Кто сказал что земля умела говорить

Кто сказал что земля умела говорить

Высоцкий. Песня о Земле.

Как разрезы траншеи легли,
И воронки как раны зияют.
Обнаженные нервы Земли
Неземное страдание знают.

Она вынесет все, переждет!
Не записывай Землю в калеки!
Кто сказал, что Земля не поет?
Что она замолчала на веки?

Высоцкий. Аисты ( Песня о начале войны).
https://www.youtube.com/watch?feature=player_detailpage&v=LyC9bdrZKRo#t=8

Я — «Як»-истребитель, мотор мой звенит,
Небо — моя обитель,
А тот, который во мне сидит,
Считает, что он — истребитель.

В этом бою мною «Юнкерс» сбит,
Я сделал с ним что хотел.
А тот, который во мне сидит,
Изрядно мне надоел.

Я в прошлом бою навылет прошит,
Меня механик заштопал,
А тот, который во мне сидит,
Опять заставляет — в штопор.

Вот сбоку заходит ко мне «Мессершмидт».
Уйду — я устал от ран.
Но тот, который во мне сидит,
Я вижу, — решил: на таран!

И тот, который в моём черепке,
Остался один — и влип.
Меня в заблужденье он ввёл и в пике
Прямо из мёртвой петли.

Он рвёт на себя, и нагрузки — вдвойне.
Эх! Тоже мне, лётчик-ас!
Но снова приходится слушаться мне,
И это в последний раз.

Я больше не буду покорным! Клянусь!
Уж лучше лежать на земле.
Ну что ж он не слышит, как бесится пульс,
Бензин — моя кровь — на нуле?!

Убит! Наконец-то лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но что это, что?! — я в глубоком пике
И выйти никак не могу!

Досадно, что сам я немного успел,
Но пусть повезёт другому.
Выходит, и я напоследок спел:
«Мир вашему дому!».

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

Кто сказал что земля умела говорить

Кто сказал: «Всё сгорело дотла,
Больше в землю не бросите семя. »,
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время.

Материнства не взять у Земли,
Не отнять, как не вычерпать моря.
Кто поверил, что Землю сожгли?
Нет, она почернела от горя.

Как разрезы траншеи легли,
И воронки – как раны, зияют.
Обнаженные нервы Земли
Неземное страдание знают.

Она вынесет всё, переждёт,
Не записывай Землю в калеки.
Кто сказал, что Земля не поёт,
Что она замолчала навеки?!

Нет! Звенит она, стоны глуша,
Изо всех своих ран, из отдушин,
Ведь Земля – это наша душа,
Сапогами не вытоптать душу.

Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время.

Может, были с судьбой нелады
И со случаем плохи дела.
А тугая струна на лады
С незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты «до»,
Но не допел её, не до.

Не дозвучал его аккорд
И никого не вдохновил.
Собака лаяла, а кот –
Мышей ловил.

Смешно, не правда ли, смешно.
А он шутил – недошутил,
Недораспробовал вино,
И даже не допригубил.

Он пока лишь затеивал спор,
Неуверенно и неспеша,
Словно капельки пота из пор,
Из-под кожи сочилась душа.

Только начал дуэль на ковре,
Еле-еле, едва приступил,
Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,
И судья ещё счёт не открыл.

Он знать хотел все от и до,
Но не добрался он, не до.

Ни до догадки, ни до дна,
Не докопался до глубин
И ту, которая одна, –
Недолюбил.

Смешно, не правда ли, смешно?
А он спешил – недоспешил.
Осталось недорешено
Всё то, что он недорешил.

Ни единою буквой не лгу.
Он был чистого слога слуга,
И писал ей стихи на снегу.
К сожалению, тают снега!

Но тогда ещё был снегопад
И свобода писать на снегу –
И большие снежинки и град
Он губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландо
Он не добрался и не до.

Не добежал бегун, беглец,
Не долетел, не доскакал,
А звёздный знак его – Телец –
Холодный Млечный Путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно:
Когда секунд недостаёт,
Недостающее звено,
И недолёт, и недолёт.

Смешно, не правда ли? Ну вот:
И вам смешно, и мне.

