, крольчата. У садоводов и огородников посадка, прополка, подрезка деревьев. А надо ещё и на рыбалку успеть — рыба начинает клевать.
Комары в мае начинают гудеть. Хорошо, если утренник их прихлопнет, а то успевай только себя по рукам да по шее хлопать.
Лес зазвенел, цветы везде, над цветами бабочки. Пчёлы гудят — мёд собирают. Не всё и птицам петь да плясать — пора гнёзда вить, птенцов выводить.
ОДУВАНЧИК И ДОЖДЬ
— Ура! Караул! Ура! Караул!
— Что с тобой, Одуванчик? Уж не заболел ли? Ишь жёлтый весь! Чего ты то «ура», то «караул» кричишь?
— Чего, Заинька, приплясываешь, чего, серенький, ушами потряхиваешь?
— С горя, Мухоловочка, с горя! Комары после дождя вылетели — ни попить, ни поесть. А ты чего подлётываешь, чего крылышками взмахиваешь?
— От радости, Заинька, от радости! Комары после дождя вылетели — самое времечко попить да поесть!
ГНЕЗДО
—это птичий клад. Он надёжно спрятан в траве или листьях. Яички в нём — как горстка сияющих драгоценностей. В гнезде козодоя они беловатые, словно мрамор; в гнезде славки переливчатые, как жемчужины; а в гнезде певчего дрозда похожи на изумруды. Но что изумруды и жемчуга — они мертвы! А в яичках будущие птенцы и тысячи будущих песен.
Одним отличается птичий клад от настоящего: его нельзя трогать. Только не тронутый, только не найденный принесёт он радость.
Весёлое в лесу времечко: что ни день — то день рождения! У ежей — ежата, у зайцев — зайчата, у дроздов — дроздята. Лисята, галчата, скворчата. Горячая пора, все детишкам угощение ищут. У всех забот полон рот.
Дрозды, не покладая крыльев, работают от зари до зари. Ещё бы: каждому птенцу подавай в день тридцать завтраков, тридцать обедов и тридцать ужинов! А птенцов в гнезде пять. И у каждого рот — как кулёк.
Пёрышко к пёрышку, пятнышко к пятнышку — сразу и не увидишь. А она рядом сидит: лесная курочка-ряба. Не моргнёт, не дохнёт: обмерла. Наверное, яички снесла, да не простые, а золотые: очень уж бережёт! Прячет от злого глаза. Вот умница, дай-ка погляжу. А курочка — фрр! — и улетела. А где сидела, там полное лукошко яичек. Не простых, золотистых. Ещё и в крапинку!
Как такие не прятать, как не беречь.
ФИЛИН И СОЛОВЕЙ
— Не бойся меня, Соловей, я не проглотить тебя собираюсь, я тебе песенку хочу спеть! Май в лесу, все песни поют.
— Спой, Филин, спой, раз уж так разохотился.
— Пу-гу-гу-гу! Бу-бу! Пу- гу-гу! Бу-бу!
— Ну вот — и этот сознание потерял! Пятому уже пою — и все в обморок падают. До чего же у меня голос чувствительный, так за сердце и берёт! Пу-гу-гу! Бу-бу!
РЯБЧИК И СОЛОВЕЙ
— Люблю я весенние цветы, Соловей!
— И я люблю, — такие они красивые!
— Да нет, Соловей, не то.
— Такие они ароматные!
— Так что ж, коли не то?
— Вкусные они, Соловей, очень! Особенно незабудки. Незабываемый вкус!
ОРЛЁНОК И ВОРОБЬЁНОК
— Эй, Орлёнок, у тебя родители кто?
— У меня папа с мамой орлы!
— Не завидуй мне, Воробьёнок. Твои воробьи с утра до вечера тебя кормят, а мои орлы меня — только утром да вечером.
КОРОЛЁК И ПАУК
— Э-э, Паук, да у тебя праздник! Вся паутина в росе. Иллюминация и фейерверк! Вот небось радости-то!
— Меняю всё это сверкание на одну муху! Третий день из-за этой иллюминации комаришки во рту не было. Паутина отсырела. Сети рвутся. Сам окоченел. Ещё день так попраздную — и готово: закрою все восемь своих глаз, все восемь ног протяну!
