Кто знает как возникает с чего начинается страсть диалектизмы
Кто знает как возникает с чего начинается страсть диалектизмы
17 сентября 1961 г. Мичуринец
На Сладком острове наша хозяйка с утра до вечера чистила свежую рыбу. Бывало, только управится с одной порцией окуней — мы несем вторую, больше первой. Разделает щук — мы ей подбрасываем лещей да налимов. Исколола она себе руки и наконец взмолилась:
— Не могу больше, дайте передохнуть!
Особенно трудно было хозяйке с заготовкой рыбы впрок: для засолки не хватало посуды, а сушить на плите, без всяких приспособлений — муторное дело, плита раскалена, рыба на ней не сохнет, а горит. Разумеется, мы не перестали ловить рыбу, а в ответ на ее мольбы и почти истерические слезы взяли удочки и снова ушли на озеро.
Не управлялась наша хозяйка с рыбой.
То же самое получилось и с грибами. В грибную пору мы почти перестали спать. От жилья до ближайшего леска не больше половины километра, и обычно нам еле хватало этого расстояния, чтобы протереть глаза да прожевать утренние бутерброды.
А мы вычитали из книжек, что даже мухоморы многие вполне пригодны для пищи. Вот когда лес заговорил с нами и открыл нам свои кладовые. Чем больше узнавали мы грибов, тем полнее становились наши корзины и ненасытнее страсть. Теперь радостям нашим не было конца.
Не радовалась только наша хозяйка.
Хорошо тем, у кого есть широченная русская печь, за широким челом которой, на поду, как на мощеном дворе, может развернуться любая телега. А если вместо пекарки в доме только плита, а в городском доме и плита не дровяная, а газовая, тогда как быть?
У нас плита дровяная. Пока ее топишь, она раскаляется докрасна, закроешь трубу — с полчаса еще не остывает, а через полчаса хоть снова топи, в духовке даже заварка чая в фарфоровом чайнике через полчаса становится теплой, как помои.
— Может быть, и лучку добавлять надо между белыми шляпками, по нескольку кружочков? — спросил кто-то однажды. — Чтобы уж шашлык так шашлык!
Хозяйка неожиданно для всех вытащила вдруг такое, что мы даже засмеяться не смогли от удивления, — такое вытащила, будто всю свою жизнь занималась искусствоведением, а не грибами, не рыбой.
— С лучком — это уже декадентство! — сказала она.
Вот ведь что делается на белом свете, совсем сравнялась деревня с городом.
Записал я сейчас эту историю и задумался: а для чего, собственно, я ее записал? Мелко, непроблемно и вряд ли высокохудожественно. Правда, реализм налицо, но, может быть, это уже не реализм, а ползучий натурализм, и, стало быть, ничего, кроме вреда, от него ждать нечего. Скажет кто-нибудь, будто я, вместо того чтобы заниматься своим кровным делом, служить народу, составляю заметки для поваренной книги. Для чего все это?
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Яшин Александр Яковлевич
Книга «Сладкий остров (Рассказы)»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Но Миша не закричал и даже не пошевелился. И правильно сделал. А вдруг это не цветок вовсе? Вдруг это и есть сказка, самая настоящая? Скрывалась всю ночь под водой, а когда пришло время, когда посветлело да потеплело, она и появилась и развернулась. Ух, ты!
Потом из камышей выплыла утка. Нарядная, разноцветная и большая. Очень большая. И глаза у нее черные, блестящие, как пришитые круглые пуговки. Миша никогда не видал дикую утку так близко. Только вот в чем дело: если бы утка была далеко, то, конечно, это была бы утка, — понятно. Дикие утки все боязливые, дикие. Но эта совсем рядышком, ну просто невозможно как близко. Разве могут настоящие утки подплывать к человеку так близко? Не могут — в этом все дело. Это же сказка! Видно, мама не обманывала его. Хитрая! Конечно же, это и есть сказка, да еще с серыми утятами, — вот они!
Утята, серые комочки, выкатились из камышового тростника, как из глухой таежной трущобы, и заскользили вокруг своей матери, брызгаясь и попискивая. Они были очень похожи на куриных цыплят, только сказочные и катышками катались не по земле, а по воде.
