Тату made in ussr

Тату знак качества СССР: что означает известный советский символ

Многие люди, тоскующие по былому величию страны, выбирают тату со знаком качества СССР и другими символами советского времени. Это присуще не только представителям зрелого возраста, но и молодежи.

Подобные тату представляют собой не только надпись с аббревиатурой, но и знаковые для тех времен изображения и символы. Отличительными чертами таких композиций являются примитивизм и применение небольшого количества оттенков, обычно не более трех (например: красный, черный, коричневый).

Интересные факты

Нередко современные молодые люди выбирают эскиз с изображением знака качества СССР, который представляет собой видоизмененную до пятиугольника пятиконечную звезду – геральдический символ СССР. В данную фигуру вписана уложенная набок заглавная буква К – «Качество».

Предполагалось, что символ, вписанный в пятиугольник, имеет как минимум три значения:

Некоторые источники утверждают, что в этом символе прослеживается четкая связь с пентаграммой или идеограммой, которые призваны защищать человека от зла и напастей. Хотя вряд ли это значение имелось в виду в советское время.

Знак качества был введен в 1967 году для стимулирования производства. Чуть меньше чем через полвека появился российский аналог этого знака, не отличающийся таким многообразием значений.

Заветным пятиугольником были отмечены, например, телевизоры «Весна», наручные часы «Победа», мопеды «Верховина» и др. Первым же удостоился такой чести электродвигатель. Увидеть знак качества можно было и на продовольственных товарах (тушенке, сгущенке и т.д.). Хотя, как это всегда бывает, впоследствии клеймо стали ставить даже на некачественных товарах.

Знак качества в тату-культуре

Сейчас считается, что все товары, произведенные в СССР, обладают наивысшим качеством. Во многом это мнение связано с тем, что советские товары служат значительно дольше современных (хотя последние выгодно отличаются дизайном).

Неудивительно, что амбициозные люди, делая тату, часто останавливают свой выбор именно на этом символе. Так они пытаются подчеркнуть свое превосходство над окружающими и доказать всем, что достойны высот, к которым стремятся. Кроме того, тату служит показателем возраста. Его набивают миллениалы, рожденные еще при советском строе, но встретившие зарю цифрового века в юности, или люди старшего возраста. Родившиеся в 2000-х годах и позже выбирают другие, не отмеченные ностальгией по советскому времени, тату.

Долгое время тату со знаком качества считалось тюремным, однако сейчас, как и многие другие особенности этой субкультуры, его не всегда однозначно соотносят со средой-источником.

Видно о выборе тату

Чтобы помнили: Гид по стилям и истории советской татуировки

Татуировку советского времени зачастую отождествляют с тюремными наколками — что не далеко от истины, если мы начнём говорить о процентном соотношении. При этом не следует забывать, что советская татуировка — это не только татуировка тюремная — хотя по большому счёту любая татуировка воспринималась в то время через эту призму — такой сильной была её связь с криминальным миром, и оттого порицалась). Сильно татуированных людей могли и сослать из центральных районов города, свежую татуировку в некоторых военных частях могли заставить свести не самыми приятными для описания способами. Это, впрочем, не останавливало делать татуировки не только криминальных персонажей — в различное время их делали моряки, военные, футбольные фанаты, музыканты, да и просто романтичные подростки.

У советской татуировки было множество жанров — но при этом у всех этих жанров были схожие стилистические особенности. Советская татуировка стала консервативным продолжением общеевропейской традиции олдскула, который в начале 20 века еще не успел сделать прорыва в художественности. Здесь же следует отметить и примитивную технику советских работ, которые были вызваны отсутствием минимального оборудования. Татуировщикам приходилось собирать машинки и разводить краску приходилось из подручных средств — канцелярской туши или жженого каблука и мочи, в результате чего татуировки имели как максимум три оттенка. Советская татуировка большую часть своего времени (до 80-х гг) развивалась как во внутренней, так и во внешней изоляции — образцов удачной западной татуировки и советской татуировки видели очень мало.

В последние годы дореволюционной России татуировка переживала ренессанс — и тому было сразу несколько причин. Следует заметить, что ту же тенденцию можно проследить во всем мире — и, пожалуй, только сейчас татуировка стала столь же популярна, как в начале прошлого века. На популярность татуировки в России в те годы повлияли интенсивные отношения с Японией — оттуда драконов на себе привезла вся высшая аристократия, включая даже Николая II и великого князя Михаила Александровича. Как своеобразный итог, в 1905 году появляется первый письменный запрос на открытие тату-студии.

