Лошади в океане о чем
Анализ стихотворения «Лошади в океане» Бориса Слуцкого
Произведение «Лошади в океане» Бориса Абрамовича Слуцкого появилось в печати с посвящением писателю Илье Эренбургу. Вначале позиционировалось как стихотворение для детей, позднее приобрело повсеместную популярность.
Стихотворение написано в 1950 году. Его автору исполнился 31 год, он прошел войну, был признан инвалидом. В этот период он больше занимается переводами. Собственное творчество начнут принимать в печать через несколько лет. По жанру — военная лирика, по размеру — четырехстопный хорей с перекрестной рифмой, состоит из 12 двустиший. Рифмы открытые, закрытые, есть неточные, составные, женские, мужские. Лирический герой — рассказчик. Композиция сюжетная. В основу лег реальный случай на войне. Правда, не в России, а в США: немцы потопили в океане транспортное судно, перевозившее множество лошадей на своем борту. Собственно, само стихотворение и звучит как рассказ о событии, поэт подчеркивает, что свидетелем он не был, но словно видит все происходившее, как наяву. «Тыща»: это слово в разных вариациях разбросано по всему стихотворению. В нем, просторечном, и боль, и бессилие. Поэт рассуждает как простой русский мужик, крестьянин, как солдат. Интонация обманчиво повествовательная. С каждой строкой щемящее чувство увеличивается. Корабли «Глория» («Слава») был подбит фашистами. Люди спаслись на шлюпках, а лошади пытались добраться до берега вплавь.
Однако переплыть океан им было не суждено. «Кони шли на дно и ржали, все на дно покуда не пошли». Повторы усиливают безысходность: ржали, остров рыжий, остров гнедой, далеко-далеко, тыща лошадей. Горькая ирония в строке: счастья все ж они не принесли. Общеизвестна примета о подкове на счастье. В данном случае их было так много, но примета не сбылась. Восклицание, вопрос и финал: вот и все. Эпитеты: бедным, рыжих, не увидевших земли, добрыми мордами. Олицетворения: кони возражая, корабль названьем гордый. Сравнение: океан казался рекой. Метафора: в синем море остров. Инверсия: заржали кони. Поэт подчеркивает трагичность военного времени, бессмысленность гибели прекрасных, доверившихся человеку животных. Лошадей, которые служили людям на войне. Поэт даже не пытается представить, что чувствовали очевидцы этих событий, настолько тяжело это передать словами.
Произведение «Лошади в океане» — одна из визитных карточек замечательного поэта середины XX века Б. Слуцкого.
Лошади в океане о чем
Слуцкий. Лошади в океане
Идеал трагического героизма.
И ещё одна авантюра.
Я, наверно, извинюсь перед читателем загодя – за начётничество (если для критики меня выбрать самое плохое слово). У меня есть несколько искусствоведческих догм, и я не хочу отказываться от пристрастия к ним сводить свой разбор… ну, пусть стихотворения. От которого я обливался слезами, когда вот сейчас перечитывал. – Вот такой я сухой человек: чувствительное… положить на свойственную именно ему полочку.
И во всех этих точках бывает сентиментализм. Так наиболее слёзы точит наивный оптимизм.
Лошади умеют плавать,
Но — не хорошо. Недалеко.
“Глория” — по-русски — значит “Слава”,-
Это вам запомнится легко.
Шёл корабль, своим названьем гордый,
Океан стараясь превозмочь.
В трюме, добрыми мотая мордами,
Тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!
Счастья все ж они не принесли.
Мина кораблю пробила днище
Далеко-далёко от земли.
Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.
Лошади поплыли просто так.
Что ж им было делать, бедным, если
Нету мест на лодках и плотах?
Плыл по океану рыжий остров.
В море в синем остров плыл гнедой.
И сперва казалось — плавать просто,
Океан казался им рекой.
Но не видно у реки той края,
На исходе лошадиных сил
Вдруг заржали кони, возражая
Тем, кто в океане их топил.
Кони шли на дно и ржали, ржали,
Все на дно покуда не пошли.
Вот и всё. А всё-таки мне жаль их —
Рыжих, не увидевших земли.
Лошади до конца не хотели признать несправедливости. И с тем и погибли. Герой умирает – его идея остаётся жить.
