Гарик сукачев какая машина
Гарик Сукачев выставил Bentley на продажу
Гарик Сукачев выставил на продажу свой автомобиль марки Bentley Continental GT V8. Машина Игоря Ивановича продается в салоне «Авилон» на Волгоградском проспекте, сообщили агентству InterMedia в пресс-службе музыканта. По словам представителей артиста, Гарик лично передаст автомобиль новому владельцу и расскажет об особенностях этого Bentley.
Автомобиль создан по собственному проекту музыканта и выполнен в классическом зеленом цвете, в который окрашивались английские гоночные автомобили прошлого столетия. Интерьер выполнен в традиционных оранжево-коричневых тонах. Таблички на порогах в исполнении специального подразделения Bentley Mulliner подтверждают принадлежность автомобиля рок-звезде – Commisioned for Mr. Sukachev.
— Игорь Иванович – истинный ценитель британского бренда и конфигурация его Bentley подчеркивает это как нельзя лучше. Карбоновый обвес и титановая выхлопная система от Bentley выдают бунтаря с идеально звучащей электрогитарой, – отмечает директор дилерского центра Сергей Мелюх.
Особо отмечается идеальное состояние автомобиля – за шесть лет он проехал всего немногим более 22 тысяч км.
Гаспар Ульель погиб на горнолыжном курорте
Французский актер Гаспар Ульель скончался 19 января 2022 года в возрасте 37 лет от травм, полученных на горнолыжном курорте Ла-Розьер в Савойе на юго-востоке Франции. О его смерти сообщает Le Parisien.
Столкновение с другим горнолыжником произошло 18 января, актера доставили на вертолете в больницу Гренобля с травмой головы, но спасти его не удалось. По факту инцидента начато расследование.
Гаспар Ульель родился 25 ноября 1984 года в парижском пригороде Булонь-Бийанкур в семье стилистов. В детстве он мечтал стать кинорежиссёром и по окончании лицея поступил в университет Сен-Дени, где изучал кинематограф. Сниматься Ульель начал ещё школьником, первую свою роль в телевизионном фильме он сыграл в 12 лет. На французском телевидении начинающего актёра быстро заметили, и за последующие годы Ульель появился в нескольких телепроектах.
В 19 лет Гаспар сыграл свою первую главную роль в фильме «Заблудившиеся» Андре Тешине, где партнершей юноши была Эммануэль Беар. За картину «Долгая помолвка» Жана-Пьера Жене Ульель получил премию «Сезар» за лучшую мужскую роль. Всего актер снялся в более чем 40 фильмах и сериалах, в числе которых «Последний день», «Ганнибал: Восхождение», «Плотина против Тихого океана», «Треть мира», «Удача винодела», «Замкнутый круг», «Ультиматум», «Сен-Лоран. Стиль – это я», «Танцовщица», «Это всего лишь конец света», «Ева», «На краю света», «Соблазн». Одной из последних стала роль в сериале «Лунный рыцарь», премьера которого состоится в марте 2022 года.
У Гаспара остался 6-летний сын, которого родила его подруга – модель и певица Гаэль Пьетри.
Гарика Сукачёва вывели из запоя мотоциклом
За долгие годы совместной жизни супруга рокера много натерпелась
Игорь Иванович СУКАЧЕВ. Гарик. Горыныч, как с легкой руки доброго друга Ивана ОХЛОБЫСТИНА называют его в близком окружении. Музыкант, поэт, композитор, актер, режиссер, байкер. 1 декабря человек-праздник отмечает 55-летие.
На концертах он выкладывается на все сто (Фото «ИТАР-ТАСС»»)
По могилам
Супруги уже почти 40 лет смотрят в одном направлении
Васильев припомнил и еще одну историю, точно характеризующую нашего героя:
Позднее счастье
Как Феникс из пепла
(друзья о Гарике Сукачеве)
Евгений МИТТА, театральный художник, сын кинорежиссера Александра Митты:
Софья КРУГЛИКОВА, жена Михаила Ефремова, звукорежиссер Игоря Сукачева:
Сергей ГАЛАНИН, музыкант:
— Недавно у меня был день рождения. Гарик с утра нажелал всего хорошего, а потом еще раз перезвонил вечером с гастролей в Краснодаре: «Серега, только что весь зал тебя поздравил!» Это очень приятно. Он меня вдохновляет! Кто-то в нашем возрасте разочаровался в жизни, профессии, сменил много занятий, а Гарик на протяжении долгих лет продолжает любить свое дело, каждый раз, как Феникс, возрождается из пепла. Жизнь нас прессует, а мы не сдаемся. Здоровья тебе, дорогой друг!