Теперь Миша уже во все мог поверить. Он сидел как завороженный, как зачарованный, и ждал: что же будет дальше? А дальше было вот что: утка исчезла, утята исчезли, и на воде появилась змея. Это была третья сказка. Черный уж плыл по озеру, извиваясь, тела его не было видно, над водой торчала одна черная голова, но почему-то само собой разумелось, что и сам он весь черный. Черный змей плыл по воде, а след за собой оставлял красный, почти кровавый, и Мише стало страшно. Но когда он обернулся, словно хотел найти защиту, то увидел, что с другой стороны острова всходит красное солнце и потому все вокруг становится розовым и красным. Зеленые листья на деревьях побагровели, будто осенью; травяной луг покрылся цветами, на оконных стеклах заиграли отсветы огня, словно в каждой избе затопилась печь. Лодка, стоявшая у мостков, с веслами, опущенными в воду, вдруг стала прозрачной, и вокруг нее заиграли солнечные зайчики. Порозовели даже камышинки на воде, и в этих густых розовых зарослях запела птичка. Вероятно, это была птичка, кто же еще. Но какая. А черный змей уж доплыл до берега и пропал. Все как в сказке. Начинался день.
Миша встал на ноги. Начинался день, и он хотел идти домой. Наверно, мама заждалась его, волнуется. Не может быть, чтобы она не заметила, когда он уходил из дому. Но в это время на озере кто-громко чмокнул. Миша замер. Опять кто-то чмокнул — смачно, влажно. Целуются? Нет. Скорее, кто-то чавкает. Все как в сказке. И поет, поет птичка в камышах.
Чавканье продолжалось. Миша стал догадываться, что под зелеными тарелочками лилий рыба ловит ртом воздух. А может быть, это не рыба? Как же не рыба, если ее даже видно? И зеленые тарелочки вздрагивают и покачиваются после каждого поцелуя.
А здорово было бы, думает Миша, если бы сейчас вдруг приплыла к нему щука и спросила: «Чего тебе надобно, Миша?» А он бы ей: «По щучьему веленью, по моему хотенью…» Вот бы все ребята удивились! И девочки тоже! И мама бы с ума сошла! И папа бы… И Сашка…
— По щучьему веленью, по моему хотенью, — шепчет Миша, — чего бы мне такого пожелать?
Огромная щука подплыла к самому берегу, и Миша ее увидел, но у нее была такая пасть, что ни с каким делом обращаться к ней он не захотел. Это была не та щука, это щука была из страшной сказки.
— Миша! Где ты? — звала его мать. — Не заснул ли где-нибудь?
Нет, Миша не заснул. Разве можно было бы столько всего увидеть и услышать, если бы он заснул?
— Иду, мама! — крикнул он, и сразу все сказки исчезли, и страшная щука уплыла от берега. Только невидимая птичка все пела и пела в камышах, хорошо пела. Она так и не показалась Мише. Наверно, это была самая интересная сказка.
17 сентября 1961 г. Мичуринец
На Сладком острове наша хозяйка с утра до вечера чистила свежую рыбу. Бывало, только управится с одной порцией окуней — мы несем вторую, больше первой. Разделает щук — мы ей подбрасываем лещей да налимов. Исколола она себе руки и наконец взмолилась:
— Не могу больше, дайте передохнуть!
Особенно трудно было хозяйке с заготовкой рыбы впрок: для засолки не хватало посуды, а сушить на плите, без всяких приспособлений — муторное дело, плита раскалена, рыба на ней не сохнет, а горит. Разумеется, мы не перестали ловить рыбу, а в ответ на ее мольбы и почти истерические слезы взяли удочки и снова ушли на озеро.
Не управлялась наша хозяйка с рыбой.
То же самое получилось и с грибами. В грибную пору мы почти перестали спать. От жилья до ближайшего леска не больше половины километра, и обычно нам еле хватало этого расстояния, чтобы протереть глаза да прожевать утренние бутерброды.
А мы вычитали из книжек, что даже мухоморы многие вполне пригодны для пищи. Вот когда лес заговорил с нами и открыл нам свои кладовые. Чем больше узнавали мы грибов, тем полнее становились наши корзины и ненасытнее страсть. Теперь радостям нашим не было конца.
Не радовалась только наша хозяйка.