Татуировками увлекаются не только верхние чины аристократии — с конца 19 века начинает формироваться так называемое «воровское сообщество» с собственным языком рисунков на теле. После революции обе категории основных потребителей татуировки подвергаются гонениям — однако никаких документальных подтверждений дискриминации татуировки того времени не сохранилось. При том, что татуировки осуждаются и связываются с криминальным сообществом, в период Великой Отечественной Войны и после, они приобретают все большую популярность: их начинают делать все больше и больше людей.

С конца XIX века начинает формироваться так называемое воровское сообщество с собственным языком рисунков на теле.

«Мне было 13 лет, я был в селе у дяди. Меня завели ребята, что я городской, трус. И тогда, чтобы доказать им и себе, что это не так, я в течение дня произвел себе татуировки. Это довольно сложно: три иголки обжигаются, макаются в тушь, и колется рисунок. На пальце я сделал колечко, в другом месте инициалы моих двух самых близких друзей, в третьем — свои инициалы. А на правом плече написал: „Не забуду мать родную“. После этого я три дня пролежал с температурой 40».

В хрущевское время татуировки начинают мелькать в кино — появляется культовый для отечественных татуировщиков фильм Георгия Данелии «Сережа». Татуировка становится популярна в дворово-деревенских слоях, но эта популярность не идет ей на пользу — она по-прежнему сильно связана с криминальным миром. Ситуация практически не меняется до 80-х, и татуировка продолжает оставаться уделом преимущественно заключенных, военных и моряков.

Татуировка придет в субкультуру только в 80-х — хотя первые рокеры, битники и футбольные болельщики начинают себе что-то колоть еще в 70-е годы. В 80-е субкультура начинает стремительно развиваться — появляются первые татуировщики из музыкальной среды, начинаются первые эксперименты в этой области. Татуировка захватывает все более широкую аудиторию — появляются первые цветные татуировки, всё больше людей рок-подполья делают себе татуировки.

К началу 90-х татуировка бурно развивается, открываются первые домашние студии, а весной 1995 года в московском клубе «Эрмитаж» проводится первая тату-конвенция, одному из участников которой татуировщик Филипп Лью дорисовывает лицо Максима Чирика так, что последний попадает в мировой календарь «Heavy tattooed man of the world». У мастеров появляются первые машинки и чернила — хотя эксперименты в этой области будут продолжаться еще довольно долго.

Макс Чирик и Face-Tattooed Club Bibirevo

Расцвет армейской или военной военной татуировки случился во время Второй Мировой, а позднее такая татуировка стала одной из самых распространенных в СССР. Тем не менее нельзя сказать, что эта татуировка была хоть в какой-то мере легализована. Татуировка на службе приравнивалась к «членовредительствам», и прапорщики должны были отслеживать подобные случаи, а в идеале не допускать их. При этом общее правило было таково — чем сложнее были условия прохождения службы, тем проще там относились к татуировкам: в опасных условиях прохождения службы были другие, более важные поводы для беспокойства.

Традиционные рисунки в армейской татуировке выглядят довольно просто и должны нести прежде всего функциональную роль: рассказывать о владельце где, когда и как он служил. На татуировках можно было увидеть группу крови (особенно популярно стало это во время войны в Афганистане), изображение рода войск, годов службы, части — или символики, эмблемы войск или принадлежности к военной специальности — корабль, парашют, самолет, флаг. В каждой части существует своя традиция татуировок, хотя, традиции не запрещали небольших отступлений вроде обнаженных женщин.

Чем сложнее были условия
прохождения службы,
тем проще там относились
к татуировкам.

У моряков в СССР было исключительное и негласное право на татуировку. Прежде всего это были, конечно же, простые и символичные рисунки — якори, чайки и остальная морская атрибутика. Именно моряки привозили на себе татуировки со всего мира — или татуировки, хотя бы напоминающие иностранные. Классическим примером морских татуировок станет тот самый фильм «Сережа», где капитан на пляже снимает китель, а на нем множество кривых рисунков — морское чудовище, русалка, фехтующие морячки, и птички с короной и надписью «Нюра».

Подробно о тюремных татуировках и их значениях мы уже не раз писали. Количество таких татуировок просто поражает. По воспоминаниям ветерана Отечественной войны и ветерана МВД России Аркадия Бронникова, в СССР было примерно 25–30 миллионов татуированных заключённых начиная с 1960-х и до 1990-х годов.