Конь на скаку и птица влёт –
По чьей вине, по чьей вине?

Песня про первые ряды

Была пора – я рвался в первый ряд,
И это всё от недопониманья.
Но с некоторых пор сажусь назад:
Там, впереди, как в спину автомат, –
Тяжёлый взгляд, недоброе дыханье.

Может, сзади и не так красиво,
Но – немного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё – надёжность и обзор.

Стволы глазищ – числом до десяти –
Как дула на мишень, но на живую.
Затылок мой от взглядов не спасти,
И сзади так удобно нанести
Обиду или рану ножевую.

Может, сзади и не так красиво,
Но – немного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё – надёжность и обзор.

Мне вреден первый ряд, и, говорят,–
От мыслей этих я в ненастье ною.
Уж лучше – где темней – в последий ряд:
Отсюда больше нет пути назад,
И за спиной стоит стена стеною.

Может, сзади и не так красиво,
Но – немного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё – надёжность и обзор.

И пусть хоть реки утекут воды,
Пусть будут в пух засалены перины –
До лысин, до седин, до бороды
Не выходите в первые ряды
И не стремитесь в примы-балерины.

Может, сзади и не так красиво,
Но – немного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё – надёжность и обзор.

Надёжно сзади, но бывают дни –
Я говорю себе, что выйду червой:
Не стоит вечно пребывать в тени –
С последним рядом долго не тяни,
А постепенно пробирайся в первый.

Может, сзади и не так красиво,
Но – немного шире кругозор,
Больше и разбег, и перспектива,
И ещё – надёжность и обзор.

Не впадай ни в тоску, ни в азарт ты
Даже в самой невинной игре,
Не давай заглянуть в твои карты
И до срока не сбрось козырей.

Отключи посторонние звуки
И следи, чтоб не прятал глаза,
Чтоб держал он на скатерти руки
И не смог передёрнуть туза.

Никогда не тянись за деньгами.
Если ж ты, проигравши, поник –
Как у Пушкина в «Пиковой даме», –
Ты останешься с дамою пик.

Если ж ты у судьбы не в любимцах, –
Сбрось очки и закончи на том.
Крикни: – Карты на стол, проходимцы! –
И уйди с отрешённым лицом.

Баллада о короткой шее

Полкоководец с шеею короткой
Должен быть в любые времена:
Чтобы грудь – почти до побородка,
От затылка – сразу чтоб спина.

На короткой, незаметной шее
Голове удобнее сидеть, –
И душить значительно труднее,
И арканом не за что задеть.

А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее –
Нужно посмотреть поверх голов.

Всё, теперь ты тёмная лошадка,
Даже если видел свет вдали, –
Поза – неустойчива и шатка,
И открыта шея для петли.

И любая подлая ехидна
Сосчитает позвонки на ней, –
Дальше видно, но – недальновидно
Жить с открытой шеей меж людей.

А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее –
Нужно посмотреть поверх голов.

Голову задрав – плюёшь в колодец,
Сам себя готовишь на убой.
Кстати, настоящий полководец –
Землю топчет полною стопой.

В Азии приучены к засаде –
Допустить не должен полубог,
Чтоб его подкравшиеся сзади
С первого удара сбили с ног.

А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее –
Нужно посмотреть поверх голов.

Чуть отпустят нервы, как уздечка,
Больше не держа и не храня, –
Под ноги пойдёт тебе подсечка
И на шею ляжет пятерня.

Можно, правда, голову тоскливо
Спрятать в плечи – и не рисковать, –
Только это очень некрасиво –
Втянутою голову держать.

Вот такую притчу о Востоке
Рассказал мне старый аксакал.
Даже сказки здесь, и те жестоки, –
Думал я – и шею измерял.

Упрямо я стремлюсь ко дну:
Дыханье рвётся, давит уши.
Зачем иду на глубину –
Чем плохо было мне на суше?

Там, на земле, – и стол, и дом,
Там – я и пел, и надрывался.
Я плавал всё же – хоть с трудом,
Но на поверхности держался.