Хорошо тем, у кого есть широченная русская печь, за широким челом которой, на поду, как на мощеном дворе, может развернуться любая телега. А если вместо пекарки в доме только плита, а в городском доме и плита не дровяная, а газовая, тогда как быть?
У нас плита дровяная. Пока ее топишь, она раскаляется докрасна, закроешь трубу — с полчаса еще не остывает, а через полчаса хоть снова топи, в духовке даже заварка чая в фарфоровом чайнике через полчаса становится теплой, как помои.
Кто знает как возникает с чего начинается страсть диалектизмы
9 августа 1960 г. Череповец — Москва
Мы не знали, куда едем, какой-такой необитаемый Сладкий остров вдруг обнаружился в Белозерье и как мы там будем жить. Думалось — едем дней на десять, не больше. Отдохнем, половим рыбку и обратно. Почему-то представлялось, что этот остров находится вблизи Кирилло-Белозерского монастыря, куда в свое время не раз наезживал Иван Грозный, где была заточена одна из его жен и отбывал ссылку архиепископ Никон; либо этот остров около другого архитектурного памятника русской старины Ферапонтовского монастыря, в котором еще и поныне живы фрески гениального Дионисия.
Казалось даже, что Сладкий остров находится на самом Белом озере. Но на Белом озере никогда не было и сейчас нет никаких островов.
Сладкий остров мы нашли в не менее примечательных местах — на Новозере. И не там и не таким, каким представляли его по рассказам. Обычная история: сколько ни читаешь, сколько ни слушаешь о чем-нибудь, а когда сам увидишь и испытаешь — оказывается все не так. Северные сияния видали на картинках, все видали, и читали о них много, все читали. А, уверяю вас, они совсем не такие, какими вы их себе представляете. Никакая литература, никакие очевидцы, даже отец родной, не могли мне дать правильного представления о войне, пока я на ней сам не побывал. Зато, побывав и в огне, и в ледяной воде, я совершенно по-новому стал читать Льва Толстого. Он лучше всех передает состояние человека на войне.
Итак, мы переправляемся на лодках из деревни Анашкино на Сладкий остров, сначала в большой компании. Почему остров этот называется Сладким? Всегда ли, для всех ли он был сладким?
А на примыкающем к монастырю, тоже небольшом, но совершенно плоском и очень зеленом островке господствовало и процветало православное купечество. В престольные праздники, особенно в дни «Тихвинской», здесь работали и лавки, и палатки, и лотки, бродили шумные коробейники — шла оживленная торговля. Купить можно было все — от заморских шалей и полушалков до детских пряничных петушков.
Но особенно славились новозерские базары сладкими винами и сбитнем. Что такое сбитень — выяснить точно не удалось. Это какой-то безалкогольный горячий напиток, приготовленный на патоке или подожженном меде со специями, с пряностями. Может быть, это нечто вроде кока-кола или наших ситро и лимонада. Продавали сбитень, как и все другое, с шуточками-прибауточками: «Сбитень горячий пьют подьячие; сбитень-сбитенек пьет щеголек!» И верно, горячий сладкий сбитень любили все от старого до малого, сладкие леденцы и пряники тоже.
Христолюбивым чадам, только что приобщившимся к святым тайнам и отведавшим сладкого причастия, не менее сладкими казались и русская горькая, и сивуха. Большие народные гулянья с торжественными обрядами и недолгие пиры скрашивали нелегкую крестьянскую жизнь — в престольные праздники, на миру, она казалась порой и обильной и сладкой. Потому будто бы и остров этот стали звать Сладким. Так рассказывают старые люди.
Позднее оба острова были использованы для других надобностей. А сейчас монастырская крепость пустует. Летом в ее стенах сторож Сергей Федорович, колхозник из деревни Карлипки, заготовляет сено для своей личной коровы это его собственное угодье, и тут никто ему не указ.
Опустел и Сладкий остров. Догнивают на корню и рушатся березовые аллеи. Догнивают и разваливаются всевозможные постройки, постепенно исчезает разное мелкое имущество. Все оно не бесхозное, все где-то зарегистрировано, занесено в книги, но бывшим хозяевам оно теперь ни к чему, а передать его тем, кому оно необходимо или может пригодиться, они не удосужились. Вероятно, когда все служебные помещения, жилые дома и прочие постройки догниют, а имущество будет до конца расхищено — все будет просто списано по акту, как непригодное. Так у нас часто водится.