Всем знакома эта большая белая бабочка. Огородники её даже издали узнают : летает как-то подскакивая, взблёскивая крылышками, кидаясь из стороны в сторону. Как увидят, так быстрей стараются отогнать. Беда, если бабочка успеет отложить на капусту яички. Выведутся из яичек прожорливые гусеницы и оставят от кочанов одни кочерыжки. Очень вредят капусте капустницы.
ЯЩЕРИЦА
Кто сказал, что ящерица противная? Как только у него язык повернулся? Наверное, он никогда ящерицу близко не видел.
Особенно красива ящерица весной. Весной она в праздничном зелёном наряде: горят щитки и чешуйки! Сказочная малахитовая красавица. И уж если лягушки бывают царевнами, то ящерицы и подавно!
Репница похожа на маленькую капустницу. Но вреда от неё капусте, редиске не меньше, чем от большой капустницы. Ещё даже и больше. Потому что яички она откладывает на листья не кучкой, а по одному : попробуй-ка отыщи их! Не уследишь, не найдёшь — и пропадут все труды. Не любят огородники всех белых бабочек: репниц, капустниц и брюквенниц. Одни от них неприятности. Стараются их разогнать. И правильно делают!
ЁЖИК
Все ежа видели, все его знают. И все его любят, хоть он на вид и сердитый. При встрече съёжится в шар и недовольно пыхтит. Рассерженный моток колючей проволоки. Этакий нелюдимый лесной колобок: «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, а от тебя-то и подавно уйду».
И уйдёт! Высунет сперва из колючего мотка мокрый рубчатый нос.
Потом заблестит озорной чёрный глаз. Носом пошмыгает, глазом покрутит — да как припустит со всех четырёх! Только пяточки замелькают.
Лягушка. Жалуюсь на рогаточников! Бродят они весной по берегам болот — носа из воды высунуть не дадут! А у нас, лягушек, весной самый концертный сезон. Нам песни петь надо, нам не высовываться нельзя. Объясните им это кто-нибудь. Сами-то мы объяснять не можем, сами-то мы только квакать умеем.
— сеть. Мы идём, идём — да всё в сеть и в сеть! А оттуда нам одна дорога — на сковородку! Нельзя нас так ловить, ведь мы же икру идём метать. Переловите всех — что потом делать станете?
Кто сказал что ящерица противная как
От чего на душе светло и радостно? От весны, конечно! Весенних радостей много. Это и сосульки, и ручьи, и первая весенняя гроза, и радуга, и цветы, и птицы.
Лирические миниатюры Николая Сладкова, Эдуарда Шима, Александра Крестинского раскрывают изумительные по своей прелести мелочи весеннего преображения природы.
Остановимся вместе с ними и полюбуемся проснувшимся ручейком, который будит речку, солнечной капелькой, поющей на свой лад, кустиком, который всех причёсывает, и рогами, оставленными лосем в качестве сувенира охотникам, малахитовой ящеркой, прорастающими цветками.
Давайте понаблюдаем, как Ванюша и Николка, герои рассказов В. Бахревского и Э. Лукьяновой, ждут запропастившуюся где-то весну и наслаждаются тёплым солнышком.
Н. Сладков
Ручей
Всю зиму спал ручей под двумя тёплыми одеялами — снеговым и ледяным. А пришла весна — одеяла долой и бегом лесную речку будить. Лечь бы сейчас на воду, опустить лицо с маской вниз и вдогон за ним. Понесёт тебя ручей прямо в речку. И по пути всю его водяную дорожку увидишь.
Сперва покажется, что не вода тебя несёт, а дно под тобой, словно пёстрая лента, назад несётся! То оно опускается в глубину, в темноту, то стремительно всплывает и приближается, и вот уже разноцветные камешки у самого носа блестят и мельтешат. За камешками светлый песок, тёмный пухлый ил, набухшие лохмотья утонувшей коры, коряги, сучья, листья. Пятнистые толстые корни кувшинок, похожие на удавов. Камень из воды высунулся, как лысина водяного, вокруг шеи кружевной воротник из пены.
А ручей уже не журчит, а вовсю шумит, булькает, гремит и плетёт. Сонную речку будит. Брызжет, щекочет тёплыми струями. Просыпайся, речка, весна пришла! Сбрасывай зимние одеяла — снеговое и ледяное. И дальше беги, буди озеро!
Э. Шим
Солнечная капля
С крыши, с прозрачных сосулек падают вниз капли. Они вспыхивают под солнцем, переливаются красными, синими, жёлтыми огоньками.