Линяют страсти под луной
В обыденной воздушной жиже,
А я вплываю в мир иной:
Тем невозвратнее – чем ниже.

Дышу я непривычно – ртом.
Среда бурлит – плевать на среду!
Я погружаюсь, и притом –
Быстрее, в пику Архимеду.

Я потерял ориентир –
Но вспомнил сказки, сны и мифы:
Я открываю новый мир,
Пройдя коралловые рифы.

Коралловые города.
В них многорыбно, но – не шумно:
Нема подводная среда,
И многоцветна, и разумна.

Где ты, чудовищная мгла,
Которой матери стращают?
Светло – хотя ни факела,
Ни солнца мглу не освещают!

Всё гениальное и не-
Допонятое – всплеск и шалость.
Спаслось и скрылось в глубине –
Всё, что гналось и запрещалось.

Дай Бог, я всё же дотону,
Не дам им долго залежаться!
И я вгребаюсь в глубину,
И – всё труднее погружаться.

Под черепом – могильный звон,
Давленье мне хребет ломает,
Вода выталкивает вон,
И – глубина не принимает.

Я снял с острогой карабин,
Но камень взял (не обессудьте),
Чтобы добраться до глубин,
До тех пластов – до самой сути.

Сравнюсь с тобой, подводный гриб,
Забудем и чины, и ранги.
Мы снова превратились в рыб,
И наши жабры – акваланги.

Нептун – ныряльщик с бородой,
Ответь и облегчи мне душу:
Зачем простились мы с водой,
Предпочитая влаге – сушу?

Меня сомненья – чёрт возьми! –
Давно буравами сверлили:
Зачем мы сделались людьми?
Зачем потом заговорили?

Зачем, живя на четырёх,
Мы встали, распрямивши спины?
Затем – и это видит Бог, –
Чтоб взять каменья и дубины!

Мы умудрились много знать,
Повсюду мест наделать лобных,
И предавать, и распинать,
И брать на крюк себе подобных!

И я намеренно тону,
Ору: «Спасите наши души!»
И если я не дотяну, –
Друзья мои, бегите с суши!

Назад – не к горю и беде,
Назад и вглубь – но не ко гробу,
Назад – к прибежищу, к воде,
Назад – в извечную утробу!

Похлопал по плечу трепанг,
Признав во мне свою породу,
И я – выплёвываю шланг
И в лёгкие пускаю воду.

Сомкните стройные ряды,
Покрепче закупорьте уши:
Ушёл один – в том нет беды, –
Но я приду по ваши души!

Нас тянет на дно, как балласты.
Мы цепки, легки, как фаланги,
А ноги закованы в ласты,
А наши тела – в акваланги.

В пучину не просто полезли,
Сжимаем до судорог скулы.
Боимся кессонной болезни
И, может, немного – акулы.

Замучила жажда – воды бы!
Красиво здесь – всё это сказки, –
Здесь лишь пучеглазые рыбы
Глядят удивлённо нам в маски.

Понять ли лежащим в постели,
Изведать ли ищущим брода, –
Нам нужно добраться до цели,
Где третий наш без кислорода.

Мы плачем – пускай мы мужчины, –
Застрял он в пещере кораллов, –
Как истинный рыцарь пучины,
Он умер с открытым забралом.

Пусть рок оказался живучей, –
Он сделал, что мог и что должен.
Победу отпраздновал случай, –
Ну что же, мы завтра продолжим!

Баллада о брошенном корабле

Капитана в этот день называли на «ты»,
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;
Распрямляя хребты и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов посрывало с петель
В миражи берегов, в покрывала земель,
Этих обетованных, желанных –
И колумбовых, и магеланных.

Только мне берегов не видать и земель–
С ходу в девять узлов сел по горло на мель, –
А у всех молодцов – благородная цель.
И в конце-то концов – я ведь сам сел на мель.

И ушли корабли – мои братья, мой флот, –
Кто чувствительней – брызги сглотнули.
Без меня продолжался великий поход,
На меня ж парусами махнули.

И погоду, и случай безбожно кляня,
Мои пасынки кучей бросали меня.

Вот со шлюпок два залпа – и ладно! –
От Колумба и от Магелана.

