Контрперенос в психологии что это такое

Контрперенос в психологии: виды, отличие от переноса

Работа психолога или психотерапевта сопряжена с определенными трудностями. С одной стороны — это явление переноса, когда пациент проецирует на специалиста свои чувства и эмоции. А с другой — явление переноса, при котором все то же самое делает сам специалист. Во втором случае эффективность психоанализа стоит под вопросом. Почему? Как бороться с контрпереносом?

Определение понятия

Что такое контрперенос? Контрперенос в психологии — это одна из граней общения психолога (консультанта) и его пациента. Представляет собой реакцию первого на слова и действия второго. Психолог — такой же человек, как и клиент, со своими чувствами и переживаниями. И, вероятнее всего, внутри него затаились какие-то неразрешенные конфликты. Если человек осознанно или неосознанно их затрагивает, развивается явление контрпереноса.

Специалисты дают 2 разных объяснения этому понятию:

Также существует промежуточное определение. Согласно ему, контрперенос в психотерапии — это проецирование проблем психолога на информацию, предоставленную пациентом. При этом она может быть и не связана с переносом.

Отличия переноса и контрпереноса

Чем отличаются перенос и контрперенос в консультировании? Перенос — это феномен, при котором человек проецирует свои чувства и эмоции на психолога. При контрпереносе все происходит наоборот. По сути, это встречное перенесение неразрешенных проблем.

Контрперенос по Фрейду

Понятия перенос и контрперенос были введены Зигмундом Фрейдом. По его мнению, в работе психотерапевта и его пациентов должен соблюдаться принцип нейтральности. Но при этом он отмечал важную роль хороших межличностных отношений. Он считал, что без них невозможно достичь каких-то результатов.

Психоаналитический процесс, как говорил Фрейд, представляет собой увлекательное путешествие во внутренний мир пациента, его жизнь, чувства, воспоминания. В процессе этого путешествия между ним и специалистом устанавливается особая связь, которая способствует развитию терапевтических отношений. Ее Фрейд назвал переносом. Без этой связи помочь человеку не получится.

В процессе работы у психолога и клиента появляется совместный опыт, переживания. Они учатся чувствовать вместе, переживать какие-то травмирующие ситуации. С одной стороны, это помогает в работе. Но с другой — несет с собой ряд проблем.

Перед консультантом стоит непростая задача. Ему нужно не перейти грань дозволенного, то есть не привнести в рабочий процесс свои личные мысли и чувства (контрперенос). Но при этом следует постараться не утратить связь с пациентом.

Зигмунд Фрейд считал контрперенос препятствием для аналитической работы, проявлением сопротивления со стороны психолога. В переносе он тоже изначально видел проблему, усложняющую и замедляющую работу. Но позже в результате тщательного изучения этого явления выяснил, что это — одно из самых ценных психологических орудий. Оно помогает не только выявить симптомы и причины невроза, но и научиться его контролировать.

Отношения с контрпереносом у Фрейда были более напряженные. Не один раз он говорил, что этот процесс сильно мешает психоанализу.

Причины и виды контрпереноса

Выделяют 5 причин развития контрпереносных реакций:

Существует 2 вида контрпереноса. Первый — гомогенный — представляет собой правильную реакцию на психологические проблемы человека. Второй — идиосинкратический — это реакция, вызванная личным жизненным опытом и чувствами психолога.

Интересно, что контрперенос может быть как негативным, так и положительным. В первом случае возникает определенная опасность. Психолог или психотерапевт в попытке понять чувства клиента может занять роль судьи, обвиняя человека в том, что произошло. Этим он только ухудшит его состояние. А во втором — психоанализ, наоборот, помогает обоим участникам разговора справиться со своими переживаниями. Так бывает, если специалист пережил такую же травмирующую ситуацию.

Признаки контрпереноса

Психиатр Карл Меннингер выделил ряд общих признаков и особенностей поведения специалиста, характерных для всех типов контрпереноса:

Еще один признак контрпереноса — озабоченность проблемами клиента в свое свободное время.

Как не допустить развитие контрпереноса

В этом вопросе вся ответственность ложится на психолога. Как только он осознал, что в работе с конкретным пациентом проявляются вышеописанные симптомы, ему самому нужно обратиться за помощью. Есть три рекомендации:

Интересно, что Фрейд рекомендовал психотерапевтам проверять себя минимум 1 раз в 5 лет.