«Джентльменская езда» не уберегла Гарика Сукачёва от ДТП
Серьезное ДТП сегодня произошло в районе подмосковных Химок. Известный рок-музыкант Гарик Сукачев на своем мотоцикле сбил пешехода. Пострадали оба участника аварии, с переломами они доставлены в больницы. Теперь предстоит выяснить, кто виноват.
Первые минуты после аварии. «Харлей Девидсон» Гарика Сукачёва лежит на асфальте Новосходненского шоссе. В нескольких метрах от дороги инспекторы ГИБДД и врачи оказывают рок-музыканту первую помощь. На носилках – второй пострадавший, 37-летний житель Химок. В кустах покореженный велосипед. Но ехал на нем мужчина или нет, никто из очевидцев не скажет. И как угодил под колёса рокера – тоже никто не понял.
Этот участок дороги даже шоссе не назовёшь. Полоса в одну сторону, полоса в другую. Ещё поворот к рынку, пешеходный переход. Машин здесь всегда много. Скорее всего, именно по этим причинам скорость, с которой ехал рок-музыкант, была небольшой. Очевидцы говорят, что километров 60 в час.
Гарик Сукачёв двигался по противоположной от рынка стороне. Возможно, мужчина хотел перейти дорогу. Такова сейчас основная версия. Только пересекать проезжую часть он начал не по «зебре». А вот музыкант, вроде бы, ехал с соблюдением всех правил дорожного движения.
«Буквально в пятистах метрах до аварии нас мотоцикл обогнал. Причём ничего не нарушая. Ехал очень аккуратно. Когда доехали сюда, увидели эту жуткую аварию. На одной ноге прыгал мотоциклист», – вспоминает Дмитрий Юрин, очевидец.
У Гарика Сукачёва перелом ноги. У второго пострадавшего – два перелома. Ещё рана живота. Тяжёлый «Харлей» его буквально придавил. Работники рынка говорят, «скорая помощь» и ГИБДД приехали очень быстро. Причём карет «скорой» примчалось три. Потом подъехали друзья музыканта, которые помогли эвакуировать разбитый мотоцикл. Вот уже почти девять лет Гарик Сукачев летом отдаёт предпочтение двухколёсной технике, как и полагается настоящему рокеру.
«Какой-то человек в глубинке российской нашёл у себя в гараже двухсоткубовый мотоцикл 1937 года и подарил его зачем-то Гарику. Мы взяли этот мотоцикл, работали над ним, и после этого Гарик на нём ездил», – вспоминает Ростислав Егоров, реставратор мотоциклов.
По словам знакомых, Гарик Сукачёв ездил аккуратно, по-джентельменски. В принципе, «Харлей Дэвидсон», на котором музыкант и попал в аварию, к быстрой езде, как на спортбайках, не располагает. По предварительной версии инспекторов, вины музыканта в ДТП нет.
Москвич
Это мой город: артист и музыкант Гарик Сукачев
О тушинском патриотизме, массовых драках в парке Горького и о подпольных концертах в ДК за взятки в 1980-е.
Я родился…
В Мякинино — это совсем не город, а настоящая деревня, где через улицу ночами бегают ежики, а по Москве-реке идут большие баржи: везут лес, песок. В общем, деревня-деревня, в которой даже паром был, когда я был совсем малышом.
Вырос…
Потом мы переехали в Тушино, где я и пошел в школу. Тушино стало районом Москвы лишь в начале 1960-х, и мы переезжали еще в то, довоенное Тушино — строительство Тушино нового только шло.
Говоря про Тушино, нельзя не сказать про парады на Тушинском аэродроме, которые принимал сам Сталин. Надо не забывать еще и историю про Лжедмитрия — знаменитого Тушинского вора. Это место он выбрал для своей столицы, в которой даже были созданы свои деньги, организована не только армия, но и инфраструктура.
А в школе на уроках истории нас возили на автобусе смотреть на древние курганы, которые к сегодняшнему дню практически все срыты.