Я пью пену – волна не доходит до рта,
И от палуб до дна обнажились борта,
А бока мои грязны – таи не таи, –
Так любуйтесь на язвы и раны мои.

Вот дыра у ребра – это след от ядра,
Вот рубцы от тарана, и даже
Видно шрамы от крючьев – какой-то пират
Мне хребет перебил в абордаже.

Киль – как старый неровный гитаровый гриф:
Это брюхо вспорол мне коралловый риф.
Задыхаюсь, гнию – так бывает:
И просолённое загнивает.

Ветры кровь мою пьют и сквозь щели снуют
Прямо с бака на ют, – меня ветры добьют.
Я под ними стою от утра до утра, –
Гвозди в душу мои забивают ветра.

И гулякой шальным всё швыряет вверх дном
Эти ветры – незванные гости.
Захлебнуться бы им в моих трюмах вином
Или – с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это, как загнанный зверь,
Но не злобные ветры нужны мне теперь.
Мои мачты – как дряблые руки,
Паруса – словно груди старухи.

Будет чудо восьмое – и добрый прибой
Моё тело омоет живою водой,
Моря божья роса с меня снимет табу, –
Вздует мне паруса, будто жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню и прощу
Позабывшую помнить армаду.
И команду свою я обратно пущу:
Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет больше места в строю.
Плохо шутишь корвет, потеснись, – раскрою!
Как же так – я ваш брат, я ушёл от беды.
Полевее, фрегат, всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли: значит, что – мне уйти?!
Если был на мели – дальше нету пути?!
Разомкните ряды, все же мы – корабли, –
Всем нам хватит воды, всем нам хватит земли,

Этой обетованной, желанной –
И колумбовой, и магеланной.

Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты,
И хрипят табуны, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.

И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»
И «Буксир, подработать корму!»

Капитан, чуть улыбаясь, –
Всё, мол, верно, молодцы, –
От земли освобождаясь,
Приказал рубить концы.

Только снова назад обращаются взоры,
Цепко держит земля, всё и так, и не так.
Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто моргает маяк?

Всё в порядке, конец всем вопросам.
Кроме вахтенных, всем – отдыхать.
Но пустуют каюты – матросам
К этой свободе ещё привыкать.

Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил только: «Молодцы!»
От земли освобождаясь,
Нелегко рубить концы.

Переход – двадцать дней. Рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос.
Хоть бы шторм! Или лучше, чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь «SOS».

Так и есть: трое – месяц в корыте,
Яхту в дребезги кит разобрал.
Да за что вы нас благодарите?!
Вам спасибо за этот аврал!

Капитан, чуть улыбаясь,
Бросил только: «Молодцы!» –
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.

И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И ещё черта в ступе, и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Милфорд-Саунд –
Всё, куда я ногой не ступал, но зато –

Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою –
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.

Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.

И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги.
«Руль полборта налево!» – и в прошлом земля.

Проделав брешь в затишье,
Весна идёт в штыки,
И высунули крыши
Из снега языки.
Голодная до драки,
Оскалилась весна, –
Как с языка собаки,
Стекает с крыш слюна.

Весенние армии жаждут успеха,
Всё ясно, и стрелы на карте прямы,
И воины в лёгких небесных доспехах
Врубаются в белые рати зимы.

Но рано веселиться:
Сам зимний генерал,
Никак своих позиций
Без боя не сдавал.
Тайком под белым флагом
Он собирал войска –
И вдруг ударил с фланга
Мороз исподтишка.

И битва идёт с переменным успехом:
Где свет и ручьи – где позёмка и мгла,
И воины в лёгких небесных доспехах
С потерями вышли назад из котла.

Морозу удирать бы,
А он впадает в раж:
Играет с вьюгой свадьбу,
Не свадьбу – а шабаш!
Окно скрипит фрамугой –
То ветер перебрал, –
Но он напрасно с вьюгой
Победу пировал!

А в зимнем тылу говорят об успехах,
И наглые сводки приходят из тьмы,
Но воины в лёгких небесных доспехах
Врубаются клиньями в царство зимы.