Кончилась страшнейшая для СССР война. Надо отблагодарить народ. А что имеем?
«Победа в кровопролитной Великой Отечественной войне открыла новую страницу в истории СССР. Она породила в народе надежды на лучшую жизнь, ослабление пресса тоталитарного государства на личность. Открывалась потенциальная возможность перемен в политическом режиме, экономике, культуре, однако “демократическому импульсу” противостояла вся мощь созданной Сталиным системы. Её позиции не только не были ослаблены в годы войны, но, как оказалось, ещё более окрепли в послевоенный период.
“Демократический импульс” войны проявился и в возникновении…” (Википедия).
После смерти Сталина и ХХ съезда КПСС, развенчавшего его культ, началась вторая волна демократического импульса. А стихотворение Слуцкого – первая волна. (Он не зря потом Брежневу письмо подписал, где писатели возражали против некой реабилитации Сталина.)
— Хорошо, но где тут литературоведение?
С именем Вейдле я связываю различение искусства слова и искусства вымысла. В данном образце сентиментализма (революционного, скажем так) бросается в глаза искусство вымысла: как “несгибаемо” ржут лошади, не желая умирать. Имевший место факт потопления немецкой миной в войну американского транспорта с лошадями и со спасшимися людьми ничего не стоит по сравнению с выдуманным Слуцким нюансом, как себя вели лошади.
Но есть в стихотворении и искусство слова.
На фоне официальной идеологизированности, требования общественной полезности восстанием против этого выглядит «сближение поэзии с прозой” (Погорелая. https://cyberleninka.ru/article/v/osobennosti-poeticheskogo-yazyka-borisa-slutskogo ).
Можно. Если есть желание уходить от социологического аспекта разбора произведения. И уж тем более от выявления ЧЕГО-ТО, словами невыразимого, которое в принципе можно всё же связать с социологией – через подсознательный идеал автора, рождающийся духом времени. – Вот Быков и предлагает сермяжное:
«механизм преобразования прозы в поэзию, работает: ну так надо писать”.
Так и графомана можно оправдать.
Нет, он потом перечислил приёмы: «пристрастие к размыванию, расшатыванию традиционного стихотворного размера… меняет стопность… синкопирует стих, почти переходит на дольник… повторы… обрубленная концовка… упрощённая, иногда до полной тавтологичности, рифма…” (Там же).
Но для чего-де это? – «чтобы не сойти с ума, не утерять навыка”.
Не хочется соглашаться. Так, повторяю, и графомана можно оправдать.
Нет, он даже доходит до того, что raison d’être (причина быть) Слуцкому:
«Слуцкого он [бог – в смысле власть] не полюбит ни при каких обстоятельствах”.
«…нужна такая вот позиция нелюбимого подданного, старательного и трудолюбивого исполнителя, обречённого на изгойство. Из этой позиции ему легче понимать, оправдывать и утешать других труждающихся и обременённых; да они просто не поверят другому. Чтобы страдальцы верили поэту-утешителю, он должен им прежде доказать, что он — один из них…
Это что, про советскую власть? Да помилуйте. Это про мироустройство в целом — советская (как и любая российская) власть лишь выражала его в особенно наглядной концентрации” (Там же).
«Слуцкий был принципиальным противником предварительной публикации произведений за рубежом… Самому Слуцкому никогда не приходило в голову передать за границу для опубликования свои “Записки о войне”. Эта “деловая проза” — острая правда о войне — пошла бы нарасхват у зарубежных издательств. То же относится и к сотням стихов, лежавших в столе поэта, не имевших шансов быть напечатанными на родине. Стихи Слуцкого печатали за границей, но не по его воле. Сам он свои стихи туда не посылал” ( https://litresp.ru/chitat/ru/%D0%93/gorelik-petr-zalmanovich/po-techenjyu-i-protiv-techenjya-boris-sluckij-zhiznj-i-tvorchestvo/7 ).
Исповедующий идеал трагического героизма, несгибаемый, Пастернака оправдать не мог. А Быков такое простое объяснение принять не может и землю роет, чтоб поступок Слуцкого объяснить как-то. Вон, к поэтической маске прибег. – А что? Объясняет же? Объясняет.
А что натяжка – плевать. Мало кто заметит.