Поэтому если говорить о какой-то примете Тушино, то она, безусловно, есть — субэтнос с точными, определяющими моментами, которых нет в других местах.
Не стоит забывать и про военное производство, которое сосредоточено в Тушино, — заводы, работающие на авиацию и космос. В 1988 году был создан космический корабль «Буран», потом «Буран-2», который, к сожалению, не полетел. Тут же были школа ОСОАВИАХИМа (сокращение от «Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству»), стратегический космический подземный завод и парашютный завод, который я застал лишь номинально — он был уже не парашютным заводом, но старшие об этом помнили.
Прямо напротив нового стадиона «Спартак» есть памятник-могила покорителям стратосферы, которые ходили на дирижабле. Этот памятник давно стоит, никто о нем не знал и во времена моего детства, а нынешняя тушинская молодежь и вовсе не слышала про него.
Довольно-таки много составляющих: начиная от древнейшей истории и заканчивая сегодняшней — вот что такое Тушино. Безусловно, я оценил это только с возрастом, и это родило во мне неподдельный тушинский патриотизм.
Юность…
Когда мы слегка повзрослели, то стали уезжать гулять в центр: «Я поехал в Москву», — так все говорили. «В Москву» — значит, в центр. Потом, когда детство закончилось, перестали пользоваться такими словами.
Когда я был уже подростком, познакомился с женой, с моей девочкой, и мы ездили в прекрасный парк Горького. Ближе к 17 годам — на Стрит. Везде были свои — ребята и девчонки нонконформисты, увлеченные контркультурой. Они были в каждой школе, их было всегда меньшинство, но они точно находились. Молодежь, как и во всех городах, роилась в определенных местах центра. Прежде всего Пушкинская площадь и все, что ниже к Камергерскому — это Стрит. Дальше — Мясницкая. И для меня — бульвары. Совсем юным, лет в тринадцать-четырнадцать, я стал ездить в центр со своим другом и тогда как раз начал гулять по бульварам. Я обожаю их до сих пор. Я хотел, точнее знал, что обязательно буду здесь когда-нибудь жить.
Я ничего не снимал. Жил с родителями. А флэтов было и так дофига — в основном хаты мальчиков и девочек из обеспеченных семей, где папы и мамы имели определенный вес в обществе — не рабоче-крестьянские родители и не разночинцы, как я. Это были большие квартиры, где мы выпивали, обсуждали Стругацких и новый фильм Тарковского, играли песни, читали стихи. В это же время появилось несколько литературных кафе. Раньше я жил на Сретенских Воротах в Печатниковом переулке, и в юности мы с женой, которая была тогда моей девочкой, приходили в кафе «Гном» рядом с храмом. Ночью оно было закрыто, но по определенному стуку тебе открывали дверь, и ты быстро туда просачивался. Вот там собирались молодые поэты. Кто такие поэты? Это не те, кто учится в Литинституте, а те, кто склонен к андерграунду, определенным экспериментам и поиску. Место это я запомнил навсегда, хотя и просуществовало это кафе довольно недолго.
Был очень хороший поэт Алексей Дидуров, он сделал отличный поэтический клуб на Манежке в стенах МГУ. Иногда нам даже давали зал университетского театра, но это было уже не то — там собирались довольно высокомерные мальчики и девочки из Литинститута, не знающие жизни, те, что называются высоколобыми.
По сути у нас было послевоенное детство — когда я родился, с окончания войны прошло всего 14 лет, всего ничего. Соответственно, блатная романтика все тянулась: бандиты, послевоенные, те, кто прошел лагеря — все это так или иначе присутствовало в городской жизни. Потихонечку затихло лишь к 1980-м. А детство, юность… Это было определением не только Москвы, но и любого города, даже самого маленького, где старший брат сидит, папаша сидит, а из соседнего подъезда мальчик идет со скрипочкой — такое было время. Драться я не люблю по-прежнему и всегда себя клял за это. Но, учитывая мой скверный характер, я очень вспыльчив, случалось. Вспыльчивость вещь плохая: тебя переклинивает, и все — тебе даже не больно.