Заключение

Работу с психологом можно сравнить в двухполосным шоссе. Перенос и контрперенос в психотерапии — части этого шоссе. И если первая позволяет найти подход к человеку, то вторая сильно усложняет процесс работы. Ввиду этого специалистам нужно выделять время на самоанализ, на решение своих внутренних проблем. Только в таком случае они смогут помочь своим пациентам.

Источник

Журнал Практической Психологии и Психоанализа

Введение

Согласно Фрейду, перенос возникает в результате неразрешенного на бессознательном уровне конфликта. Аналитическое лечение невротиков предполагает наличие способности анализировать перенос определенного вида. Мы постепенно приходим к выводу о том, что перенос является следствием самой аналитической ситуации (тогда анализ осуществляется в рамках переноса). Можем ли мы пойти еще дальше и рас­сматривать начало переноса непосредственно в контексте анализа (это будет означать, что мы приближаемся к раскрытию аспектов, необходимых для характеристики объекта)?

Сначала к явлению контрпереноса относились с подозрением. Теперь же контрпереносу уделяется все большее внимание, и в настоящее время его уже признают основным средством аналитического процесса, позволяющим «встретиться» со своим бессознательным. Из одной край­ности в другую.

В данной главе отмечены характеристики подросткового периода, которые определяют специфику явлений переноса и контрпереноса в ра­боте с подростками.

Тем, кто хочет лучше понять сущность явления переноса, я бы поре­комендовал одну из работ Абенда (Abend, 1993). В данной главе я ограничусь лишь раскрытием одной конкретной точки зрения, хотя мне бы все же хотелось заострить внимание на ряде предостережений Абенда, каса­ющихся некоторых спорных моментов, которые можно наблюдать в наши дни и с которыми я полностью согласен: интерес к сексуальному насилию приводит к тому, что детским представлениям, желаниям и страхам, связанным с сексуальностью (проявляющимся как на уровне сознания, так и на бессознательном уровне), а также их влиянию на перенос, не уде­ляется должного внимания. В теориях переноса, берущих свое начало главным образом в работе с пациентами, страдающими серьезными нару­шениями, равно как и в невербальной коммуникации, имеющей особое значение, следует принимать во внимание оговорки.

Теперь я бы хотел объяснить, почему я назвал настоящую главу «Иллюзией переноса». Одна из моих пациенток (ей было около двадцати лет) вкратце рассказала мне содержание своего сновидения: «Лежащая девушка спрашивает у кого-то: Отправимся к храму солнца?»»

Кто же он, этот неизвестный? Кто эта девушка? Что это за храм? Под «иллюзией переноса» я подразумеваю парадоксальную ситуацию, когда объекту необходимо, чтобы кто-то другой (аналитик) отправился в некий храм (принадлежащий объекту). Иными словами, девушке нуж­но, чтобы другой человек со стороны посмотрел на ее внутренний мир (тело), но в то же самое время она не может не заметить алтарь в храме (солнца), и это означает, что ее представления о себе не соответствуют действительности. Она (пациентка) другая; солнце и алтарь уже находят­ся внутри нее, стали частью ее идентичности. Она не могла не заметить, что ее страхи/желания для проницательного наблюдателя уже реализо­вались: это было предопределено с самого начала. «Я другая!»— подумала она. Такая идентичность вызывает чувство стыда. Но этот парадокс не ограничивается подобным странным открытием: это происходит еще и потому, что кто-то другой в отличие от нее считает, будто объект психоанализа может наивно принимать аналитика за кого-то другого, кем он на самом деле не является.

С возникновением переноса возобновляются и отношения, имевшие место ранее, когда кто-то выступал в качестве значимого другого. Необхо­димым условием для формирования субъективной осознанности, или са­мости, является определенная завершенность (достигаемая посредством подавления первичных импульсов, формирования способов осознанного поведения, «принятия» других людей и сокрытия всего этого в бессозна­тельном). Я согласен с Лапланшем (Laplanche, 1992), подчеркивающим, что это возобновление, или перенос, запускается следующим образом. Терапевт, предлагающий пройти анализ, отыгрывает первоначальную си­туацию, связанную с первичными соблазнами. Непосредственно аналитче-ский процесс и его результативность — предмет совсем другого разговора.