У советской тюремной татуировки есть свои символы для того, чтобы отмечать сроки заключения, характер преступления, даже какие-то личные черты. Но из-за массового характера она многократно усложняется и становится удивительно подробным языком с огромным количеством знаков. После развала Советского Союза свет увидело множество тюремных архивов офицеров-криминалистов — Бронникова, Болдаева, Дубягина, изучавших татуировки заключённых многие годы. Самый знаменитый архив — Данцига Болдаева, насчитывающий 3000 татуировок, — опубликовало издание Fuel в виде трёхтомника Russian Criminal Tattoo.

«Россия долгое время жила в изоляции, и в результате всё в ней от политики до искусства пошло своеобразным путем, начало развиваться по своему, — рассказывает издатель книги Russian Criminal Tattoo Дэймон Мюррей. — Татуировки российского преступного мира в этом смысле — очень характерный пример».

«Россия — страна, где примерно каждый третий прошёл через лагерь в советское время. „Отцы“ в Кремле знали цену бесплатной рабочей силы. Так что неудивительно, что наша семья прошла через советскую тюремную систему. Неудивительно также и то, сколько тюремных татуировок мы видели на пляже. Я очень хорошо помню, как рассматривал их ребёнком — изображения икон, церквей, чёртов и кошек. Я был поражен, мне, должно быть было семь или восемь, и я даже не знал, что это были тюремные татуировки — и я даже как-то позабыл о них, пока не вышла книга Russian Criminal Tattoo. По-русски они назывались просто — наколки».

татуировщик и дизайнер

Для тех, кто хотел татуировку, но не принадлежал ни к военным, ни к преступникам, оставалось несколько вариантов — попробовать научиться набивать самому или найти кого-нибудь, кто это делает неподалеку. Дворовую татуировка еще долго будут делать романтичные персонажи и бунтующие подростки. Как вспоминает Михаил Бастер, «еще в начале 80-х во дворе какие-то умельцы за стакан вермута кололи парусник одному знакомцу, отчаянному фанату Iron Maiden и Motӧrhead, — точно не из-за увлечения уголовной романтикой».

«Летом сорок первого года я в Тбилиси бегал плавать на купальню. Тогда, как и сейчас, в моде были татуировки. И я сам себе выколол на руке маленький якорь. Потом такой же якорь выколол своему другу, Шурику Муратову. Потом другому мальчику из 6 „Б“ — сердце, пронзенное стрелой. И стал модным татуистом — выкалывал якоря, сердца, кинжалы. А Гамлету (сыну милиционера) я выколол на груди орла, несущего голову женщины. Орел смахивал на курицу, но всем нравилось.

А потом ко мне пришёл Жора. Жора учился в ФЗУ и был признанным хулиганом. Он велел мне выколоть ему на плече могильный холмик с крестом и надпись: „Нет в жизни счастья“. Полдня я старался, двумя иголками накалывал Жоре на плечо тушью картинку и надпись и за это получил две папиросы „Север“ (тогда я уже курил). А вечером, когда мы играли в футбол, явился разъярённый Жора: оказывается, в слове „счастья“ я пропустил вторую „С“, и над „могилой“ красовалась надпись „Нет в жизни счатья“. Жора хотел меня отлупить, но я предложил вариант: он меня не лупит, а я вместо надписи на его плече сделаю аккуратную широкую черту, а сверху напишу тот же текст без ошибок. Будет очень красиво. И еще в виде компенсации за моральный ущерб на другом плече вытатуирую кинжал, обвитый змеей с чешуей. (Чешуя особенно ценилась, колоть её было долго и муторно.) Жора на черту и на кинжал согласился, но писать что-либо на его теле категорически запретил»

В Тбилиси я ездил часто. Летом, в конце пятидесятых, я стоял там на площади Ленина на трамвайной остановке. Подошёл третий номер, а мне нужен был пятый. И вдруг из окошка высунулся вожатый трамвая и радостно закричал:

Пригляделся — Жора! Подошёл, поздоровался.

Я сказал, что мне нужен пятый номер. Жора закричал, что трамвай сломался и пусть пассажиры немедленно вылезают! Пассажиры вышли, и Жора без остановок довез меня в пустом трамвае до улицы Николадзе. Прощаясь, я написал свой телефон и адрес и дал Жоре: „Будешь в Москве, заходи“.