Вообще в молодости было важно все, что запрещали. Сейчас я вам рассказываю и понимаю, как далеко это для многих… В 1989 году в 100 с небольшим скончалась моя бабушка: она вышла замуж до революции и рассказывала мне, как они жили при царе. Когда она мне это рассказывала, у меня это совершенно не укладывалось в голове. Какой царь? Юрий Гагарин, космос. Михайлов — Петров — Харламов! «Битлы»! Какой царь? Наполеон? Старая Смоленская дорога? Какие-то кивера? Балы? А это все бабушка — вот она. Мир довольно стремительно меняется, ты этого не понимаешь, когда молод. В определенном возрасте для тебя полвека вообще ничего — да фигня, было вчера, позавчера. Объяснить мир, который вы не застали, невозможно.
Восьмидесятые…
Что касается концертов того времени — деньги и билеты появились с приездом Питера. Слово «квартирники», кстати, тоже питерское, в Москве были «салоны», мы, как шестидесятники, называли посиделки салонами. У вас мама уехала, вы звоните и говорите: «Игоречек, любимый, приезжай. Будут такие-то, такие-то. Родоки единственное просили — чтобы мы срач не разводили и посуду потом помыли». Я беру гитару, еду, мы сидим, нас человек тридцать, а то и пятьдесят, а наша валюта — каждый с собой приносит бутылку и пожрать. Девочкам всегда старались купить какое-нибудь вино, а себе — в основном портвейн, он тогда был модным. Я не понимаю, почему мы эту гадость пили. Можно же было купить водки, но ее мы не любили, считая, что это мужицкий напиток. Наверное, юношеская мода. И вот до утра мы зависаем на этой свободной флэте… До одиннадцати играем, поем, кто-то уезжает, кого-то обязательно оставляли спать. И никаких денег… Все началось из-за того, что питерцам нужны были деньги на дорогу. Скорее всего, это справедливо. Но так как я был молодым мальчишкой, меня это так жутко оскорбляло. На эти квартирники стали продавать так называемые билеты — я в «Доме Солнца» снял, как это было. Билеты продавались парочкой чуваков из «системы» в любом институте — они знали, где играет «Машина», «Удачное приобретение», «Високосное лето»… А когда я и сам стал в этом мире плотно стоять, то уже и без посредников знал, кто где играет. Потому что уже всех знал лично.
Потом начались подпольные концерты за взятки в разных ДК. Было несколько подпольных промоутеров, и у каждого была мечта, чтобы один из них сам тебе позвонил и предложил концерт — это значит, что ты мегазвезда. И, конечно же, с нами это произошло. Мне позвонила Тоня Голубева — одна из трех самых главных фигур андерграунда. Помню, как снял в коммуналке трубку, и она мне сказала: «Гарик, это Тоня, я хочу сделать концерт “Бригаде С”». Я о**уел. Я сказал себе: все, я наверху. Денег нам за это не платили, мы даже не думали просить, мы хотели быть богами и становились ими. Искусство было главное. И если в Питере было «поколение дворников и сторожей», то в Москве мы все где-то нормально работали. Кроме того, многие из нас довольно рано по нынешним временам женились, появились дети, их нужно было кормить. А еще ведь присутствовала пресловутая статья за тунеядство. Не знаю, как она действовала в Питере, но здесь все было довольно жестко. Сам помню, как на вторую неделю (без работы можно было проводить три) приходил участковый и говорил: «Если не устроишься за эту неделю хоть куда-нибудь, поедешь за 101-й километр!» Это были не просто слова, а жесткие слова, при том что участковый был очень хорошим человеком.
Очень много концертов делали комсомольцы — в институтах были комитеты комсомола — такие модные ребята, которые организовывали факультетские вечера для своих, например вечер отдыха химфака МГУ. Отличное студенческое кафе под названием «Факел» было при МАИ. Мы там играли в конце 1970-х с «Закатом солнца вручную». Чудное место, где мы познакомились с местной командой КВН, которая дала нам свою печать — мы делали с ней несколько подпольных концертов, а их имя нас прикрывало. Под эгидой студенческого театра, который камуфлировал нас разными сценками, влекли за собой вакханалию рок-н-ролла. Тогда можно было не платить взятку, хотя директоры клубов, понятно, брали себе с билетов. Потом, в 1982 году, я кое-кого из маишных шутников встретил у Андрея Кнышева на передаче «Веселые ребята» — ё-моё, сто лет прошло. Всего четыре года, а нам казалось, что мы уже седые и старые.