Это также означает, что мы можем провести параллель между пере­носом и подростковым периодом: задача подростка состоит в том, чтобы сформировать свою идентичность, или самость, и в то же самое время в адекватном самораскрытии (когда приобретается опыт деперсонали­зации). Но такое предназначение должно оставаться нераскрытым; отчасти это то, что всегда должно оставаться неизвестным: и в некотором роде здесь есть «загадка». Первые взаимоотношения между матерью и младенцем характеризуются соединением неосознаваемых запретных желаний, которые могут оставаться загадкой. Аналитические условия переформулируют ситуацию этих первичных отношений.

Согласно Оланье (Aulagnier, 1988), отношения переноса тесно свя­заны и не дублируют отношения с матерью, которые характеризуются совершенным знанием и всеобъемлющей любовью. Это означает, что пер-нос будет пусковым механизмом для переживания зависимости в области знания. Кроме того, «загадка» навсегда останется без ответа, намеренно оставляя место для негатива (Ladame, 1995) и вместе с тем давая человеку способность творчески мыслить.

Перефразируя вышесказанное, я отмечаю, что центральное место в процессах, о которых идет речь, занимает первичная идентификация (Cahn and Ladame, 1992). Она или присутствует повсеместно, но является недостижимой и лежит в основе процесса совместного мышления, без чего невозможен аналитический процесс, или же препятствует этому процессу, провоцируя сильнейшую тревогу и размывая любые различия между иллюзией слияния и реальным слиянием, так называемой отчуж­денной идентичностью.

Итак, начнем с того, что контрперенос был открыт Фрейдом (Freud, 1910) и рассматривался как препятствие, не позволяющее аналитику по­нять своего пациента; и это означало наличие остаточных патологических аспектов терапевта (пробелы в знаниях); тогда пациенту требовалось пройти новый анализ. На самом деле с тех пор прошло очень много вре­мени, и в наши дни принятие обычно включает целый спектр эмоциональ­ных реакций аналитика, которые могут способствовать или препятст­вовать процессу лечения. Подобные изменения означают: и в первом, и во втором случае внимание уделяется всему тому, что когда-либо имело место в опыте аналитика (симптомы, эмоции, предубеждения, бессозна­тельные реакции, идеализированные образы и т. д.), а не рассмотрению того, что аналитик запускает в переносе. Известно, что Хайманн (Heimann, 1950) была основоположником этого направления и входила в число первых аналитиков, которые стали рассматривать контрперенос в каче­стве основного инструмента аналитической работы (Little, 1951; Tower, 1956). Но, отдавая должное Фрейду, мы не должны забывать, что он был первым, кто задумался над тем, что сегодня мы рассматриваем как риск и ловушки. В 1913 г. он писал: «У меня есть все основания утверждать, что каждый из нас имеет в своем бессознательном приспособление, помо­гающее ему интерпретировать находящееся в бессознательном других людей» (1931,р. 320). А через два года, в 1915г.: «Поразительно, насколько бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого, не достигая сознания. Все это еще нуждается в проверке, особен­но для того, чтобы выяснить: можно ли исключить из данного процесса роль предсознательной активности» (1915е, р. 194). Эти его высказывания представляются мне отправной точкой для рассматриваемых мною откло­нений и крайностей, с которыми нам приходится сталкиваться сейчас, будто бы вопросы Фрейда в отношении деятельности предсознания пони­мались как определенное утверждение, согласно которому происходящее в предсознательном можно было бы просто не замечать.

Вместо того чтобы сосредоточивать все свое внимание на явлении контрпереноса, я скорее буду придерживаться взгляда, что аналитиче­ские навыки психоаналитика зависят главным образом от умения слу­шать и запоминать проговариваемое пациентом. Теперь я остановлюсь на так называемых ловушках, возникающих тогда, когда на контрпере­носе как на уникальном средстве делается чрезмерный акцент.