Кажется, что не холодная вода капает, а летят горячие солнечные брызги.
Воробьи искупались в этих брызгах и затрещали, заголосили по-весеннему радостно.
Белый петух напился из солнечной лужицы — тряхнул гребнем, крыльями зачертил, как лесной забияка тетерев.
Я выбежал из дому, и капля упала мне на лицо. Хотел я вытереть глаз — и вдруг замер. На какой-то миг, пока я смотрел сквозь каплю, всё кругом изменилось: засияло, засверкало, затрепетало радужными огнями.
И небо, и землю, и снежные поля — весь мир осветила и зажгла крохотная солнечная капля.
В. Бахревский
Горячее солнце
Уже и март заканчивался, а зимы не убывало, морозы день ото дня ещё и свирепели. Снегу нападало, по мостам только и догадаешься — да ведь тут река.
В эту студёную пору в Ванюшино сердце закралась тихая, как мышонок, мысль: а вдруг не будет весны? Ведь даже на юге, на далёком юге, земля под снегом. По телевизору каждый день новости: виноградник засыпало, снег на пальмах. Но чем суровее были морозы, гуще снегопады, тем всё пристальнее вглядывался Ванюша в мир: ну где же ты, весна?
Однажды за ночь затянуло небо облаками, да такими некрасивыми, что хоть не смотри. Будто кто изодранное ватное одеяло выбросил. Совсем стало скучно на земле, Ванюша сидел дома, сидел, да и вон за порог — сыскать запропастившуюся весну.
Па земле снег, на деревьях снег, и на небе бело. Опустил Ванюша глаза, но когда он их опускал, ему вроде бы что-то поголубело. Вскинулся, а среди небесной ваты — прореха. Всего-то с форточку. Но уж такой оттуда ясью, таким жаром голубым полыхнуло, что Ванюша зажмурился. А когда открыл глаза — в полынье стояло солнце.
— Весна! — закричал Ванюша без страха спугнуть пришелицу. Такое солнце от своего не отступится.
Э. Лукьянова
Как весна пришла
Сидел Николка на окошке и смотрел на улицу. На улице было холодно, мела метель, рыскал ветер.
Вдруг солнышко выглянуло, и всё вокруг потеплело, посветлело. Ветер стих, и метель успокоилась. Воробей сел на ветку прямо напротив окошка и стал принимать солнечные ванны. А сам во всё горло распевает:
— Жив я, жив! А я жив, жив!
Николка даже засмеялся:
— Вот так воробей! Вот так молодец!
Вдруг смотрит Николка, летит мимо что-то маленькое и блестящее, за ним ещё и ещё. Пригляделся он, а это капельки. Камелька за капелькой летит.
«Откуда же это, — думает мальчик, — вода льётся?» А потом догадался: это снег на крыше подтаял, повис сосульками, и с каждой сосульки капельки вниз падают и тоненько-тоненько звенят:
Капельки в снег падают и поторапливают его:
А солнышко с неба смеётся, и от этого снегу жарко становится, он тает. Капельки собираются вместе, и бегут куда глаза глядят, и кричат:
Много их, капелек, собирается — целый ручеёк. А ручеёк уже быстрее мчится, и булькает, и приговаривает:
Рядом другой ручеёк спешит, за ним третий.
Вот так, пока Николка на окне сидел, весна пришла.
А. Крестинский
На переломе
Заметь: у каждого семечка есть остриё. Семечко, точно наконечник копья, пронзает весной землю.
. Ещё снег лежит местами в тени и даже на солнце, но там, где он уже сошёл, прокололи землю острые копьеца: жёлтые — нарциссов, тёмно-красные — тюльпанов. Им теперь всё нипочем — утренний заморозок, вечерний. И снег — тоже нипочем, если повалит вдруг ни с того ни с сего из прохожей тучки на переломе от зимы к весне.
А вчера в дальнем углу сада снег истончал, осел и тотчас пробило его что-то жгучее, нестерпимо яркое. В считанные часы вырвался пожаром из-под земли куст ревеня: желтый, лиловый, алый.
Пожар? Нет — петух. Точно, петух! Вот-вот взлетит на забор и крикнет: «Ур-ра, весна идёт!»
А земля, что родила такое чудо, — земля тёмно-бурая, глинистая, комкастая, неприметная.
Матери всегда вот так: детей наряжают, когда из дому выводят, а сами — как-нибудь.