Поговаривают, что после этого на Сладком острове будет строиться дом отдыха леспромхоза или Вологодского отделения Союза писателей, либо колхоз организует здесь крупную утиную ферму.
Первое, что нас поразило на острове, — тишина.
Приехали мы туда поздно вечером, и это особенно усилило впечатление удивительной устойчивости, неколебимости всего, что нас окружало. Воздух был неподвижен, вода тоже. На Новозере даже ряби никакой не было, не только волны, разве что иногда рыба всплеснет. Деревья стояли на земле прочно, ни один листочек не вздрагивал. Свистели утиные крылья да гудели, пели, звенели комары. Комариный писк воспринимался, как вечный шум в морской раковине, как пенье самой земли. Он не нарушал тишины, а только усиливал ее. Ночью вокруг озера запели петухи да где-то далеко-далеко вскрикивали журавли.
Эхо отзывалось на всякий звук. В горах эхо, кажется, присутствует всегда, оно не исчезает. А здесь эхо — гость нечастый, и потому, когда оно появляется, с ним хочется разговаривать, дурачиться и детям и взрослым.
— Какой цветок вянет от мороза? — кричит почтенная мать семейства. И радуется, когда эхо отвечает ей: «Роза! Роза! Роза!»
— Что болит у карапуза? — озорно вопрошает отец.
Ах, до чего весело, до чего остроумно!
И вдруг эхо замолчало. Почему?
Старший сын едет за молоком, и в вечерней тишине плеск весел разносится по водной глади и повторяется многократно. Это тишина. Что может быть дороже тишины на свете?
Посмотрите кинокартину «Встреча с дьяволом» — люди, побывавшие в кратерах действующих вулканов, утверждают, что самое большое в мире достояние — тишина. Я понимаю их. Я живу в большом городе.
Тишина осталась и утром, и на весь день и уже казалась непреходящей. Утром по берегу из деревни Карлипки в деревню Анашкино и дальше к деревне Артюшино — центральной усадьбе колхоза «Заря» — проходила грузовая машина с молоком, только одна грузовая машина — вот и весь шум, а хватало его на весь день. След машины отмечался скорей не шумом, а пылью. Пыль, как дым, клубами поднималась над лесом вдоль берега озера и долго-долго не рассеивалась. По пыльному следу хорошо было видно, где проходит дорога, все изгибы, все неровности ее.
Но до Сладкого острова не доплывала и эта пыль. Здесь воздух был абсолютно стерильным. И потому так ярко горели здесь закаты и восходы, тысячекратно повторенные в воде. Весь остров просвечивался, вода была видна отовсюду, и он всю ночь сиял в огнях снизу доверху — летние ночи здесь очень коротки. Не успевал потухнуть закат, как рядом с его кострами возникало зарево восхода.
— Когда же мы спать будем? — радостно и встревоженно спрашивали мы друг друга.
Для детей наших, питомцев большого города, все казалось особенно диковинным и волнующим.
— Как? Это и есть белые ночи? Значит, мы уже на настоящем севере?
Мы облюбовали один из домов, заняли половину его, наносили в комнату, предназначенную служить спальней, свежего сена, расположились и сказали себе:
Кто знает как возникает с чего начинается страсть диалектизмы
1 сентября 1960 г. Мичуринец
Мы с Мишей играли на берегу Новозера в прятки. Пользовались считалкой
про зайчиков.
Всю жизнь ищет каждый свою
каменную гряду, каменную гряду жизни.
Не всякий ее находит.
МАМИНЫ СКАЗКИ (Утро)
28 сентября 1960 г. Сладкий остров
17 сентября 1961 г. Мичуринец
СПАСИБО, ЧТО РАЗБУДИЛ МЕНЯ
Были в детстве моем и праздники, и весна не одна, и не одна золотая
осень. Много было всего. Были и свои журавли в небе.
