Лавка чудес о чем книга
О романе Жоржи Амаду “Лавка чудес”
Когда речь идет о гармонически развитой личности, о саморазвитии и самосовершенствовании, то здесь не обойтись без чтения книг. Литература затрагивает важные проблемы, заставляет людей мыслить и видеть мир по-новому. Поговорим о романе бразильского писателя Жоржи Амаду “Лавка чудес”.
Часто ли люди стремятся найти свои корни, узнать свою родословную? Хорошо ли мы знаем историю своей страны и мировую историю? Много ли люди знают традиций и обычаев разных народов? А ведь все это наша общая история, цивилизация, наши корни.
Мы редко задумываемся о проблемах, которые нас мало касаются. А ведь для некоторых людей они являются частью повседневной жизни.
Бразильский писатель Жоржи Амаду в своих произведениях поднимает проблемы, которые больше характерны для его общества. Но читатели во всем мире узнают об этих проблемах, начинают замечать их. Они постепенно становятся всеобщими. Может, именно таким способом можно решить многие проблемы?
Книга “Лавка чудес” рассказывает об уникальном человеке, который всю свою жизнь посвятил борьбе за благо человечества, за его историю, корни, традиции.
Главный герой книги – Педро Аршанжо. Мы узнаем, что он умер в 1943 году в возрасте 75 лет, это произошло 25 лет назад. Он издал 4 книги мизерными тиражами.
Жизнь Педро Аршанжо исследует американский профессор Левенсон. Именно благодаря ученому мы узнаем об этом человеке.
Отец главного героя погиб на войне. Педро – самоучка, он много читал, изучал расовую проблематику. Именно проблеме расизма посвящена книга.
В произведении часто и подробно описываются традиции и обычаи, главное место отведено описанию бразильского карнавала! На карнавал не допускаются африканские мотивы, так как Бразилия – цивилизованная страна, Педро Аршанжо поддерживает национальный колорит.
Расовая проблематика проходит через весь роман “Лавка чудес”. Разработаны 2 пути борьбы с неграми: их изоляция и запрет браков между белыми и неграми. Жоржи Амаду подчеркивает остроту этой проблемы. Негры были ограничены в получении образования. У Педро был ученик Тадеу. Он стал первым мулатом, который получил диплом инженера. Подчеркивается негативное отношение белых к неграм и мулатам. Тадеу любил Лу. Она была белая. Родители Лу были против их брака, так как Тадеу мулат. Возлюбленные поженились тайно.
В одной из своих книг Педро Аршанжо приводит доказательства, что все семьи в Бразилии имеют африканскую кровь. За это его арестовали.
Книга заканчивается карнавалом. Все танцуют самбу и славят Педро Аршанжо. Таким образом, Жоржи Амаду подчеркивает, что борьба Педро дала свои результаты, что этот человек смог сделать мир чуть-чуть лучше, обратил внимание людей на проблемы человечества.
Лавка чудес – объединение художников, поэтов и свободно мыслящих людей. В конце книги мы узнаем, что типографию лавки чудес разгромили солдаты, в самой лавке открыли магазин, Главный герой работал разносчиком счетов и просто, кем придется, умер он в 1943 году во время второй мировой войны. Внимание людей переключилось на не менее важную и актуальную проблему войны и мира. Но ведь потом вспомнили о Педро Аршанжо, его книгах, борьбе за справедливость, его жизнь изучали, а его самого славили. Значит, труд этого человека был ненапрасным, деятельность дала свои результаты.
Уже издававшийся в Советском Союзе, переведенный на многие языки мира, роман Амаду «Лавка чудес» является для автора программным. Непримиримое столкновение прогрессивных и реакционных сил бразильского общества по вопросу о неграх и их влиянии на культуру Бразилии, раскованной народной стихии и узкого буржуазного миропорядка составляет идейную ткань романа. Всем ходом повествования автор отстаивает богатство и многообразие народной культуры, этой сказочной «Лавки чудес».