Н. Сладков
Лесной гребешок
Что ни куст густой, то гребешок лесной. И ни одного неряху линючего гребешок не пропустит, непременно причешет. Лиса ли, медведь ли, заяц — ему всё равно. Всех расчёсывает, причёсывает, приглаживает. С зайца — белый клок, с лисы — рыжий пук, с медведя — бурые космы.
Иной куст, самый густой да колючий — шиповник или боярышник! — сам за весну станет как зверь мохнатый. Шерсть на нём звериная дыбом — даже подойти страшно!
Ящерица
Кто сказал, что ящерица противная? Как только у него язык повернулся! Наверное, он ящерицу никогда не видел.
Особенно хороша ящерица весной, в праздничном весеннем наряде. Щитки и чешуйки горят малахитовой зеленью, от головы до хвоста она в кружевных пятнышках и завитушках: стройная, быстрая, ловкая. Прямо сказочная малахитовая красавица. Уж если лягушки бывают царевнами, то ящерицы и подавно!
Известно, что ящерица от недругов хвостом откупается. Жалко, конечно, хвост: всё-таки свой был, а не чужой. Да и вид без хвоста не такой молодецкий. Так, бесхвостая ящерица. И всё же лучше хвоста лишиться, чем голову потерять. Хвост-то потом и новый вырастет.
Всю зиму ящерицы спят в земле: окоченелые, как неживые. Но пригреет солнце, и ящерицы проснутся. Выползут на припёк, отогреются, начнут шуршать в сухой прошлогодней траве и листьях. И станут малахитовыми красавицами — от головы до хвоста!
Шепчущие следы
В светлых осинниках и ольшаниках снег сошёл, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свёртываясь в кулёчки, сжимаясь в кулачки. Лист сухой, а земля под ним мокрая. И проминается под ногой, как пластилин. Идёшь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.
Лось ли пройдёт, человек ли — всё одно оставит следы, вдавит лист в землю. Пройдут, вдалеке стихнут, а следы их зашепчутся. То лист примятый распрямится и соседний заденет. То стебелёк высохнет и распрямится. Развяжется тесёмочка жёлтой травы. Или встряхнётся сжатый в гармошку пучочек брусники.
Давно ушагали из лесу лось и человек, где-то они уже далеко-далеко, а следы их всё шепчутся, шепчутся. Долго-долго.
По рога
Слабеют к зиме рога. Заденет лось рожищем за дерево — рог и отвалится, в снег упадёт. Или на корявых сучках повиснет. И вот весной, когда стает снег, но ещё не поднялась трава и на кустах не раскрылись листья, можно такой сброшенный рог увидеть. Идёшь, а он лежит. Свежий, коричневый, или старый уже, выбеленный на солнце. А то и огрызанный — порченный мышами и белками.
Зато как обрадуешься, когда найдёшь целый рог! Огромный, бурый, многоконцовый — как растопыренная ладонь. И тяжеленный!
Вот это рог так рог! Как его только лось на голове НОСИЛ, как шею себе не вывихнул? И не жалко было такой в лесу бросать? А я его ни за что не брошу! Как-нибудь, а уж донесу. И на стенку дома повешу, чтобы всем видно было.
Кто сказал что ящерица противная как
От чего на душе светло и радостно? От весны, конечно! Весенних радостей много. Это и сосульки, и ручьи, и первая весенняя гроза, и радуга, и цветы, и птицы.
Лирические миниатюры Николая Сладкова, Эдуарда Шима, Александра Крестинского раскрывают изумительные по своей прелести мелочи весеннего преображения природы.
Остановимся вместе с ними и полюбуемся проснувшимся ручейком, который будит речку, солнечной капелькой, поющей на свой лад, кустиком, который всех причёсывает, и рогами, оставленными лосем в качестве сувенира охотникам, малахитовой ящеркой, прорастающими цветками.
Давайте понаблюдаем, как Ванюша и Николка, герои рассказов В. Бахревского и Э. Лукьяновой, ждут запропастившуюся где-то весну и наслаждаются тёплым солнышком.
Н. Сладков
Ручей
Всю зиму спал ручей под двумя тёплыми одеялами — снеговым и ледяным. А пришла весна — одеяла долой и бегом лесную речку будить. Лечь бы сейчас на воду, опустить лицо с маской вниз и вдогон за ним. Понесёт тебя ручей прямо в речку. И по пути всю его водяную дорожку увидишь.