Когда с полей убирали хлеб, поля становились шире и светлее, чем
прежде, горизонт отодвигался куда-то вдаль. И над этой ширью и золотом
появлялись треугольники журавлей. Для детей это время птичьих перелетов
всегда празднично. Мы выбегали из домов, неслись за околицу и кричали
вдогонку журавлям:
Журавли, журавли,
Выше неба и земли
Пролетайте клином
Над еловым тыном,
Возвращайтесь домой
По дороге прямой!
Или много раз повторяли, приплясывая, одни и те же слова:
Клин, клин журавлин,
Клин, клин журавлин.
Птицы шли по небу ровно, спокойно, красиво.
Но находились озорники, которые не желали добра птицам, хотели
расстроить их порядок. Бывало, какой-нибудь босоногий заводила вдруг вопил
истошным голосом:
И часто журавлиный треугольник неожиданно начинал ломаться, птицы,
летевшие сзади, рвались вперед либо уходили в сторону, а вожак, словно
испугавшись, что он остался впереди совсем один, круто осаживал, делал
поворот и пристраивался в хвост колонны. Мы удивлялись силе наших слов,
визжали от удовольствия. Но кто-нибудь из взрослых давал подзатыльник
озорнику, и хорошие чувства брали верх в детской душе. Мы в раскаянье
кричали уже хором, чтобы слышнее было:
Клин, клин журавлин!
Путь-дорога!
Путь-дорога!
Кто знает как возникает с чего начинается страсть
Он или психопат, или просто использует модель воздействия на близких с помощью угроз, выработанную в раннем детстве. В любом случае,присутствует инфантильность и нет умения решать проблемы продуктивно, уметь договариваться, искать компромисс и жить без насилия. Он постоянно будет вам указывать, что по его мнению, вы должны делать, и по любому поводу впадать в истерику. Это будет кошмар для вас. Вы не сможете развиваться как личность и самореализовываться, а это приводит к онкологии и ранней смерти.
Вы ведь не его родители, чтобы его жалеть, терпеть, лечить, может у него в анамнезе психическое заболевание, тут нужна консультация психотерапевта, налицо суицидальные наклонности. А при совместной жизни, при появлении детей, когда ответственность ляжет только на него в плане денег, он вообще может творить страшные вещи, зачем вам все это надо. Ищите партнера с нормальной психикой, который умеет находить позитивное решение без угроз.
Не копаться в ситуации пока обида вас «гложет». Я начинаю убираться, мыть полы. окна, зеркала. И еще помню, что в этот момент лучше не сказать, чем сказать обидное. А когда почувствуете, что остыли оба можно и поговорить только о данной ситуации, не вспоминая, что другой сделал или сказал год назад.
Какой ужасный случай описан в вопросе. Мне это представить трудно, потому что мой сын очень внимательный, мягкий, добрый, спиртного не употребляет совсем, не курит, семью обеспечивает и т.п. Спасибо ему за это.
А теперь представим себе, что сын поднял на меня руку. Знаете. Я бы не стояла с удивленным лицом или с заплаканным. Честное слово. Я с ним бы дралась. Без жалости, без сожаления. Еще чего! Будет мне тут этот ненормальный индивид руку на меня поднимать. Кто он такой после этого?! Какое имеет право на мать руки поднимать?! Пусть мне будет плохо, но безответно получать побои, реветь не собираюсь. Уж перед сыном точно. (не подумайте только, что я воинственная женщина. Нет. Это только если сын замахнется).
И себя винить не стану. Не этому я его учила. Не для того ночами не спала, когда он болел. Не потому ему дала образование в другом городе, женила, помогла с квартирой (не я лично, конечно, его папа в свое время получил).
Слава богу, что этому не бывать (уверена, зная своего любящего меня сына).
Какие советы дать той бедной и несчастной женщине, которую избивает пьяный сын, я не знаю. Может ей приглашать к себе, когда сын пьян, кого-нибудь из родных или друзей?! Обычно при свидетелях «герои» сникают, не так воинственны. Только это. Ведь мать не будет правоохранительным органам сына сдавать. Жалко же (я бы и постороннего человека-драчуна не сдала полиции, не то, что родного сына). Но я бы не давала себя бить родному сыну. Царапалась бы, за волосы бы хватала, но защищалась.
Желаю, чтобы такого ни с кем ни случалось. Пусть ваши дети вас только радуют. Здоровья всем.