Самые худшие и вместе с тем наиболее значимые примеры представ­ляют психоаналитики, полагающиеся только на свою «интуицию». Они рассчитывают исключительно на самих себя и настроены только на свое собственное бессознательное и бессознательное своего пациента. Поэтому они ограничивают любую возможность проверить свои интуи­тивные ощущения через подробный вербальный материал, полученный ими на сессиях. И это не плод моего воображения. Следует признать, что такие специалисты действительно существуют. Но мы должны пони­мать опасность игнорирования того факта, что уникальным орудием пси­хоаналитика является язык: мы понимаем своих пациентов, внимательно их слушая, а своими словами мы оказываем на них влияние. Я имею в виду, что язык свидетельствует о наличии процесса реорганизации психических сил и отражает способность к символизации. То, как мы лечим пациентов в пограничном состоянии и психотических пациентов, не подразумевает полного пересмотра наших теоретических позиций. Скорее мы ставим пе­ред собой цель «невротизировать» самых больных пациентов, чем прини­мать пограничное функционирование за некий стандарт. Итак, нам следует обратить особое внимание на вопросы об особом действии и роли предсознательного, поставленные Фрейдом в 1915 г. Это не означает, что мы при­нимаем теорию простой коммуникации между двумя бессознательными, так как она не затрагивает основную функцию подавления. Мы должны выступать в качестве посредников, когда сталкиваемся с предполагаемой травмой, связанной с невозможностью разрешения «загадки». Процесс восстановления прошлого должен идти последовательно, шаг за шагом. Разрешение ситуации, имевшее место в прошлом, предполагает, что информация, которая могла быть известна тогда и может быть известна сейчас, не должна стать доступной (сексуальные отношения родителей относятся к такой сфере, которая навсегда должна оставаться закрытой). Действительно, пограничные пациенты испытывают недостаток в этой информации. «Завершение» эпизода остается неясным, и они продолжают бунтовать и отказываются подчиняться этому обязательному для всех людей закону («завершение» будет означать слишком сильное регрессив­ное движение к абсолютной беспомощности и отсутствию дифференциа­ции). Неизменная установка этих пациентов «от меня что-то скрывают» отражает через проекцию определенные проблемы, вызванные осознани­ем человека собственного отличия от других людей, и столкновением с тем фактом, что он «другой», что синонимично неповторимой идентичности. Другая опасность, возникающая в результате приписывания контр­переносу такой значимости, состоит в неверном определении просчетов в процессе лечения, определении их как проблем, связанных с простым отвержением значения контрпереноса. Это простое решение для аналити­ков, проводящих обучение; они не признают неудач, с которыми сталкива­ются в рамках обучающей программы. Поэтому они сохраняют иллюзии, что многие молодые терапевты обладают врожденным пониманием психо­патологии и интерпретационной деятельности.

Если бы я ставил перед собой задачу дать, так сказать, негативное опре­деление контрпереносу, я бы представил его как самодовольное и ограни­ченное мнение аналитика. Помимо всего прочего, данная рационализация указывает на актуализацию нарциссических особенностей аналитика. Всякий раз, когда пациент задает аналитику вопросы (почему сам пациент что-то может говорить или не может говорить, почему пациент что-то делает или не делает), а последний чувствует угрозу своему нарциссизму, я бы говорил о контрпереносе. Эти реакции мешают процессу терапии, поскольку аналитик, испытывающий страх из-за своего нарциссиз­ма, полностью утрачивает способность выступать в качестве контейнера и зеркала. Особенно хорошо подобные игры могут удаваться пациен­там подросткового возраста, и неопытные или даже опытные терапевты в конечном счете могут почувствовать себя такими же устраненными, как и объекты подростка. Терапевтический процесс переходит на стадию, где пациент проецирует на аналитика собственную беспомощность и стра­хи. Так пациент может отреагировать свое воображаемое всемогущество, поскольку аналитик в его глазах утрачивает свою значимость.

А теперь я перейду к третьей и заключительной части настоящей гла­вы и выделю некоторые характеристики переноса и контрпереноса в ра­боте с пациентами подросткового возраста. Эти характеристики связаны непосредственно с процессом развития. Я ограничусь вопросами, которые представляются мне наиболее сложными при лечении подростков, стра­дающих определенными заболеваниями (когда необходимость лечения осознается и пациентом, и терапевтом).

Безусловно, мы успокаиваемся, вспоминая о слабости нарциссических ресурсов своих пациентов, но та же слабость может выдвигаться на перед­ний план в качестве алиби, как только аналитик и пациент начнут понимать все происходящее в процессе лечения. Это означает, что аналитический процесс был успешно переориентирован с обычного курса, и теперь пред­почтение отдается сохранению статус-кво, а вовсе не изменениям.