Жора взглянул и вернул мне листок:

режиссёр фильма «Серёжа»

В 1980-х в советском союзе складываются субкультуры с выдержанным стилем — байкеры, панки и рокеры, в меньшей степени сюда же относятся и футбольные болельщики. Татуировка становится важным маркером принадлежности к субкультурной среде — у каждой группы появляется свой татуировщик, а у каждой из субкультур постепенно вырабатывается свой стиль. Для субкультурных татуировок оказываются важными два момента: во-первых, они противостоят — и часто даже вступают в открытый конфликт с тюремными татуировками. Во-вторых, субкультурная татуировка изобретает цвет — и тем самым еще сильнее противопоставляет себя татуировке тюремной.

«Постепенно у татуировщиков вырабатывался почерк, у субкультур — стили татуировок. Метало-рокеры, изначально предпочитавшие наносить изображения конфедератских флагов, постепенно съезжали в черепно-мозговую тему и сюжеты, как в песне „Коррозии металла“ „Смерть с косой идёт за колбасой“. Процесс в субкультурной среде развивался стремительно — перемещающиеся между городами подростки обменивались информацией, переезжали и сами оседали в других городах.

Наша история рок-н-ролльной татуировки мало чем отличается от зарубежной, но, конечно, имеет свою специфику, потому что она разворачивалась с задержкой на два десятилетия. Как человек, плотно соприкоснувшийся с этими чудачествами во второй половине 1980-х, могу сказать, что мы многое получили с Запада в готовом виде, хотя информация просачивалась по крупицам — через иностранные журналы и кадры с видеокассет.

Сейчас уже можно не кривить душой и признать, что не то что с татуировками, а даже с одеждой у многих музыкантов 1980-х были проблемы. Впрочем, личности, на которых присутствовали какие-то „клейма“ небольшого размера или надписи на иностранных языках, были. Помню татуировки у Ника Рок-н-Ролла, у покойного Гриши Сологуба («Странные игры»), у ребят из питерской хеви-металлической группы „Фронт“. В Питере татуировок было больше: там существовала группа лиц, лавировавшая между панк- и рокабилльной эстетиками, практически вся ныне покойная, — Вилли, Слава Книзель, Юра Скандалист. В Москве тоже были отчаянные персонажи, окунувшиеся в тату-эстетику с головой, — например, бас-гитарист ВИА тяжелого звучания „Мафия“ Максим Чирик, который ещё в 1984 году сделал себе надпись на лбу „HMR“, что означало „Heavy Metal Rock“. По тем временам это была серьёзная заявка на асоциальность — иностранные надписи раздражали милиционеров, начитавшихся методичек и невесть что навыдумывавших по поводу молодёжных субкультур.

А времена были непростые — середина 1980-х, тотальный дефицит многих товаров народного потребления. На московских полках в какой-то момент не оказалось не только красок, но и туши — ленинградской, завода „Колибри“, которой делали татуировки цветом — чёрным, синим, красным и слегка зелёным. Цвет — это было крайне важно, поскольку татуировки новой культуры должны были отличаться от татуировок ранее существовавшей — криминальной. Уголовники работали „жженкой“ — краской, полученной из жженой резины и мочи, которая использовалась как антисептик».

«Поначалу, когда я был приверженцем панковского стиля, тусовка вся ограничивалась алкоголем и музыкой. А татуировка началась с журнала „Метал-Хаммер“. С фотографий группы „Роуз Тату“. В журнале этом была фотка маленькая, пять на три сантиметра, на ней эти парни, все в татуировках цветных. Я тогда в первый раз такое увидел. Информации тогда вообще не было, и журнал этот каким-то чудом попал к нам в руки. Причем впоследствии он был где-то утерян, но когда речь заходила о татуировках, мы его постоянно поминали как аргумент в дискуссиях о татуировках. Мы спорили, что круто, а что не круто, говорили, что видели на фотке цветные татуировки, но нам мало кто верил.

По возвращении в Севастополь я начал рисовать свои первые татуировочные эскизы. Тогда же пришло осознание того, что надо модернизировать татуировочную машину. Первая была сделана из бритвы, гитарной струны и пуговицы, всё это крепилось на пластилине. Я чувствовал, что это просто несерьёзная конструкция. Я выстругал из деревяшки по типу приклада этакую фигню, обмотал изолентой моторчик, купленный в „Детском мире“… Панкам наносились информационные дизайны, то есть элементы стиля плюс лозунги. При этом рисовал и срисовывал всё подряд».