Сперва покажется, что не вода тебя несёт, а дно под тобой, словно пёстрая лента, назад несётся! То оно опускается в глубину, в темноту, то стремительно всплывает и приближается, и вот уже разноцветные камешки у самого носа блестят и мельтешат. За камешками светлый песок, тёмный пухлый ил, набухшие лохмотья утонувшей коры, коряги, сучья, листья. Пятнистые толстые корни кувшинок, похожие на удавов. Камень из воды высунулся, как лысина водяного, вокруг шеи кружевной воротник из пены.
А ручей уже не журчит, а вовсю шумит, булькает, гремит и плетёт. Сонную речку будит. Брызжет, щекочет тёплыми струями. Просыпайся, речка, весна пришла! Сбрасывай зимние одеяла — снеговое и ледяное. И дальше беги, буди озеро!
Э. Шим
Солнечная капля
С крыши, с прозрачных сосулек падают вниз капли. Они вспыхивают под солнцем, переливаются красными, синими, жёлтыми огоньками.
Кажется, что не холодная вода капает, а летят горячие солнечные брызги.
Воробьи искупались в этих брызгах и затрещали, заголосили по-весеннему радостно.
Белый петух напился из солнечной лужицы — тряхнул гребнем, крыльями зачертил, как лесной забияка тетерев.
Я выбежал из дому, и капля упала мне на лицо. Хотел я вытереть глаз — и вдруг замер. На какой-то миг, пока я смотрел сквозь каплю, всё кругом изменилось: засияло, засверкало, затрепетало радужными огнями.
И небо, и землю, и снежные поля — весь мир осветила и зажгла крохотная солнечная капля.
В. Бахревский
Горячее солнце
Уже и март заканчивался, а зимы не убывало, морозы день ото дня ещё и свирепели. Снегу нападало, по мостам только и догадаешься — да ведь тут река.
В эту студёную пору в Ванюшино сердце закралась тихая, как мышонок, мысль: а вдруг не будет весны? Ведь даже на юге, на далёком юге, земля под снегом. По телевизору каждый день новости: виноградник засыпало, снег на пальмах. Но чем суровее были морозы, гуще снегопады, тем всё пристальнее вглядывался Ванюша в мир: ну где же ты, весна?
Однажды за ночь затянуло небо облаками, да такими некрасивыми, что хоть не смотри. Будто кто изодранное ватное одеяло выбросил. Совсем стало скучно на земле, Ванюша сидел дома, сидел, да и вон за порог — сыскать запропастившуюся весну.
Па земле снег, на деревьях снег, и на небе бело. Опустил Ванюша глаза, но когда он их опускал, ему вроде бы что-то поголубело. Вскинулся, а среди небесной ваты — прореха. Всего-то с форточку. Но уж такой оттуда ясью, таким жаром голубым полыхнуло, что Ванюша зажмурился. А когда открыл глаза — в полынье стояло солнце.
— Весна! — закричал Ванюша без страха спугнуть пришелицу. Такое солнце от своего не отступится.
Э. Лукьянова
Как весна пришла
Сидел Николка на окошке и смотрел на улицу. На улице было холодно, мела метель, рыскал ветер.
Вдруг солнышко выглянуло, и всё вокруг потеплело, посветлело. Ветер стих, и метель успокоилась. Воробей сел на ветку прямо напротив окошка и стал принимать солнечные ванны. А сам во всё горло распевает:
— Жив я, жив! А я жив, жив!
Николка даже засмеялся:
— Вот так воробей! Вот так молодец!
Вдруг смотрит Николка, летит мимо что-то маленькое и блестящее, за ним ещё и ещё. Пригляделся он, а это капельки. Камелька за капелькой летит.
«Откуда же это, — думает мальчик, — вода льётся?» А потом догадался: это снег на крыше подтаял, повис сосульками, и с каждой сосульки капельки вниз падают и тоненько-тоненько звенят:
Капельки в снег падают и поторапливают его:
А солнышко с неба смеётся, и от этого снегу жарко становится, он тает. Капельки собираются вместе, и бегут куда глаза глядят, и кричат:
Много их, капелек, собирается — целый ручеёк. А ручеёк уже быстрее мчится, и булькает, и приговаривает:
Рядом другой ручеёк спешит, за ним третий.
Вот так, пока Николка на окне сидел, весна пришла.