Лауфер и Лауфер показали, как деструктивные импульсы становятся важнейшей составляющей в отношениях, связанных с переживаниями переноса в аналитической работе с больными подростками. Еще они сове­туют аналитикам никогда не забывать о том, что подросток испытывает к ним ненависть, так как предполагает: его действия полностью контро­лируются (Laufer and Laufer, 1989, p. 175).

Я изложу суть различных способов работы, в которых, как отмечают Лауфер и Лауфер, могут находить свое выражение или отреагироваться деструктивные импульсы:

Лауферы считают, что тревогу самого аналитика, с которой он стал­кивается в процессе лечения таких подростков, не следует рассматривать как отражение его пробелов в знаниях. Напротив, ее следует понимать как прогнозируемую реакцию в отношении пациента, патология которого на бессознательном уровне находится в зависимости от деструктивное™ или насилия, в чем я полностью согласен с авторами. Я знаю из собствен­ного опыта столкновения с подобного рода реакциями, могущими при­вести к разочарованию и отреагированию у самого аналитика, что лучше всего их прорабатывать в условиях группового обсуждения и контроля, а не в более классических условиях индивидуальной супервизии.

Заключение

В предложенной вашему вниманию главе я провел параллели между переносом и подростковым периодом и постарался показать, что задача подростка состоит в том, чтобы в процессе своего развития создавать идентичность. Но в то же самое время подросток не забывает о том, что он постоянно рискует столкнуться с проблемами, связанными с его предназначением и отчуждением. Корни этой тревоги уходят во времена, когда кто-то исполнял для него роль значимого другого. В переносе чело­век также сталкивается с собственной уникальностью (Я — другой), процесс анализа не исключает подобного риска.

Я также привел свои взгляды по поводу отклонений и крайностей, связанных с контрпереносом, и сделал акцент на том, что исключитель­ным инструментом психоанализа является не контрперенос, а язык. Я обычно говорю о контрпереносе, когда наши пациенты в процессе ана­лиза бросают нам вызов, особенно когда мы ощущаем этот вызов как угрозу нашему нарциссизму. Достаточно часто это встречается в работе с пациентами подросткового возраста.

И, наконец, мне бы хотелось подчеркнуть крайнюю важность осуще­ствления контроля в процессе аналитической работы. Необходимо: а) поддерживать равновесие между беспомощностью и всемогуществом пациента; б) учитывать риски, связанные с возможностью принятия под­ростком постоянных неверных решений; в) понимать, насколько важно и полезно, чтобы терапевт контролировал собственную тревогу, возни­кающую у него в процессе лечения подростков с серьезными нарушения­ми и выступающую в качестве барометра деструктивности пациента.

Источник

Контрперенос

ИСТОРИЯ ТЕРМИНА «КОНТРПЕРЕНОС»

Другими словами, терапевту необходимо обрести контроль над своей неосознанной склонностью к контрпереносу, и для этого ему нужно установить здоровые границы и постоянно помнить о потенциальных опасностях контрпереноса – который представляет угрозу как для отношений терапевта с клиентом, так и для самого терапевтического процесса как такового.

В современной психологии клинические специалисты обычно проводят четкую границу между полезным контрпереносом и тем его видом, который не несет никакой пользы и потенциально может стать вредоносным. Многие современные психологи открыто делятся своими чувствами с людьми, проходящими терапию, и они могут осознанно использовать контрперенос для того чтобы выявить различия между собственными переживаниями и переживаниями клиента.

Бесполезный и потенциально вредоносный контрперенос может проявляться, когда терапевт переносит на клиента какие-то неуместные чувства, или когда терапевт использует клиента для удовлетворения собственных психологических потребностей.

ПРИМЕРЫ КОНТРПЕРЕНОСА

Не все виды контрпереноса являются проблематичными. Например, во время работы с клиентом, которому трудно поддерживать разговор, терапевт может неосознанно и непреднамеренно играть ведущую роль в беседе и постоянно предоставлять клиенту дополнительные подсказки и напоминания, поощряющие дальнейшую дискуссию. Терапевт, осознающий этот процесс, может чуть позже указать на этот контрперенос для того чтобы помочь клиенту лучше понять, как именно влияет на других людей его неспособность поддержать разговор. Специалист, который сам когда-то сталкивался с проблемами, похожими на проблемы клиента, может проявить более глубокую эмпатию и сочувствие к этому человеку – даже если он не захочет поделиться с ним собственной историей, сопереживание все равно проявится гораздо интенсивнее.