«Цвет и новые мотивы татуировок иногда приводили к конфликтам и выяснениям отношений с криминальными элементами, считавшими себя исключительными носителями „правильных“ татуировок. Не помню, чтобы такие разборки заканчивались трагически, но на зонах татуировка вполне могла стать поводом для серьёзных претензий. Такие легенды ходили по тусовкам — в частности, про панка с позывным Пёс, у которого была татуировка „Убей коммуниста ради мамы“. В одной разборке из-за татуировок мне довелось принять участие самому. В 1989 году во время проведения фестиваля „Монстры рока“ в „Лужниках“ мы с товарищем, уже в то время носившие цветные „несоветские“ татуировки, будучи сильно подшофе, случайно натолкнулись в парковой зоне на группу отдыхающих. Один из них был с ног до головы разукрашен голыми бабами, одна из которых (в районе паха) держала в руках телефонную трубку с проводом, уходящим в трусы, и надписью „Алло, мы ищем таланты“. На веках у отдыхающего была надпись „Не буди“. После непродолжительного выяснения отношений в стиле „ответь за всё“ благодаря бодрым ответам и аргументации, что нас тут 65 тысяч человек — „утопчем и не заметим“, с этой компанией установился более дружелюбный контакт. Этот персонаж, которого окрестили Вася Не Буди, был впоследствии подтянут к субкультурному татуировочному процессу в надежде на обмен опытом, хотя на самом деле нам был нужнее тот, кто на нём всю эту красоту расписал. Эта наивность отозвалась серией кривых и поплывших рисунков на телах генералитета метало-рокерской тусовки, но это мало кого расстраивало».

«Ну, где-то в году 1982-м, мне тогда 14 лет было. И был я таким нормальным советским пареньком, которому друзья-подонки взяли и спящему набили на лице автографов… А потом, как в фильме о мальчике Серёже, начали ставить точки-крестики. Потом, собственно, надписи культовые, типа „ХэМэРэ“ пошли, которые писались подростками повсеместно на остановках. Сначала полоски какие-то рисовали, а потом решили, что дабль-ю круче. Но всё-таки первая осмысленная татуха была про хеви-метал.

К середине 1980-х и позднее, когда начался видеобум, до подростковой среды докатились видеофильмы „Улицы в огне“, „Таксист“, „Мэд Макс“, „Разборки в Малом Токио“, когда появилась ориентированность на татуировки как субкультурную атрибутику. Вскоре в крупных городах уже имелось достаточное количество молодёжи, о чьих татуировках уголовники пренебрежительно отзывались как о бессмысленных портачках. Но их становилось всё больше и больше. И в какой-то момент появились первые цветные изображения, что окончательно определило иное развитие этого направления социального маркирования».

«Я тогда не делал больших тем и придерживался московской традиции: мелкие дизайны с особым значением. Черепами всякими. А вообще большинство тем приносили сами люди, часть из которых действительно знали, что именно им нужно. Поэтому всё происходило быстро. Бритвой я колол несколько месяцев, а потом сделал из пилки „Ремингтон“ более эстетскую модель. Поскольку я сразу стал рисовать флеши, как-то отошёл от того, что люди заказывали нечто свое, правда, я рисовал их очень долго. Потом, собственно, начал работать в родительской мастерской, и пошли личные крупные темы.

Изначально настроенный скептически, а иногда откровенно агрессивно выражавший отрицательное отношение к нарастающему движению неформалов и новаций именно в сфере татуировки, криминальный мир нередко пытался выяснять отношения с творческими маргиналами. Но уже к концу 1980-х новаторы татуировочных тенденций, упорядочив собственные позиции, путем выяснения отношений нашли общность в асоциальных позициях по отношению к официозу, и дальнейший прогресс художественного аспекта татуирования особых протестов не вызывал.

При этом стоит отметить, что обмен опытом, а также привлечение кольщиков с лагерным опытом в неформальную среду оставался как в 1980-е, так и поныне, за счёт чего постоянно происходило обновление технического подхода и модернизация не ранговой татуировки».

Оценивать итоги советского времени непросто — с одной стороны, татуировка прошла долгий путь, с другой — кажется, что она топталась на месте. В советском союзе возник уникальный язык тюремных татуировок, который вызывает восхищение у лучших мировых мастеров — но при этом трудно воспринимать тюремную татуировку, как хоть сколько-нибудь искусство.