Для меня, эстетического экстремиста, проблемой является отличать художественную вещь от самоповторения. Ведь я считаю художественным только то, что имеет следы подсознательного идеала. Я хоть изобрёл себе увёртку, что, впадая во вдохновение, в изменённое психическое состояние, сознание художника утрачивает идеал, ибо тот переходит в подсознательное состояние… Но есть, есть вероятность и поэтической маски, да. Так зато я взял первое (или почти первое) стихотворение Слуцкого. В первом неожиданность приёмов не грех счесть произошедшей из подсознательного идеала. Возводить же на пьедестал поэтическую маску – грех.
то мне нельзя пройти мимо.
Абсолютно любое произведение искусства помимо выражения духа времени (который историчен и циклически повторяется в веках, поколениях и чаще, как я написал в самом начале) ещё выражает нечто внеисторическое – радость жизни. Выражает не целым произведения (которое, как вкус моря есть в любой капле), а частностями, не зависящими от этого “вкуса моря”. Упомянутая эвфония «заржали кони, возражая” сама по себе выражает радость жизни. Короткодействие такое. В отличие от дальнодействия, какое эта же “капля” приобретает от контекста. Перебои «Но — не хорошо. Недалеко” тоже чудесны сами по себе в том же качестве выразителя (разнообразием) радости жизни. И т.д. и т.д.
Так хоть я-то это осознал во всей оппозиционности себе прежнему недавно, оно известно миру давно.
«Что красота есть необходимое условие искусства, что без красоты нет и не может быть искусства — это аксиома” (Белинский).
“Все виды искусств служат величайшему из искусств — искусству жить на земле” (Брехт).
“Творить — значит убивать смерть” (Роллан).
Просто это настолько общее место, что об этом как-то не принято говорить.
А Быков не только заговорил, а ещё и объявил, что такая вневременная ценность введена в практику стихами Слуцкого, Бродского и др. в послевоенное время!
Пусть даже Быков думает об отличии послесталинского времени от сталинского, когда – в 30-х годах – словочетание “вульгарный социологизм” было введено в широкое употребление и как упрёк, и как реальная практика, к которой упрёк не применяли. Всё равно нельзя быть таким неаккуратным.
Анализ стихотворения Слуцкого “Лошади в океане
В стихотворениях Борис Слуцкий излагал историю своей страны, но делал это не как историк, а как поэт. Он участвовал в Великой Отечественной войне, прошагал до победы пол-Европы. Обладая исключительной добротой и честностью, зорким внимательным взглядом и чуткой душой поэта, он и в послевоенные годы не мог оставить без внимания ни одно из значительных волнующих событий.
Его поэзия отзывалась острым укором на любую несправедливость и жестокость, намеренное или случайное зло.
В стихотворении “Лошади в океане” описано событие, действительно
В трюме, добрыми мотая мордами,
тыща лошадей топталась день и ночь.
Тыща лошадей!
Подков четыре тыщи!
Но когда корабль находился еще очень далеко от земли, “мина кораблю пробила днище”. Для людей были лодки и шлюпки, а для лошадей – ничего, “лошади поплыли просто так”:
Что ж им было делать, если нету мест на лодках и плотах? Поэт называет лошадей, плывущих в синем море, рыжим и гнедым островами. Лошади сначала были уверены в своих
Лошади умеют плавать,
но – не хорошо. Недалеко.
И сперва казалось – плавать просто,
океан казался им рекой.
Но животные не рассчитали своих сил, океан оказался огромным и безбрежным: “не видно у реки той края”, и лошади постепенно теряют силы, не желая оказаться на дне океана, чувствуя свою гибель, они заржали, “возражая тем, кто в океане их топил”, а может быть, призывая на помощь людей. Поэт три раза повторяет его во “заржали”-, подчеркивая желание лошадей жить, и вместе с читателями чувствует в сердце боль:
Вот и все. А все-таки, мне жаль ах
рыжих, не увидевших земли.
Тяжелая, печальная картина! Любовь к жизни – и дно океана. О лошадях никто не подумал, судьба к ним жестока и несправедлива.
Я думаю, речь в стихотворении идет не только о лошадях, но и о людях, которые стараются и не могут найти себя в безграничном океане жизни. Казалось бы, они знают, как это сделать, думают, что у них хватит на это сил, но не учитывают возможных препятствий, и никто им не приходит на помощь.