А. Крестинский
На переломе
Заметь: у каждого семечка есть остриё. Семечко, точно наконечник копья, пронзает весной землю.
. Ещё снег лежит местами в тени и даже на солнце, но там, где он уже сошёл, прокололи землю острые копьеца: жёлтые — нарциссов, тёмно-красные — тюльпанов. Им теперь всё нипочем — утренний заморозок, вечерний. И снег — тоже нипочем, если повалит вдруг ни с того ни с сего из прохожей тучки на переломе от зимы к весне.
А вчера в дальнем углу сада снег истончал, осел и тотчас пробило его что-то жгучее, нестерпимо яркое. В считанные часы вырвался пожаром из-под земли куст ревеня: желтый, лиловый, алый.
Пожар? Нет — петух. Точно, петух! Вот-вот взлетит на забор и крикнет: «Ур-ра, весна идёт!»
А земля, что родила такое чудо, — земля тёмно-бурая, глинистая, комкастая, неприметная.
Матери всегда вот так: детей наряжают, когда из дому выводят, а сами — как-нибудь.
Н. Сладков
Лесной гребешок
Что ни куст густой, то гребешок лесной. И ни одного неряху линючего гребешок не пропустит, непременно причешет. Лиса ли, медведь ли, заяц — ему всё равно. Всех расчёсывает, причёсывает, приглаживает. С зайца — белый клок, с лисы — рыжий пук, с медведя — бурые космы.
Иной куст, самый густой да колючий — шиповник или боярышник! — сам за весну станет как зверь мохнатый. Шерсть на нём звериная дыбом — даже подойти страшно!
Ящерица
Кто сказал, что ящерица противная? Как только у него язык повернулся! Наверное, он ящерицу никогда не видел.
Особенно хороша ящерица весной, в праздничном весеннем наряде. Щитки и чешуйки горят малахитовой зеленью, от головы до хвоста она в кружевных пятнышках и завитушках: стройная, быстрая, ловкая. Прямо сказочная малахитовая красавица. Уж если лягушки бывают царевнами, то ящерицы и подавно!
Известно, что ящерица от недругов хвостом откупается. Жалко, конечно, хвост: всё-таки свой был, а не чужой. Да и вид без хвоста не такой молодецкий. Так, бесхвостая ящерица. И всё же лучше хвоста лишиться, чем голову потерять. Хвост-то потом и новый вырастет.
Всю зиму ящерицы спят в земле: окоченелые, как неживые. Но пригреет солнце, и ящерицы проснутся. Выползут на припёк, отогреются, начнут шуршать в сухой прошлогодней траве и листьях. И станут малахитовыми красавицами — от головы до хвоста!
Шепчущие следы
В светлых осинниках и ольшаниках снег сошёл, палый лист сохнет на солнце, скручиваясь в рулончики, свёртываясь в кулёчки, сжимаясь в кулачки. Лист сухой, а земля под ним мокрая. И проминается под ногой, как пластилин. Идёшь и вдавливаешь сапогом сухие листья в сырую землю.
Лось ли пройдёт, человек ли — всё одно оставит следы, вдавит лист в землю. Пройдут, вдалеке стихнут, а следы их зашепчутся. То лист примятый распрямится и соседний заденет. То стебелёк высохнет и распрямится. Развяжется тесёмочка жёлтой травы. Или встряхнётся сжатый в гармошку пучочек брусники.
Давно ушагали из лесу лось и человек, где-то они уже далеко-далеко, а следы их всё шепчутся, шепчутся. Долго-долго.
По рога
Слабеют к зиме рога. Заденет лось рожищем за дерево — рог и отвалится, в снег упадёт. Или на корявых сучках повиснет. И вот весной, когда стает снег, но ещё не поднялась трава и на кустах не раскрылись листья, можно такой сброшенный рог увидеть. Идёшь, а он лежит. Свежий, коричневый, или старый уже, выбеленный на солнце. А то и огрызанный — порченный мышами и белками.
Зато как обрадуешься, когда найдёшь целый рог! Огромный, бурый, многоконцовый — как растопыренная ладонь. И тяжеленный!
Вот это рог так рог! Как его только лось на голове НОСИЛ, как шею себе не вывихнул? И не жалко было такой в лесу бросать? А я его ни за что не брошу! Как-нибудь, а уж донесу. И на стенку дома повешу, чтобы всем видно было.