Тот факт, что татуировка в советское время не приобретает своей декоративности и эстетики, связан скорее с общей системой советских ценностей, в которой бытует пренебрежение мещанством и осуждение излишней заботы о внешнем виде — той системы ценнностей, результаты которой мы до сих пор пытаемся преодолеть. Смена этой парадигмы случается в самом конце советского времени — и именно в эту эпоху и появляются первые мастера с собственным почерком, которые будут определять татуировку в раннее постсоветское время.

Татуировка в советское время пребывает в тотальной изоляции и удивительным образом существует полностью без инструментария и контекста, развиваясь как своеобразная вещь в себе. Каждый, кто занимается татуировкой, вынужден изобретать собственную америку — смешивать красящую смесь, собирать машинки разных моделей. Советская татуировка проходит под грифом экспериментальной — но такой она будет оставаться еще долгие перестроечные годы. Об этом мы собираемся рассказать в следующей статье.

Что стало с советской татуировкой после распада СССР

Мы продолжаем цикл статей о российской татуировке. В прошлый раз мы рассказывали о советском периоде, на этот раз, как логично предположить, остановимся на периоде перестройки и 1990-х годах. Это время станет для российской татуировки временем поиска и первых технических и стилевых достижений — у мастеров появится профессиональное оборудование, а по стране начнут открываться первые тату-салоны. Татуировка сделает первые шаги к своей популяризации, результаты чего будут более четко видны в нулевых.

Перестройка

В перестроечное время (конец 1980-х) субкультурная татуировка становится отдельным феноменом, противопоставленным тюремной татуировке — и в этом помимо стилистики ей немало помогает цвет, получить который получается сначала с помощью туши «Колибри», а потом с помощью «Медовой» акварели. Начиная с этого времени тюремная татуировка понемногу уходит со сцены, хотя её мотивы продолжают появляться вплоть до 2000-х.

«Я сразу начал рисовал флеши и быстро отошёл от того, что люди заказывают нечто своё — пошли личные темы, большие и со своим почерком. Татуировочное дело быстро становилось на ноги, и старые криминальные темы и дизайны быстро канули в прошлое. Хотя отголоски и модификации встречались ещё долго. Все уже тогда переходили на нормальное оборудование, друг друга знали. Время было такое, что это были наиболее привлекательные условия для работы. Независимые. А иного я даже не знал».

К 1990-м годам татуировка превращается в один из главных атрибутов различных субкультур — от рокабиллов и панков к рокерам и металлистам, а затем, через субкультуры и рок-сцену, татуировка становится атрибутом городской моды. Главные герои татуировки 1980-х формируют костяк тату-культуры 1990-х — это Игорь Кредит, Маврика, Джордж Бардадим и Сергей Мыш. После конвенции 1995 года к ним присоединится вторая волна мастеров — Дима Хендриксон, Лёша Фан, Паша Ангел.

Серьёзные мастера обзаводятся хорошими машинками, начинают ездить за границу и привозить оборудование. Весь период 1990-х годов становится прежде всего периодом освоения техники и технологии — вместо самодельных машинок появляются фирменные, тушь и жжёнку сменяют татуировочные краски, так что татуировка (и особенно цветная татуировка) становится намного более профессиональной. Всё это даёт возможность появиться первым серьёзным дизайнам и самым первым предшественникам тату-студий.

«В 1992 году у меня появился клиент из кругов сайкобилли-музыкантов. Он как раз вернулся из Финляндии, где заходил в один из тату-салонов в Хельсинки. Подарил он мне визитку этого салона, и я отправил по адресу, указанному на этой карточке, письмо, приложив фотографии своих работ. Финны прислали мне приглашение на свою конвенцию. Она называлась Finnish Tattoo Weekend, проходила в марте 1993 года. Туда я поехал, экипированный роторным тату-агрегатом, гэдээровским трансформатором от детской железной дороги и дерзким авантюризмом. К моему счастью, на конвенции продавали тату-пигменты, я и приобрел там свою первую 12-цветную палитру. Когда в зал, где проходила конвенция, стали заходить первые посетители, ко мне почему-то начали подходить одни только финские алкоголики и просили их татуировать бесплатно.

Я же, в общем-то, человек был для них весьма экзотический. До меня на европейских тату-конвенциях бывал только один российский татуировщик. Некий Сергей из Москвы, который присутствовал на Берлинской конвенции в качестве очень экзотического персонажа, и ему даже подарили какой-то профнабор оборудования. Организаторы поставили его на сцену и сказали: вот он такой же, как и мы, только бедный, так как он из России, и вот ему презент — татуировочная машинка и набор иголок».