Московский рок отличается…
Музыка отличается музыкой. Москва фундаментальнее, рок-музыка для московских музыкантов — абсолютное понятие. Для питерцев музыка относительное понятие. Для них важен текст и не важно то, как ты играешь. Они скорее склонны к течению в панк-роке, который любят подростки: да, мы не умеем играть, зато мы несем слово. В этом колоссальное различие Питера и Москвы — говорю не походя, меня с ранних лет учили быть музыкантом. В то время, находясь в мире рок-музыки, я четко определял питерскую школу и московскую. И не потому, что было какое-то противостояние Москвы и Ленинграда. Говорю ответственно: противостояние Москвы и Ленинграда было только со стороны Ленинграда — Москва никому никогда ничего не доказывала. Я над этой мнимой войной откровенно хохотал, ржал и издевался. Я точно знаю про это отношение и через своих товарищей — мы очень хорошо общались с петербургскими музыкантами, улыбаясь, относились к их черным одеждам и развевающимся волосам, плащам, к тому, что они все такие героические.
Москва музыкально уникальна. Если вы когда-нибудь поставите сборник Red Wave, который выпустила Джоанна Стингрей, и абстрактный сборник, который когда-нибудь кому-то в голову придет сделать, Москвы той поры, вы четко поймете, что я имею в виду. Прямо увидите, что группа «Звуки Му», «Бригада С», «Браво», «Ночной проспект», «Николай Коперник», «Центр» — каждую из них никак невозможно сравнивать с другой: каждый создавал свою самостоятельную музыку, свой уникальный стиль. Недаром американцы в журнале «Тайм» писали про ту же группу «Бригада С», что мы создали ни на что не похожий стиль. Для меня это всегда был бесспорный факт, я человек искусства: умею отличать настоящее от не очень настоящего. В Питере была все-таки общая волна, наверное, это было связано с тем, что в 1982-м открылся клуб, и они друг на друга так или иначе влияли. Конечно же, «Аквариум» и Майка никак нельзя сравнить — это разные люди, но в них есть общая, какая-то единая волна. Москва же до микроклеточек разнообразна. Как она была эклектична в жизни и творчестве, так мы и в домах такие: идешь, видишь хрущевку — и вдруг какую-нибудь прекрасную рядом стоящую усадьбу городского типа: думаешь, блин, как красиво это говно вместе с этим — круче не придумаешь. Я обожаю эклектику и живу в ней — она всюду. Меня это всегда окружало и по-прежнему окружает, ведь я московский парень. Это же красота! Но «Сити» — мимо. «Сити» не Москва, а я москвич. Я придумал новую поговорку: «Сити» не Москва, Москва не «Сити».
Заведения…
В моей жизни было только два места — «Маячок» и «Вудсток», который сначала был не наш, а потом нам очень дешево и в рассрочку его продали, и им владела моя жена — это продлилось два года. Потом я снял «Праздник», не было денег, и мы его продали. Только два прекрасных места в моей жизни.
А клубов было полным-полно — они открывались и закрывались. Ясно, и в «Пилот» я ходил, и, конечно же, в Sexton — это вообще первый клуб, который открылся в Москве. Везде я бывал, но самые лучшие воспоминания о месте, в котором собирались мы и только мы — клуб «Кино». Он стал местом притяжения. Двери закрывались и там были только свои — прямо «Синяя блуза». Там было круто — мы пьянствовали, дрались, курили наркотики, женились, влюблялись, разводились; там рождались новые идеи, мы читали стихи и пели песни. Уверен, потом там появится табличка а-ля «Здесь жил и работал А. С. Пушкин, когда останавливался у своего друга», да бухал там Саня Пушкин, а вы таблички вешаете.
Сравнивая Москву с другими европейскими столицами…
Иллюминации и украшения города нравятся — это же очень красиво. И нравится это не только мне, но и любым людям, которые приезжают в Москву не только из России или из бывших республик Советского Союза, но и из европейских стран. Что происходит с иностранцами? У них крыша отлетает — она рядом где-то стоит, и ее снежком заносит. Помните песню, которую пел Муслим Магомаев, «Лучший город Земли»? Эти слова имеют абсолютное значение. Москва — лучшая, нет красивее города. То, как он выглядит… Я это ответственно заявляю, не только потому, что я русский и Москву обожаю, а именно потому, что мне есть с чем сравнивать, у меня есть и другие города, которые я люблю и знаю.