Однако контрперенос может превратиться в проблему, к примеру, тогда, когда работа с клиентом пробуждает в душе терапевта какие-то непростые переживания, связанные с его собственным ребенком. Допустим, клиент не слушается терапевта, перенося на него то неповиновение и дерзость, которую он проявляет по отношению к своим родителям. И, если терапевт реагирует на такого клиента так, как он отреагировал бы на подобное поведение собственного ребенка (к примеру, проявляя чрезмерный контроль), и при этом он не осознает этот контрперенос, такая модель может негативно повлиять на терапевтические отношения и закрепить нездоровые модели и шаблоны в сознании клиента.

Терапевт также может почувствовать, что он плохо вооружен для работы с клиентом, который выражает предпочтения и убеждения, кардинально отличающиеся от системы взглядов самого терапевта – например, допускает расистские высказывания или демонстрирует гомофобию. Однако хороший специалист все же может помочь человеку с кардинально отличающейся системой взглядов, выяснив, откуда исходят все эти вредоносные или потенциально опасные убеждения, и обсудив их историю с клиентом.

УПРАВЛЕНИЕ ПРОБЛЕМАТИЧНЫМ ПЕРЕНОСОМ

Терапевт, который тратит много времени на откровения, касающиеся его самого, или проявляет чрезмерный интерес к каким-то несущественным деталям жизни клиента, возможно, просто не осознает проявлений контрпереноса или не обращает на него внимания. Иногда терапевты проявляют особую заинтересованность в плане идентификации собственных чувств и страхов, когда они работают с теми клиентами, которые пережили травму или стрессовое событие, похожее на прошлый опыт самого терапевта.

В ходе терапии специалист может испытать влечение к человеку, проходящему лечение. Эта симпатия как таковая не является чем-то странным и неестественным, но все же терапевт должен уметь распознавать эти чувства и разбираться с ними здоровыми способами – только так он сможет удержаться в рамках допустимого и сохранить такие терапевтические отношения, которые окажутся полезными и благотворными для клиента.

Контрперенос иногда наблюдается при работе с клиентами, которые стали жертвами сексуальной эксплуатации со стороны другого терапевта, работавшего с ними в прошлом. В таких случаях может наблюдаться недостаточная вовлеченность терапевта в ситуацию клиента, он также может идентифицировать себя с преступником, обвинять жертву или отказываться верить в истинность ее рассказов. Кроме того, специалист также может отговаривать жертву от совершения действий, направленных против преступника.

Контрперенос также может подразумевать чрезмерную вовлеченность в ситуацию клиента, проявление негодования и возмущения и попытки максимально дистанцироваться от преступника и как-то компенсировать его действия. Терапевт может настойчиво подталкивать жертву к принятию определенных мер по отношению к преступнику – независимо от наличия или отсутствия такого желания у человека, подвергшегося эксплуатации. Независимо от своего личного отношения к происходящему и своих персональных чувств и эмоций по этому поводу, терапевт всегда должен проявлять внимательность и осторожность. В ходе работы с человеком, который подвергся неподобающему обращению или насилию со стороны предыдущего терапевта, очень важно придерживаться золотой середины.

РАСПОЗНАНИЕ И ПРИЗНАНИЕ КОНТРПЕРЕНОСА

Контрперенос может проявляться по-разному и принимать множество различных форм – таких, как чрезмерная откровенность со стороны терапевта, неуместный интерес к деталям жизни клиента, не имеющим отношения к терапии, и т.д. и т.п. Если терапевт выражает свои чувства по отношению к клиенту или к его ситуации в действиях или реализует модели поведения, не являющиеся подходящими и уместными в контексте терапевтического процесса, ему, скорее всего, не удастся эффективно справиться с контрпереносом.

Если человек, проходящий терапию, подозревает, что терапевт использует вредоносный контрперенос, он может высказать свои подозрения во время сеанса – конечно же, если атмосфера кажется ему достаточно безопасной для этого. Указания на проблему может быть вполне достаточно для ее решения, но мнение третьей стороны и независимая оценка тоже может оказаться очень полезной в некоторых случаях. Если же эта проблема не решается, человеку лучше поискать другого специалиста.

Источник