«В Москве в это время предпринимались первые попытки как-то организовать поточную работу, которая у мастеров предыдущего периода была из-за близости к неформальной среде. По большому счету это стало продолжением уличной коммуникации, где встречались всё те же лица, но с новой темой для общения. А новоприбывших интересовали кажуалы и собственная тщета, которую они всячески забавно подавали. То давая объявления в газеты, то пытаясь открыть официальные студии, что по факту удалось только Лёше Китайцу».

Ранняя работа Паши Ангела (слева) и работа Джорджа Бардадима, конец 1990-х. Одни из первых работ, попавшие в инфопрессу 1990-х.

Сначала понемногу, а потом всё больше и больше в профессию приходят молодые, которые к нашему времени станут уже легендами, вроде Димы Речного. Бурно развивается рок-н-ролльная сцена, и татуированные музыканты регулярно появляются на обложках журналов и в газетных статьях.

Популярность татуировки идёт в гору, мастеров становится всё больше и больше, татуировка становится индустрией. Пиком этого движения становится первая российская тату-конвенция 1995 года, которую посетили такие знаменитые мастера как Лайл Татл, Филипп Лео, Брайан Эверетт и Хенки Пенки. Конвенция обсуждается в журнале Tattoo Art International, а Филипп Лью разрисовывает лицо Максима Чирика так, что он попадает в мировой календарь Heavy Tattooed Man of the World. Так много знаменитых мастеров не приедет ни на одну следующую конвенцию, и это несомненный успех. Но главное, что с этого момента российская татуировка становится частью мирового контекста.

Вскоре после первой тату-конвенции появляется и первый официальный тату-салон — «Три кита» Алексея Китайца, который задал стандартные цены на татуировку, сохранявшиеся ещё долгое время — в сигаретных пачках: чёрно-белая — за 80 у. е., цветная — 100 у. е., портретная работа — 120 у. е. Вслед за первой конвенцией и первой студией появляется первый отечественный журнал о татуировках — «Диктатура», выпустивший в 1998 году четыре номера и на том закончивший своё существование.

На обложке работа Леонида Изгина,
самое начало ньюскула в России.

Серп и молот: русский символ коммунизма в тату-искусстве

В стране, известной своим разнообразием, живописной дикой природой, гостеприимством, природой и богатой историей, тату-мастера черпают вдохновение во всем. Мир русских татуировок и их уникальных стилей довольно богат.

Есть много русских татуировок, ставших замысловатыми произведениями искусства. Они подробно описывают не только культуру людей, но и большую часть их личной жизни. Однако есть татуировки, связанные с политикой. Одна русская татуировка, которая имеет большое значение в России, — татуировка серп и молот.

Серп и молот — одни из самых узнаваемых символов коммунизма в России. Фактически он представляет собой единство промышленного пролетариата рабочего класса и сельского крестьянства.

В наши дни, даже после распада Советского Союза, символ серпа и молота остается обычным явлением в татуировке.

Серп и молот — это символ, означающий пролетарскую солидарность — союз рабочего класса и крестьянства. Россия приняла его как символ впервые во время русской революции. Во время своего создания молот обозначал промышленных рабочих, а серп — аграрных. Целью создания этой эмблемы было прославление меняющегося режима и нового общественного строя.

Этот символ, который иногда называют «советским реализмом» или «социалистическим реализмом», является монументальным и героическим, особенно в плакатном искусстве, адаптированном для татуировок.

В наши дни изображения серпа и молота не только в татуировках, но и повсюду, символизируют разные вещи. Они символизируют не только коммунистическое движение, но и методы пропаганды и культурный колорит того времени. Серп, молот и красное поле — символы бывшего Советского Союза.

С годами этот символ приобрел несколько разных значений в татуировках и в целом. Поскольку молот олицетворяет силу, а серп — эффективность, их союз символизирует мощь и эффективность.

Вот некоторые из причин, по которым люди делают тату серп и молот:

Хотят показать миру, что верят в коммунизм;
Думают, что коммунистический символ выглядит круто;
Ностальгия по СССР;
Хотят выглядеть круто;
Живут в другой стране, но имеют русское происхождение;
Находят этот дизайн татуировки весьма увлекательным и символичным.

Аббревиатуры в русской криминальной татуировке (список)

Тюремные татуировки в виде аббревиатур или отдельных букв несут определённую смысловую нагрузку, характерную для исправительных учреждений. В толковании многих из них присутствует жаргонная брань и нецензурные выражения.