Один из крупнейших писателей современности, член Всемирного Совета Мира, лауреат международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Жоржи Амаду (род. в 1912 г.) широко известен советскому читателю. Начав с романов, посвященных жизни бразильского крестьянства и его борьбе с помещиками – «Какао», «Жубиаба», «Пот», где воссоздавалась яркая картина быта и нравов простых бразильцев, Амаду остался верен своей излюбленной теме на протяжении всего творческого пути. Хотя действие последующих романов – «Габриэла», «Старые моряки», «Дона Флор и два ее мужа», «Пастыри ночи», «Тереза Батиста, уставшая воевать» – уже перенесено в город, героями по-прежнему являются простые люди с их богатым духовным миром, свободной, раскованной фантазией, противостоящие буржуазной среде, буржуазному миропониманию. К этой группе романов можно отнести и «Лавку чудес» (1969). Спор, который ведет в этой книге Педро Аршанжо, уже несколько десятилетий ведет сам Амаду, занявший непримиримую позицию в полемике между прогрессивными и реакционными кругами бразильской интеллигенции по вопросу о неграх, об их влиянии на развитие культуры. Писатель как бы доверяет своему герою спорить, снабдив его аргументами – идейными, историческими, фольклорными. И не случайно так много места в романе уделено описаниям обычаев, обрядов и культовых церемоний, пришедших в Бразилию из Африки. Амаду и Педро Аршанжо твердо убеждены: бразильский народ создал и продолжает создавать самобытную культуру, а отнюдь не более или менее удачное подражание «цивилизации белых».
Не прошел романист и мимо самых злободневных вопросов современности. Его произведения «Луис Карлос Престес», «Подполье свободы» ярко и образно повествуют о борьбе бразильских коммунистов в годы правления диктаторов фашистского толка. Национальное и классовое, по глубокому убеждению Амаду, не противоречат друг другу: именно труженики Бразилии сохраняют и развивают национальную культуру, именно в их среде проявляются лучшие стороны национального характера.
Бразилец, баиянец, бедняк.
Известен самомнением и дерзостью.
(Из полицейского донесения о Педро Аршанжо, 1926 год)
Иаба – это дьяволица без хвоста. Карибе
(Сценарий кинофильма «Иаба»)
На широком просторе Пелоуриньо мужчины и женщины учатся сами, учат других. Обширен этот университет: раскинулся, расползся он по Табуану, Портас-де-Кармо, Санто-Антонио-Алендо-Кармо, по Байша-дос-Сапатейрос, по рынкам, по Масиелу и Лапинье, по Ларго-да-Се, Тороро, Баррокинье, Сете-Портас и Рио-Вермельо – повсюду, где мужчины и женщины обрабатывают металл и дерево, варят травы и корни, смешивают свои шаги, ритмы своих песен, свою кровь. А из смешения этого возникают новый цвет и новый звук, рождается новая, прежде невиданная, ни на что не похожая пластика.
Там гудят барабаны атабаке и агого, там гремят бубны, погремушки и пустотелые, выдолбленные тыквы-кабасы, там эти убогие инструменты исторгают прихотливые ритмы, щедрые мелодии. Там живет народ Баии, там рождается музыка, там начинается танец:
Друг, дружочек, друг, дружочек,
Друг, дружочек дорогой.
Мальчик, кто тебя учил?
Догадайтесь сами:
Тот, кто бороды не брил,
Полицейских всюду бил
И дружил с друзьями…
А однажды явились хореографы и обнаружили в капоэйре балетные па. За ними пришли самые разные композиторы – и хорошие люди, и подлецы, – на всех хватило нашей забавы, хватило, да еще и осталось, вот оно как. Здесь, на Пелоуриньо, в этом вольном университете творит народ свое искусство. Здесь его колыбель. Здесь всю ночь напролет распевают песни…
Ай, ай, Айде,
Научи меня игре,
Ай, ай, Айде!