Откуда что берётся –
Сжимается без слов
Рука тепла и солнца
На горле холодов.
Не совершиться чуду:
Снег виден лишь в тылах –
Войска зимы повсюду
Бросают белый флаг.

И дальше на север идёт наступленье,
Запела вода, пробуждаясь от сна, –
Весна неизбежна – ну, как обновленье,
И необходима, как – просто весна.

Кто славно жил в морозы,
Те не снимают шуб,
Но ржаво льются слёзы,
Из водосточных труб.
Но только грош им, нищим,
В базарный день цена –
На эту землю свыше
Ниспослана весна.

Два слова войскам: несмотря на успехи,
Не прячьте в чулан или в старый комод
Небесные лёгкие ваши доспехи –
Они пригодятся ещё через год!

За нашей спиною остались паденья,
закаты, –
Ну хоть бы ничтожный,
ну хоть бы невидимый
взлёт!
Мне хочется верить,
что чёрные наши
бушлаты
Дадут вам возможность
сегодня увидеть
восход.

Сегодня на людях сказали:
«Умрите геройски!»
Попробуем – ладно!
Увидим, какой
оборот.
Я только подумал,
чужие куря папироски:
«Тут – кто как умеет, –
мне важно увидеть
восход».

Особая рота –
особый почёт для сапёра.
Не прыгайте с финкой
на спину мою
из ветвей,
Напрасно стараться –
я и с перерезанным горлом
Сегодня увижу восход
до развязки
своей.

Прошли по тылам мы, держась,
чтоб не резать их сонных,
И тут я заметил,
когда прокусили проход –
Ещё несмышлёный,
зелёный, но чуткий подсолнух
Уже повернулся верхушкой своей
на восход.

За нашей спиною в 6.30 остались, –
я знаю, –
Не только паденья, закаты,
но взлёт и восход.
Два провода голых,
зубами скрипя зачищаю –
Восхода не видел, но понял –
вот-вот
и взойдёт.

Уходит обратно
на нас поредевшая рота.
Что было – не важно,
а важен лишь взорванный
форт.
Мне хочется верить,
что грубая наша работа
Вам дарит возможность
беспошлинно видеть
восход.

Не космос – метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий,
Но мы владеем тоже внеземной –
И самою земною из профессий!

Любой из нас – ну чем не чародей?!
Из преисподни наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей –
Свои котлы топить им будет нечем!

Взорвано,
уложено,
сколото
Чёрное
надёжное
золото.

Да, сами мы – как дьяволы – в пыли,
Зато наш поезд не уйдёт порожний.
Терзаем чрево матушки Земли,
Но на земле теплее и надёжней.

Вот вагонетки, душу веселя,
Проносятся, как в фильме о погонях,
И шуточку «Даёшь стране угля!»
Мы чувствуем на собственных ладонях.

Взорвано,
уложено,
сколото
Чёрное
надёжное
золото.

Да, мы бываем в крупном барыше,
Но роем глубже: голод – ненасытен.
Порой копаться в собственной душе
Мы эабываем, роясь в антраците.

Воронками изрытые поля
Не позабудь – и оглянись во гневе!
Но нас, благословенная Земля,
Прости за то, что роемся во чреве.

Взорвано,
уложено,
сколото
Чёрное
надёжное
золото.

Не бойся заблудиться в темноте
И захлебнуться пылью – не один ты!
Вперёд и вниз! Мы будем на щите –
Мы сами рыли эти лабиринты!

Взорвано,
уложено,
сколото
Чёрное
надёжное
золото.

Зарыты в нашу память на века
И даты, и события, и лица,
А память, как колодец, – глубока:
Попробуй заглянуть – наверняка
Лицо – и то – неясно отразится.

Разглядеть, что истинно, что ложно,
Может только беспристрастный суд:
Осторожно с прошлым, осторожно, –
Не разбейте глиняный сосуд.

Одни его лениво ворошат,
Другие неохотно вспоминают,
А третьи даже помнить не хотят, –
И прошлое лежит, как старый клад,
Который никогда не раскопают.

И поток годов унёс с границы
Стрелки – указатели пути,
Очень просто в прошлом заблудиться, –
А назад дороги не найти.