Если не Москва, то…
Очень люблю Нью-Йорк — Гринвич-Виллидж, там маленькие дома, напоминающие мне Европу. Я люблю Лондон. Не знаю, люблю ли я Амстердам, но я очень люблю всю остальную Голландию — у меня там прошло уже много лет моей жизни рядом с моряками в маленьких, как у нас сказали бы, поселках городского типа на берегу Северного моря: приезжаю — уезжаю… Нет момента привыкания, приезжаю так, будто я всегда там был. По взаимоотношениям очень напоминают русских — все здороваются, прямо как старые москвичи.
Москвичи отличаются от жителей других городов…
Как же я скажу чем? Вообще все люди друг от друга отличаются. Надо не забывать, что мы с вами везде туристы. Что есть уникального в москвичах? Это абсолютно неосязаемая история. Но всегда, испокон веков, Москва пугала людей темпами: все бегут, бегут — не только у Василия Макаровича Шукшина, везде бегущие люди, их много, все озлобленно. Но это только внешне.
Вспомнился мой разговор с Майком [Науменко], он написал песню: «Я не люблю Таганку, ненавижу Арбат — еще по одной и пора назад», — и у нас был один из концертов здесь, в Москве, вместе. Не могу сказать, что мы с Майком дружили, но были в хороших приятельских отношениях — почему-то мы друг другу очень нравились. Меня прельщала его придуманная манерность: он говорил на «вы» и использовал обороты поэтов XVIII века — это производило на меня большое впечатление. И как-то разговор зашел о его песне. Говорю: «Майк, слушай, ты написал про то, что здесь вас не любят, бьют друг другу в фейс, любят только Space, песня такая… Зачем ты столько неприятностей про мой город написал?» Он честно признался, что не любит Москву. А я сказал: «Майк, ты ее просто не знаешь». Ему просто никто не показал, что такое настоящая Москва — тихая, спокойная; люди, которые здороваются и улыбаются друг другу; очень милые места, маленькие палисадники, аккуратные дворики и парки, в которые ты выходишь случайно, проходные дворы, а не такие колодцы, как в Питере. Москва неровная, она вся в холмах… Ты должен двигаться вверх, потом вниз, после ты пойдешь вбок — у нас нет ничего ровного, все перетекает: наши улицы кривые, фонари криво стоят — у нас все неровно. Вот что такое настоящая Москва. Многие ее не знают. Можно прочесть Гиляровского и понять, что Москва ни на йоту не изменилась с того момента, как ребята пришли сюда и сказали: «Мы нашли самое херовое место, погода — дрянь, леса, медведи, река какая-то течет, ни один враг не доберется — город будет здесь».
Нелюбимые районы…
В нелюбимые я не хожу… Мне не нравится «Сити». Если говорить изобразительно и абстрагироваться от того, что это Москва, то круто выглядит, по-современному красиво. Но если говорить, что это Москва, то нет — это огромный муравейник, где ни одного москвича и нет, не живут там москвичи, если только люди из разных стран и из бывших советских республик. И если туда и приезжают москвичи, то, я глубоко убежден, в меньшинстве. Вот и все.
Любимые районы…
Все Бульварное кольцо, но в мою сторону — от Страстного бульвара, Петровских Ворот и книзу — Трубная площадь, Сретенские Ворота и в сторону Яузы. Все, что там, по бульварам — моя Москва.
Сейчас живу…
Много лет назад я сбежал за город, подумав, что буду аграрием и русским писателем. Это была роковая ошибка, которая завершилась рождением нашей дочери — на даче она прожила семь своих счастливых лет, а когда пошла в школу, мы вернулись в Москву (сейчас она учится в 10-м классе). Теперь мы живем в Москве, а на дачу, где мы прожили (держитесь) 12 лет, я приезжаю редко, но с большим удовольствием. Правда, как вы понимаете, я и тогда там только ночевал — вся работа была здесь. В какой-то момент меня начала выматывать дорога, хотя мы и специально покупали дачу рядом — на Сходне. Когда все только началось, мы жили на Сретенке, от нашей двери до двери дачи было полчаса, а потом полтора, два, три… Я тогда не послушал мою жену, которая говорила: «Зачем ты это делаешь?» Ну да, я дурак. И Ванька (Иван Охлобыстин. — «Москвич Mag») мне говорил: «Горыня, ты не аграрий. Ты подохнешь без Москвы!» — и был абсолютно прав, хотя я обожаю дачу, там все пропитано любовью.