А профессора и преподаватели – в каждом доме, в каждой лавке, в каждой мастерской. В той же самой школе местре Будиана – только во внутреннем дворике – собираются и репетируют участники афоше[4] «Дети Баии» и других карнавальных групп – там царство молодого Валделойра, того самого, кто не знает себе равных в устройстве карнавалов и пасторилов [5]. Досконально известно ему и искусство капоэйры: когда открыл он в Тороро собственную школу, то показал придуманные им самим приемы и броски. А в большом патио по субботам и воскресеньям – круговая самба: тут уж на первом месте – негр Ажайи. Должность посла в афоше еще мог бы у него оспаривать Лидио Корро, но самбы он знаток единственный и неоспоримый. Знаток, законодатель ее ритмов, ее главный балетмейстер.
Тут же рядом пишут маслом и акварелью, рисуют цветными карандашами «чудеса». Тот, кто дал обет господу нашему, спасителю Бонфимскому, или Пресвятой деве Кандейанской, или другому какому чудотворцу и получил, чего желал, – тот приходит к художнику, заказывает картину и вешает ее в церкви как безвозмездный дар. Этих художников-самоучек зовут Жоан Дуарте, местре Лидио Лопес, местре Кейроз, Агриппиниано Баррос, Раймундо Фрага. Местре Лисидио режет по дереву гравюры, рисует картинки к разным книжечкам-брошюркам.
Лавка чудес
«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда. Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев. «Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Лавка чудес предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
О том, как наш поэт-исследователь стал любовником-рогоносцем, и о его поэзии
В связи с тем, что великому Левенсону для приведения в порядок своих записей в ту же ночь потребовалась помощь Аны Мерседес, а мое присутствие успешному завершению этой работы способствовать не могло и, следовательно, не требовалось, я простился с американцем в холле гостиницы. Он горячо пожелал мне удачи, но в словах Джеймса Д. я почувствовал некоторый цинизм.
Затем я отправился искать какое-нибудь кафе или бар. Цель моя была такова: как можно скорее надраться и утопить в кашасе ревность, которую не смогли победить ни доллары Левенсона, ни доводы Аны Мерседес.
Да, я ревновал ее, ревновал ежесекундно, днем и ночью — особенно если ночью Ана Мерседес была не со мной, — я умирал и воскресал, я устраивал драки, я бил и бывал бит, я испытывал нечеловеческие муки, я погружался в пучину унижения и тайной злобы, я стал посмешищем в литературных и окололитературных кругах, я превратился в жалкое ничтожество — и все из-за нее, из-за Аны Мерседес… Впрочем, не зря, не зря! То ли еще можно было вытворить и вытерпеть ради такой женщины?!
Ана Мерседес, муза и оплот новейшей волны отечественной поэзии, принимала участие в движении «Постичь коммуникацию через изоляцию!». Сказано гениально! Отрицать своевременность данного лозунга могут только абсолютные тупицы или завистники. Должен сказать, что в рядах этой армии я занимал далеко не последнее место: имя мое гремело. «Фаусто Пена, автор „Отрыжки“, — признанный лидер нашей современной поэзии», — писал обо мне в «Жорнал да Сидаде» Зино Бател, автор поэмы «Да здравствует какашка!» — тоже признанный и тоже лидер того же поэтического направления.
Она училась на журналистском отделении факультета, где я двумя годами раньше получил диплом социолога, и за ничтожное жалованье озаряла блеском своего ума редакцию газеты «Диарио да Манья» (в качестве корреспондентки этого органа она познакомилась с Левенсоном и начала с ним работать) и бескорыстно даровала автору этих строк, бородатому и безработному поэту, право наслаждаться прелестью своего божественного тела. Боже! Где найти мне слова? Как описать мне эту из золота — из чистого золота с головы до ног! — отлитую мулатку, это совершенное творение создателя, это пахнущее розмарином тело, этот хрустальный смех, это сочетание вызова и жеманства — и эту способность к нескончаемой лжи?!