С налёта не вини – повремени:
Есть у людей на всё свои причины –
Не скрыть, а позабыть хотят они, –
Ведь в толще лет ещё лежат в тени
Забытые заржавленные мины.

В минном поле прошлого копаться –
Лучше без ошибок, потому
Что на минном поле ошибаться
Просто абсолютно ни к чему.

Спит земля спокойно под цветами,
Но когда находят мины в ней –
Их берут умелыми руками,
И взрывают дальше от людей.

Я скачку, но я скачу иначе
По камням, по лужам, по росе.
Бег мой назван иноходью, значит, –
По-другому, то есть не как все.

Но наездник мой всегда на мне,
Стременами лупит мне под дых.
Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды!

Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды.
Я согласен бегать в табуне –
Но не под седлом и без узды.

Мне сегодня предстоит бороться –
Скачки! Я сегодня – фаворит.
Знаю, – ставят все на иноходца,
Но не я – жокей на мне хрипит!

Он вонзает шпоры в рёбра мне,
Зубоскалят первые ряды.
Ох, как я бы бегал в табуне,
Но не под седлом и без узды.

Пляшут, пляшут скакуны на старте,
Друг на друга злобу затая,
В исступленье, в бешенстве, в азарте –
И роняют пену, как и я.

Мой наездник у трибун в цене,
Крупный мастер верховой езды.
Ах, как я бы бегал в табуне –
Но не под седлом и без узды!

Нет! не будут золотыми горы!
Я последним цель пересеку:
Я ему припомню эти шпоры,
Засбою, отстану на скаку.

Колокол! Жокей мой на «коне»,
Он смеётся в предвкушенье мзды.
Ах, как я бы бегал в табуне –
Но не под седлом и без узды!

Что со мною, что делаю, как смею –
Потакаю своему врагу!
Я собою просто не владею –
Я прийти не первым не мог

Что же делать? Остаётся мне
Вышвырнуть жокея моего
И бежать, как будто в табуне, –
Под седлом, в узде, но – без него.

Я пришёл, а он в хвосте плетётся –
По камням, по лужам, по росе.
Я впервые не был иноходцем –
Я стремился выиграть, как все!

Мы без этих колёс – словно птицы без крыл.
Пуще зелья нас приворожила
Пара сот лошадиных сил
И, говорят, нечистая сила.

Говорят, все конечные пункты Земли
Нам маячат большими деньгами,
Километры длиною в рубли,
Говорят, остаются за нами.

Хлестнёт по душам
наш конечный пункт–
Моторы глушим,
и плашмя на грунт!
Пусть говорят – мы за рулём
За длинным гонимся рублём.
Да, это – тоже, но суть не в том.

Нам – то тракты прямые, то петли шоссе.
Эх, ещё бы чуток шоферов нам!
Не надеюсь, что выдержат все, –
Не сойдут на участке неровном.

Но я скатом клянусь – тех, кого мы возьмём
На два рейса на нашу галеру, –
Живо в божеский вид приведём
И, понятно, в шофёрскую веру.

В дальнем рейсе сиденье – то стол, то лежак,
А напарник считается братом.
Просыпаемся на виражах,
На том свете почти правым скатом.

На колёсах наш дом, стол и кров за рулём –
Это надо учитывать в сметах.
Мы друг с другом расчёты ведём
Общим сном в придорожных кюветах.

Земля нам пухом,
когда на ней лежим, –
Полдня под брюхом
что-то ворожим.
Мы не шагаем по росе –
Все наши оси, тонны все
В дугу сгибают мокрое шоссе.

Обгоняет нас вся мелкота, и слегка
Нам обгоны, конечно, обидны.
Но мы смотрим на них свысока –
А иначе нельзя из кабины.

Чехарда дней, ночей, то лучей, то теней.
Но в ночные часы перехода –
Перед нами стоит без сигнальных огней
Шоферская лихая свобода!

Сиди и грейся, –
болтает, как в седле.
Без дальних рейсов –
нет жизни на земле!
Кто на себе поставил крест,
Кто сел за руль, как под арест,
Тот не способен на дальний рейс!

Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно – видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один – туда, куда толпа.

И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идёт по замкнутому кругу.
И круг велик, и сбит ориентир.

Течёт под дождь попавшая палитра.
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.

Ничьё безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервёт.

Не есть ли это – вечное движенье,
Тот самый бесконечный путь вперёд?

Песня о новом времени

Как призывный набат, прозвучали в ночи тяжело шаги.
Значит, скоро и нам – уходить и прощаться без слов.
По нехоженым тропам протопали лошади, лошади,
Неизвестно к какому концу унося седоков.

Наше время иное, лихое, но счастье, как встарь, ищи!
И в погоню летим мы за ним, убегающим, вслед.
Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив, что рядом – товарищей нет.

И ещё будем долго огни принимать за пожары мы,
Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,
Про войну будут детские игры с названьями старыми,
И людей будем долго делить на своих и врагов.

А когда отгрохочет, когда отгорит и отплачется,
И когда наши кони устанут под нами скакать,
И когда наши девушки сменят шинели на платьица, –
Не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять.

Песня о коротком счастье

Трубят рога: «Скорей, скорей!» –
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей –
Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей –
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались.
У лучников намётан глаз, –
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем – там,
Где синих звёзд без счёта,
Куда под силу лебедям
Высокого полёта.

Вспари – и два крыла раскинь
В густую трепетную синь,
Скользи по божьим склонам –
В такую высь, куда и впредь
Возможно будеть долететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там её настиг –
И счастлив миг единый, –
Но только был тот яркий миг
Их песней лебединой.

Крылатым ангелам сродни,
К земле направились они –
Опасная повадка!
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот отирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба –
Остановись, мгновенье!

Так пелся этот вечный стих,
В пик лебединой песне их –
Счастливцев одночасья.
Они упали вниз вдвоём,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.

Мажорный светофор, трехцветное трио,
Палитра-партитура цветонот.
Но где же он, мой «голубой период»?
Был? Не был? Канул иль грядёт?

Представьте, чёрный цвет невидим глазу,
Всё то, что мы считаем чёрным, – серо,
Мы черноты не видели ни разу –
Лишь серость пробивает атмосферу.

И ультрафиолет, и инфракрасный –
Ну, словом, всё, что чересчур – не видно.
Они, как правосудье, беспристрастны,
В них все равны, прозрачны, стекловидны.

И только красный, жёлтый цвет бесспорен,
Зелёный тоже, зелень – в хлорофилле.
Поэтому трёхцветье в светофоре
Для тех, кто пеш и кто в автомобиле.

Три этих цвета – в каждом организме,
В любом мозгу, как яркий отпечаток.
Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,
Но дальтонизм – порок и недостаток.

Трёхцветны музы, но как будто серы,
И инфра, ультра – как всегда в загоне.
Гуляют на свободе полумеры,
И «псевдо» ходят, как воры «в законе».

Всё в трёх цветах нашло отображенье,
Лишь изредка меняется порядок.
Три цвета избавляют от броженья,
Незыблимы, как три ряда трёхрядок.

Смеюсь навзрыд – как у кривых зеркал.
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал –
Как на венецианском карнавале!

Что делать мне – бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться.
Надеюсь я – под масками зверей
У многих человеческие лица.

Все в масках, в париках – все, как один:
Кто сказочен, а кто – литературен.
Сосед мой слева – грустный Арлекин,
Другой – палач, а каждый третий – дурень.

Один себя старался обелить,
Другой лицо скрывает от огласки,
А кто – уже не в силах отличить
Своё лицо от неприменной маски.

Я в хоровод вступаю хохоча,
Но всё-таки мне неспокойно с ними:
А вдруг кому-то маска палача
Понравится – и он её не снимет?!

Вдруг, Арлекин невеки загрустит,
Любуясь сам своим лицом печальным?!
Что, если дурень свой дурацкий вид
Так и забудет на лице нормальном?!

Вокруг меня смыкается кольцо –
Меня хватают, вовлекают в пляску:
Так-так, моё нормальное лицо
Все остальные приняли за маску.