Хочу изменить в Москве…
Этот вопрос для меня неуместен. Я не то что броней, но фанеркой прикрыт. Мои пути движения, места и дислокации определены, а на другие я и не обращаю внимания. Никто никогда не будет жить в каком-то идеальном городе. И я, и мои дети любим то, где мы живем. Сын — недалеко от нас, он обожает это место. Где будет жить дочь Настя — я не знаю.
Если говорить о человеческом комфорте, то большего и невозможно представить: мы выходим из квартиры — магазин в двух шагах, аптека тоже, все — дорогу перейти, не как в детстве. И, в принципе, все ушло в железяку — все онлайн, очень быстро. Все и без нас меняется.
А что менять? Мы живем на Троицкой улице, и перед нами еще в советские времена были построены дома, которые называют «Китайской стеной» — длинные девятиэтажки. Они мне не нравятся по одной простой причине — в этом нет никакой архитектуры, вообще ноль. И я иногда себе говорю: «Срыть бы тебя на корню, девятиэтажка!» А потом понимаю, что она нам прикрывает Садовое кольцо, и поэтому к нам весной прилетают петь соловьи — пускай стоит. Это ж прикольно!
Желаю Москве…
Премьера нового клипа…
Я не снимал никакой клип, я снимал короткометражный художественный фильм. Когда я его смонтирую, вы его увидите и сами о нем поговорите. Я написал песню (у нее сейчас несколько рабочих названий, какое будем использовать, пока не знаю), потом довольно спонтанно придумал сценарий, потом еще дня три подумал и придумал еще лучше, а когда усилил его и сначала сам нарисовал раскадровку, а потом пригласил профессионала, решил, что не буду снимать никакой клип — не получится; тут будет кино.
У нас произошла совершенно чудесная история с локейшном. Я фаталист: тот, кто верит в случайности, не верит в бога — я в них не верю, а знаю, что так обязательно должно было произойти. Мы нашли невероятное место, будто на Алтае, недалеко от моей дачи. Не ожидал, что в Подмосковье есть такие места! 140 гектаров фермерского хозяйства — леса, в которых бегают зайцы и косули, а на горизонте, прямо рядом, стоят высотные дома. Попали мы туда совершенно случайно — я должен был снимать немножко в другом месте, но тоже около своей дачи. Почему? Я хорошо знаю места. Когда ищешь локейшны, всегда первое, что делаешь — едешь туда, куда знаешь. Меня интересовал другой азимут дачи — Середниково, там, где находится имение бабушки Лермонтова. И вот мне нужно было в кадр еще одно заснеженное поле, я сказал об этом нашему продюсеру Виктору, мол, давай-ка сядем, покатаемся, посмотрим. Он что-то подобрал, и я вроде даже утвердил. А потом мы наткнулись на это место: передо мной были закрытые ворота, на них табличка «Частная территория. Фермерское хозяйство. Въезд запрещен» — а справа леса, леса, леса… Мы ночевали у меня на даче, чтобы рано встать и начать работать, и Витя пошел за водичкой в такой маленький фермерский магазинчик, куда постоянно приезжают машины и автобусы за свежими молоком, продуктами и выпечкой. Я попросил его уточнить, не от того ли фермерского хозяйства магазин, и если да, то можно ли телефон начальства. Все срослось, и на следующий день мы уже были у заместителя директора этой фермы, который на все согласился.
Когда мы приехали смотреть окончательный локейшн, со мной была моя алтайская группа, помню, мы сидим в этой столовке и говорим: «Ребят, мы че, опять в Сибири?» Все деревянное, люди такие же — не московские работяги-таджики, а мужики; девушка по имени Тамара варит компот… Странно это все: сел на машину — и через полчаса со всеми пробками ты уже не в этом невообразимом мире, а на Соколе. Думаю, раз такая история произошла вокруг моего короткометражного фильма, то обязательно получится что-то особенное.
29 апреля в клубе «16 тонн» Гарик Сукачев и «Оркестр Кампанелла Каменной Звезды» дадут концерт.