Когда она проходила — проплывала, словно кораблик, — по бурному морю «Диарио да Манья», по редакциям, по издательству, по типографии, у всех — от владельцев газеты до курьеров, — у всех этих мерзавцев возникало при виде ее только одно желание, и не было человека, который не мечтал бы взять этот кораблик на абордаж где-нибудь на мягком диване в кабинете шефа под портретом славного основателя газеты, или на шатком столе в редакции, или на древнем ротационном станке, или на кипах бумаги, или на заплеванном, залитом машинным маслом полу, — и нет сомнения, что, если бы тело Аны Мерседес простерлось на нем, мерзкий пол мгновенно обратился бы в усыпанное розами ложе и благодать снизошла бы на него!
Я не верю, что она уступила домогательствам кого-нибудь из этих каналий. А вот раньше… Ее видели вместе с доктором Брито, главным редактором, — в это самое время решалось, примут ее в штат или нет, — в подозрительной близости от роскошного дома свиданий, вверенного попечениям некой мадам Эльзы. Ана Мерседес клялась мне, что чиста как голубка: да, она встречалась с патроном, но лишь для того, чтобы доказать ему свою пригодность к работе репортера… Все было не совсем так, но мне не хочется углубляться в эту историю, да и к рассказу моему отношения она не имеет.
Литература была первым связующим звеном между нами: Ана Мерседес восхищалась моими грубыми стихами задолго до того, как отдалась мне, бородатому барду, заросшему варвару в джинсах «Leo». Еще раз простите за нескромность — бородатым варваром называли меня поэтессочки.
Я никогда не забуду ту минуту, когда боязливо и робко протянула она мне студенческую тетрадку со своими первыми опусами. Красота Аны Мерседес могла взволновать кого угодно; на губах у нее дрожала умоляющая, жалкая улыбка… В первый и последний раз видел я эту женщину у моих ног, в первый и последний раз она о чем-то меня умоляла!
Дело в том, что вышеупомянутый Зино Бател получил в свое полное распоряжение четверть полосы воскресного приложения к «Диарио да Манья» и предложил мне сотрудничество: сам он продался на восемь часов в день в рабство какому-то банку, ночами сидел в редакции, и для отбора стихов времени у него не оставалось. Труд мне предстоял нелегкий — к тому же за него не платили, — но престижность и ответственность поручения до некоторой степени компенсировали тяготы. Я обосновался в маленьком полутемном баре одной картинной галереи и вскоре был окружен плотным кольцом молодых людей обоего пола — никогда раньше я не предполагал, что у нас такое количество таких молодых и таких бездарных поэтов: один другого вдохновенней, один другого плодовитей, и все как один мечтали прорваться на нашу страницу, урвать себе хоть дюйм колонки. Вдохновения было много, а таланта мало… Претенденты угощали меня лимонным коктейлем, а их более сообразительные собратья предлагали виски. Пользуюсь случаем еще раз заявить, что ни качество, ни количество алкоголя никак не влияли на беспристрастие моих оценок, на объективность моего выбора. Даже неистовым поэтессам, ненароком раздвигавшим передо мной колени, не удалось победить мою прославленную взыскательность — ну, разве что чуть-чуть.
— Вы опубликуете это? — спросила она жадно. Приоткрыла ротик, провела кончиком языка по губам… О господи!!
— Может быть, может быть… Зависит от вас… — многозначительно и вкрадчиво сказал я.