Петарды, конфетти. Но всё не так.
И маски на меня глядят с укором.
Они кричат, что я опять не в такт
И наступаю на ноги партнёрам.

Смеются злые маски надо мной,
Весёлые – те начинают злиться,
За маской пряча, словно за стеной,
Свои людские, подлинные лица.

За музами гоняюсь по пятам,
Но ни одну не попрошу открыться:
Что, если маски сброшены, а там –
Всё те же полумаски-полулица?!

Я в тайну масок всё-таки проник.
Уверен я, что мой анализ точен:
И маски равнодушия у них –
Защита от плевков и от пощёчин.

Но если был без маски подлецом –
Носи её! А вы. У вас всё ясно:
Зачем скрываться под чужим лицом,
Когда своё воистину прекрасно?!

Как доброго лица не прозевать,
Как честных угадать наверняка мне?!
. Они решили маски надевать,
Чтоб не разбить своё лицо о камни.

Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе,
и силюсь разорваться на куски,
придав своей тоске значенье скорби,
но сохранив загадочность тоски.

Свет Новый не единожды открыт,
А Старый весь разбили на квадраты,
К ногам упали тайны пирамид
К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,
Всё выстроено в стройные шеренги.
За новые идеи платят деньги,
И больше нет на «эврику» надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,
Я опоздал ломать себя на них.
Всё золото моё в Клондайке выбрали,
Мой чёрный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,
И могикан последних замели.
Мои контрабандистские фелюги
Худые рёбра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углу
Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.
Мой плот папирусный – последнюю надежду –
Волна в щепы разбила о скалу.

Вон из рядов мои партнёры выбыли –
У них сбылись гаданья и мечты.
Все крупные очки они повыбрали
И за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечёт,
Авантюристов всех мастей и рангов.
По прериям пасут домашний скот,
Там кони пародируют мустангов.

И состаялись все мои дуэли,
Где б я почёл участие за честь.
Там вызвать и явиться – все успели,
Всё предпочли, что можно предпочесть.

Спокойно обошлись без нашей помощи
Все те, кто дело сделали моё.
И по щекам отхлёстанные сволочи
Бессовестно ушли в небытиё.

Я не успел произнести: «К барьеру!» –
А я за залп в Дантеса всё отдам.
Что мне осталось – разве красть химеру
С туманного собора Нотр-Дам?!

В других веках, годах и месяцах
Все женщины мои отжить успели,
Позанимали все мои постели,
Где б я хотел любить – и так, и в снах.

Захвачены все мои одра смертные –
Будь это снег, трава иль простыня, –
Заплаканные сёстры милосердия
В госпиталях обмыли не меня.

Мои друзья ушли сквозь решето –
Им всем досталась Лета или Прана, –
Естественною смертию – никто,
Все – противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою –
Не осознав вины, не скинув платья, –
И, выкрикнув хвалу, а не проклятья,
Спокойно чашу выпили сию.

Другие – знали, ведали и прочее.
Но все они на взлёте, в нужный год –
Отплавали, отпели, отпророчили.
Я не успел – я прозевал свой взлёт!

Замок временем скрыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зелёных побегов,
Но. развяжет язык молчаливый гранит –
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.

Время подвиги это не стёрло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло –
И оно снова тайны отдаст!

Упадут сто замков, и спадут сто оков,
И сойдут сто потов с целой груды веков,
И прольются легенды из сотен стихов –
Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком.
Потому что любовь – это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далёком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохраняли сердца,
Защитив своё доброе имя
От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копьё поудобней легла,
Хорошо, если знаешь, откуда стрела,
Хуже, если по-подлому – из-за угла.

Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но не правда ли, зло называется злом
Даже там, в светлом будущем вашем.

И во веки веков, и во все времена
Трус, предатель – всегда презираем.
Враг есть враг, и война всё равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна –
И всегда на неё уповаем!

Время эти понятья не стёрло,
Нужно только поднять верхний пласт –
И, дымящейся кровью из горла,
Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина, –
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надёжно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берём,
Саги, сказки из прошлого тащим,
Потому что добро остаётся добром –
В прошлом, будущем и настоящем!

Источник