Большинство татуировок-аббревиатур являются общепринятыми сокращениями, однако, бывает, что некоторые из них, особые, известны лишь ограниченному числу людей. Татуировки-аббревиатуры могут наноситься на любую часть тела и содержать фразы любого характера: девизы, угрозы, клятвы, признания в любви и т.д.

Аббревиатуры в русской криминальной татуировке (список)

АЛЕНКА – а любить её надо, как ангела.

АЛЛЮР – анархию люблю любовью юной – радостно.

АМУР-ТНМН – ангел мой ушел рано – так начались мои несчастья.

БАРС – бей актив, режь сук.

БЕРЛИН – буду ее ревновать, любить и ненавидеть.

БЖСР! – бей жидов, спасай Россию!

БОГ – был осужден государством; буду опять грабить; бог отпустит грехи; будь осторожен, грабитель.

БОГИНЯ – буду одной гордиться и наслаждаться я.

БОСС – был осужден советским судом.

БОТН – буду отныне твоя навеки.

ВИМБЛ – вернись, и мне будет легче.

ВИНО – вернись и навсегда останься.

ВОЛК – вот она, любовь, какая; вору отдышка – легавым крышка.

ВОР – вождь Октябрьской революции.

ВОРОН – вор – он рожден одной ненавистью.

ВУЗ – вечный узник зоны.

ГОРЕ – Господь обездолил рабыню Еву.

ГОРН – государство обрекло в рабы навеки.

ГОТТ – горжусь одним тобой только.

ДЖОН – дома ждут одни несчастья.

ДМНТП – для меня нет тебя прекрасней.

ДНО – дайте немного отдохнуть.

ЕЛКА – его (ее) ласки кажутся ароматом.

ЖИРСПК – жиды из русских сделали подопытных кроликов.

ЖНССС – жизнь научит смеяться сквозь слезы.

ЖУК – желаю удачных краж; жизнь украли коммунисты.

ЗЕК – здесь есть конвой.

ЗЛО – за все легавым отомщу; зэк любит отдыхать.

ИРА – иду резать актив.

ИРКА-ЕНТР – и разлука кажется адом – если нет тебя рядом.

КЛЕН – клянусь любить его (ее) навек.

КЛОТ – клянусь любить одного (одну) тебя.

КОТ – коренной обитатель тюрьмы.

КРЕСТ – как разлюбить, если сердце тоскует?

КУБА – когда уходишь – боль адская.

ЛБЖ – люблю больше жизни.

ЛЕБЕДИ – любить его (ее) буду, если даже изменит.

ЛЕВ – люблю его (ее) вечно.

ЛИМОН – любить и мучиться одному (одной) надоело.

ЛИСТ – люблю и сильно тоскую.

ЛОМ – люби одного (одну) меня.

ЛОРА – любовь обошла раба-арестанта.

ЛОРД – легавым отомстят родные дети.

ЛОТ – люблю одного (одну) тебя.

ЛОТОС – люблю одного (одну) тебя очень сильно.

ЛСД – любовь стоит дорого.

ЛТВ – люби, товарищ, волю.

ЛУЧ – любимый ушел человек.

МОЛЧУ – моя одержимая любовь и чувства умерли.

МИР – меня исправит расстрел.

НЕБО – не грусти, если будешь одна (один).

НКВД – нет крепче воровской дружбы.

ОСМН – останься со мной навсегда.

ПИЛОТ – помню и люблю одного (одну) тебя.

ПИПЛ – первая и последняя любовь.

РИТМ – радость и тоска моя.

РОСТ – рано остался сиротой тирана.

РУБИН – разлука близка и неизбежна.

САПЕР – счастлив арестант после его расстрела.

САТУРН – слышишь, а тебя уже разлюбить невозможно.

СВАТ – свобода вернется, а ты?

СЕНТЯБРЬ – скажи, если нужно, то я буду рядом.

СЭР – свобода – это рай.

ТМЖ – тюрьма мешает жить.

ТУЗ – тюрьма учит закону; тюремный узник.

УСОРВ – умрет стукач от руки вора.

УТРО – ушел тропою родного отца.

ЦМОС – цель мою оправдывают средства.

ЭТАП – экскурсия таежных арестантских паханов.

ЮДВ – юный друг воров.

ЮГ – юный грабитель.

ЯБЛОКО – я буду любить одного, как обещала.