Призна́юсь, что в ту минуту я еще надеялся выбраться из этой переделки с честью и без урона для себя: с поэтессой переспать, бреда ее не печатать! Какое заблуждение! В следующее же воскресенье ее стихи заняли всю полосу «Поэзия молодых», в окружении таких вот, например, высказываний: «Стихи Аны Мерседес — величайшее поэтическое откровение нашего времени», а я ничего, кроме поцелуев, легкого тисканья и посулов, не добился. Это так же верно, как и то, что три стихотворения, напечатанные за ее подписью, написаны были мною. В одном из них ей принадлежало единственное слово — «субилаторий» — слово очень красивое и мне до тех пор неизвестное, означающее задний проход. Да! Творчество Аны Мерседес было делом моих рук — сначала моих, а потом, когда эта неблагодарная, устав от сцен ревности, покинула мое ложе и вступила в новую фазу своего поэтического развития, рук некоего Илдазио Тавейры. Некоторое время спустя она увлеклась народной музыкой, ушла от Тавейры и стала сотрудничать с композитором Тониньо Линсом. Сотрудничество это, я полагаю, протекало главным образом в постели, а не за роялем.
К моменту приезда Левенсона в Баию мой роман с Аной Мерседес достиг своей кульминационной точки. Роковая страсть, вечная любовь и прочая и прочая. В течение многих, многих месяцев я даже не смотрел на женщин, да и незачем было смотреть: сил у меня на них уже не оставалось… Если Ана Мерседес и нарушала свои клятвы, мне ни разу не удалось уличить ее во лжи, — может быть, оттого, что не больно-то и хотелось. Чего бы я добился? Окончательного разрыва? Нет, нет, только не это! Или того, что в горькие минуты я бы не смог утешаться благотворным сомнением, даже самой маленькой, ничтожной его частицей.
В ту ночь, мучаясь от любовного томления, страдая от ревнивого подозрения, корчась на кресте моего отречения, получив доллары в вознаграждение, я отправился спасаться и напиваться в никому не ведомый, никем не посещаемый кабак под вывеской «Ангельское пи-пи».
Не успел я выпить первую порцию неразбавленной кашасы, как увидел неподалеку интимно беседующего с неописуемо мерзкой бабой, не то проституткой, не то старой девой, гнусного вида мегерой… кого бы вы думали? Академика Луиса Батисту, столпа морали и семьи, ярого ханжу, паладина и охранителя добропорядочности. Он задрожал, заметив меня, но деваться было некуда: пришлось подойти, любезно поздороваться со мной и пролепетать какие-то объяснения — столь же туманные и путаные, как и те, которыми угощала меня Ана Мерседес.
От профессора Батисты — от нудных его лекций, от высокопарных речей, от непрошибаемой реакционности, от дурного запаха изо рта, от тошнотворного пуризма — я настрадался еще в университете: ни тогда, ни потом, если мы встречались изредка, особой радости ни он, ни я не испытывали. Но теперь, когда я, изглоданный ревностью, измученный страданиями обманутого любовника, увидел его за столиком грязного десятиразрядного кабака в неподобающем обществе, между нами обнаружилась некоторая близость, возникло что-то вроде взаимного интереса. Причиной его был общий враг: американский ученый Левенсон и его бразильский аналог, никому не ведомый Педро Аршанжо.
Достопочтенный академик изложил мне свои сомнения и подозрения по поводу миссии Левенсона в Баие; я же о своих, в силу их глубоко интимного, личного характера, предпочел умолчать. Батисту волновали прежде всего проблемы общественного мнения и государственной безопасности.
— У нас в Баие, на родине гениев и героев, столько замечательных людей — взять хоть бессмертного Руя, гаагского нашего орла, — а этот иностранец расточает похвалы — кому? Превозносит — кого? Безнравственного негра-алкоголика!
Негодование душило его, он встал в позу оратора и, впадая в транс, словно жрец на празднестве в Алакету, обращаясь попеременно то ко мне, то к своей славной спутнице, то к официанту, ковырявшему в зубах, продолжал:
— Копните поглубже, и за фасадом изучения культуры вы обнаружите коммунистический заговор, направленный против самой основы нашего строя! — в этом месте он таинственно понизил голос. — Я где-то читал, что этого вашего Левенсона уже хотели однажды вызвать в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности! Из достоверного источника мне известно, что он на заметке в ФБР.
Палец его вознесся и указал на величественного и ко всему на свете безразличного официанта, который привык, должно быть, к самым нелепым речам пьяных посетителей.
— Что хочет представить нам этот американец в качестве вершины научной мысли?! Безграмотный бред, описывающий нравы простонародья, черни! Да кто такой этот пресловутый Аршанжо?! Выдающаяся личность? Профессор? Доктор? Светило? Видный политик? Может быть, хотя бы крупный предприниматель? Нет! И еще раз нет! Ничтожный педель медицинского факультета, чуть ли не нищий! Пролетарий!!
Тут я испугался, что академик укусит меня или официанта. Но нет: он взял свою даму, сел в свой «Фольксваген» и уехал — искать, должно быть, укромное — по-настоящему укромное! — место, где столп морали и отец нации смог бы провести все предварительные переговоры, необходимые для осуществления полового акта, который должен был произойти — впервые в жизни — не с законной супругой, и где за сладостными пристрелками академика не подглядывали бы литературные ничтожества, аморальные подонки!
И он был прав! Не будь я таковым, разве стал бы я взращивать в бульоне кашасы бациллу ревности, стал бы вдохновенно слагать сомнительные стишки?! Нет! Я ворвался бы в гостиничный номер, застукал бы прелюбодеев на месте преступления и одной рукой швырнул бы в лицо негодяю-американцу его доллары, а в другой руке я держал бы заряженный револьвер и пять пуль всадил бы в изменницу, прямо в ее развратное, предательское, сладострастное чрево, а шестую — себе в висок. Я же говорю, что ревность способна довести человека до убийства и самоубийства…
Лавка чудес
Перейти к аудиокниге
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
Отзывы 10
Не знал Жоржа Амаду, но после прочтения книга однозначно и прочно – в 3ке моих любимейших книг. Горький и Гоголь, Маркес и Мопассан сплавились на этих страницах в золотой слиток. Жемчужина мировой литературы. Гениальный роман: здесь есть все, полнота жизни во всех проявлениях. Композиция и развитие слога по ходу произведения подчеркивает жизненный путь главного героя – Педро Аршанжо – от юности до старости, смерти и похорон. Наслаждался каждой страницей книги. ШЕДЕВР!
Не знал Жоржа Амаду, но после прочтения книга однозначно и прочно – в 3ке моих любимейших книг. Горький и Гоголь, Маркес и Мопассан сплавились на этих страницах в золотой слиток. Жемчужина мировой литературы. Гениальный роман: здесь есть все, полнота жизни во всех проявлениях. Композиция и развитие слога по ходу произведения подчеркивает жизненный путь главного героя – Педро Аршанжо – от юности до старости, смерти и похорон. Наслаждался каждой страницей книги. ШЕДЕВР!
Книга досталась по промокоду. Описание книги не особо впечатлило, но так как она для меня была бесплатной, не очень расстроилась. После прочтения нескольких глав, я поняла, что сильно ошиблась в её отношении.
Книга досталась по промокоду. Описание книги не особо впечатлило, но так как она для меня была бесплатной, не очень расстроилась. После прочтения нескольких глав, я поняла, что сильно ошиблась в её отношении.
отличная книга, с каждой страницей погрузжаешься в ту эпоху.
латиноамериканцы со своим магическим реализмом захватывают душу.
просто как раньше не заметил эту книгу до сих пор для меня загадка.
однозначно стоит прочесть любителям книг Маркеса, Борхеса, Кортасара, Сабато
отличная книга, с каждой страницей погрузжаешься в ту эпоху.
латиноамериканцы со своим магическим реализмом захватывают душу.
просто как раньше не заметил эту книгу до сих пор для меня загадка.
однозначно стоит прочесть любителям книг Маркеса, Борхеса, Кортасара, Сабато
Роскошное, незабывамое произведение! Целый мир открылся мне, мир далекой страны со своими нравами и обычаями. Один герой, и он многолик. Советую к прочтению!
Роскошное, незабывамое произведение! Целый мир открылся мне, мир далекой страны со своими нравами и обычаями. Один герой, и он многолик. Советую к прочтению!
Ход со стилизацией под документалистику неудачный, на мой взгляд – эти фрагменты нудновато читаются, да и «автор», от лица которого они написаны, – довольно неприятный тип. Создается впечатление, что все это сатира на что-то, но на что – понятно, видимо, только при условии глубокого знакомства с биографией автора и современными ему культурными трендами. Иначе возникает досадное чувство, что не понимаешь шутки. «Художественные» части понравились больше, но продираться к ним сквозь первый, документальный слой, в какой-то момент стало невыносимо. Да и они не лишены недостатков. Практически все женские персонажи – «легкого поведения», или описаны, как таковые: в порнографическом ключе. В современную эпоху настолько «мужской» взгляд может покоробить не только феминисток. В плюсы можно записать живой язык (две звезды только за него), но трудно понять, чья это заслуга – автора или переводчика. В общем, книга кажется банально устаревшей. Посоветовать можно, наверное, только самым горячим поклонникам латиноамериканской литературы.
Ход со стилизацией под документалистику неудачный, на мой взгляд – эти фрагменты нудновато читаются, да и «автор», от лица которого они написаны, – довольно неприятный тип. Создается впечатление, что все это сатира на что-то, но на что – понятно, видимо, только при условии глубокого знакомства с биографией автора и современными ему культурными трендами. Иначе возникает досадное чувство, что не понимаешь шутки. «Художественные» части понравились больше, но продираться к ним сквозь первый, документальный слой, в какой-то момент стало невыносимо. Да и они не лишены недостатков. Практически все женские персонажи – «легкого поведения», или описаны, как таковые: в порнографическом ключе. В современную эпоху настолько «мужской» взгляд может покоробить не только феминисток. В плюсы можно записать живой язык (две звезды только за него), но трудно понять, чья это заслуга – автора или переводчика. В общем, книга кажется банально устаревшей. Посоветовать можно, наверное, только самым горячим поклонникам латиноамериканской литературы.
отличная книга. почему-то я мало знала о расизме в бразилии. тогда и сейчас. книга свободная, яркая, живая. книга, которая задаёт много вопросов лично человеку. а осталось ли в тебе что-то настоящее? проживаешь ты жизнь или живёшь и хоть что-то делаешь, чтобы мир вылез из полного дерьма, в котором радостно купается. даришь ли ты добро и любовь или не знаешь зачем просыпаешься каждый день.
отличная книга. почему-то я мало знала о расизме в бразилии. тогда и сейчас. книга свободная, яркая, живая. книга, которая задаёт много вопросов лично человеку. а осталось ли в тебе что-то настоящее? проживаешь ты жизнь или живёшь и хоть что-то делаешь, чтобы мир вылез из полного дерьма, в котором радостно купается. даришь ли ты добро и любовь или не знаешь зачем просыпаешься каждый день.
Замечательная история борьбы с расизмом, косностью, догматизмом, легко переносящая читателя в далёкую южно-американскую страну с её удивительными традициями и колоритом!
Замечательная история борьбы с расизмом, косностью, догматизмом, легко переносящая читателя в далёкую южно-американскую страну с её удивительными традициями и колоритом!
Прочитала практически на одном дыхании.
Никогда не была в Бразилии, но так живо себе представляла её колорит и жителей Баии.
Какие интересные традиции, жизнь простых людей. Борьба с расизмом, бедностью!
Очень рекомендую к прочтению.
Прочитала практически на одном дыхании.
Никогда не была в Бразилии, но так живо себе представляла её колорит и жителей Баии.
Какие интересные традиции, жизнь простых людей. Борьба с расизмом, бедностью!
Очень рекомендую к прочтению.
Живо, ярко, красочно
Жизнь Бразилии, которую ты узнаешь с другой стороны или узнаёшь в целом, если не знал ранее
Само повествование разорвано, что может быть не всем понравится, но с другой стороны позволяет сделать это произведение максимально ярким и разносторонним