Кто такие манкурты и чем они опасны
Манкурт
Фото Yaan/wikimedia.org (CC BY-SA 3.0)
Раб, не помнящий родства. О судьбе таких несчастных мучеников написал известный Киргизский писатель Чингиз Айтматов в романе «И дольше века длится день».
Когда-то постоянно враждовавшие между собой кочевники-азиаты жестоко обращались с пленниками, но особо чудовищная участь ждала тех, кому предстояло стать манкуртами. Память рабов уничтожалась страшной пыткой. На их тщательно бритые головы надевалась шири — кусок толстой верблюжьей шкуры только что забитого матерого верблюда. Шкура своей мездрой, как пластырь, прилипала к обритой голове, словно резиновая купальная шапочка. Рабов связывали, надевали на шеи колодки, чтобы голова не касалась земли, и бросали на несколько дней на солнцепеке. Шкура усыхала, сжималась, сдавливала голову и причиняла рабам нечеловеческие муки. Отраставшие жесткие волосы азиатов упирались в окаменевшую шкуру, загибались и снова врастали в кожу головы, причиняя несчастным еще более жуткие страдания.
Из пяти-шести пленников выживал один, но он напрочь терял память и становился бессловесным получеловеком, рабом, готовым сутками напролет пасти скот, беспрекословно выполнять любую грязную работу и, кроме еды, ничего не требовать от хозяина взамен. Манкурт, как собака, был предан хозяину и один заменял десяток других работников.
В середине 70-х годов наша полевая геологоразведочная партия в конце сезона располагалась на разъезде железной дороги Актогай-Дружба. По этой дороге когда-то в нашу страну везли из Китая диковинные для нас товары, потом взаимоотношения между СССР и Китаем разладились, поезда в братскую страну уже не ходили, но дорога поддерживалась в исправности. Дважды в неделю по ней ходил мини-поезд с вагоном-лавкой, снабжая всем необходимым персонал дороги. Смотрителем на нашем разъезде был то ли уйгур, то ли киргиз, на русском языке говоривший совсем плохо, как и его жена, дважды «мать-героиня». Детей у них было больше десятка, все школьники учились в школе-интернате и хорошо говорили по-русски, они дома бывали только на каникулах, а младшие выводком следовали за мамой, словно гусята за гусыней, и лишь старший сын был при хозяйстве — пас верблюдов, коров и овец. Он совсем не умел читать и писать и не знал ни одной буквы. Так распорядился отец, сделав его своим помощником. Обидным словом — балбес называли его младшие братья, и это было недалеко от истины. По недоброй воле родителя взрослый парень остался с разумом ребенка. Почти манкурт.
Конечно, это не совсем так, но почему-то сохранился он в памяти навсегда, и, когда перечитываю Айтматова, сразу вспоминаю этого доброго и несчастного юношу. Каждый понимает счастье по-своему, во всяком случае, при общении с ним что-то не заметил я, чтобы парень был удручен своим положением в семье, возможно, просто не осознавал всю трагичность ситуации, однако мне его жалко до сих пор.
«Манкурт» часто видел меня с ружьем и однажды сказал, что в песках, недалеко от нас, есть озеро, где водится много уток. Не может быть, говорю, откуда в песках озеро? На ломаном русском абориген утверждал, что до озера даже пешком можно дойти. Покажешь? — спрашиваю. Жаксы (хорошо) — отвечает.
Утром в выходной день мы отправились. Идем через барханы час, другой, а озера все нет. Скоро ли озеро, спрашиваю. Скоро, скоро, сапсем скоро — был ответ.
Еще через час у меня осталось полфляжки воды. Жары уже не было, октябрь, но пить все равно хотелось. Удивило, что парень совсем не пил и воду с собой даже не брал. Терпение мое лопнуло. Пошли обратно, говорю, жаман (плохо), дорогу-то назад найдешь? Может, ты адасып кетты? (заблудился). Жок (нет), говорит.
Уходили мы утром к озеру почти на север, перпендикулярно к железной дороге, и даже без компаса к ней все равно бы вышли, я особо не переживал, хотя ориентироваться в песках бывает очень тяжело, а в пасмурные дни почти невозможно. К примеру, в Южном Прибалхашье гряды барханов тянутся в основном с юго-востока на северо-запад, но это все равно ненадежный ориентир, однажды я там заблудился и ушел в сторону от лагеря за десяток километров, уже под конец дня повезло — спасла случайная машина строителей колодцев для чабанов. Вода у них оказалась, и вкус той воды помню даже сейчас.
Люди на том водоеме если и бывали, то совсем редко, проводник и сам там побывал лишь однажды, ошибся он всего-то на километр, а в результате мы в тот злополучный день прошагали мимо озера.
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Статистика
Легенда о манкурте
Так же существует версия, что слово Манкурт произошло от сокращения выражения «мәні құрттаған (мани курттаган)» что значит «прогнившая суть», «прогнившее основание»
Есть два способа создания манкурта:
2) Второй способ существовал как бы у якутов. В черепе манкурта проделывалась дыра под специальную деревяшку (коловидную щепку с нанесенными рубцами, на определенном расстоянии), этот кол водился в отверстие, которое так же надо было проделать в определенном месте черепа (в зависимости от массы тела человека и примерного строения черепа по определенную метку, которую определял шаман и вводил штырь) и через 2 дня человек становился манкуртом! (Но во втором случае шаманы знали как можно предотвратить процесс с помощью какого-то настоя! А в первом случае остановить процесс практически не возможно)
Тюрская легенда о манкурте гласит, что во время одного из таких набегов джунгары взяли в плен известного в Степи своей отвагой молодого батыра. Это была знатная добыча. Его можно было женить на джунгарке и сделать своим батыром. У него можно было научиться военному искусству противников. Его можно было выгодно продать. Наконец, он становился свидетельством военной ловкости джунгар, взявших в плен казахского воина. Но тот все время с тоской смотрел на запад и без конца совершал дерзкие попытки сбежать. Его избивали, приковывали к дереву, морили голодом, но он вновь пытался бежать. Через два года джунгары решили, что используют хотя бы силу батыра и его навыки скотовода. Для этого надо было лишь сломить его волю и, главное, тягу домой, в казахскую Степь.
Однажды летом, когда стояли особенно жаркие дни, джунгары вывезли батыра в пустынное место, обрили ему голову, натянули на нее свежую шкуру, на шею и ноги надели колодки и оставили одного. Под лучами палящего солнца шкура стала просыхать и, сжимаясь, плотно обтягивала голову джигита. Дотянуться руками до головы, чтобы сорвать шкуру, или разбить голову о землю не позволяла широкая колодка на шее. Дойти до какой-нибудь реки или горы, чтобы утопиться или разбиться, было невозможно. Путь был не близкий, а на ногах – колодки. Весь день его мучила жажда, а ночью, когда можно было отдохнуть от пекла, началась пытка: страшный зуд на голове сводил с ума. Джигит стал выть. Он молил Тенгри, чтобы джунгары пришли и убили его. Через день шкура просохла окончательно и обтянула голову джигита стальным шлемом. Шкура не растягивалась, держа череп в тисках, и каждая попытка раскрыть в крике рот оборачивалась болевым шоком. В невыносимой боли под нещадно палящим солнцем прошло еще два дня. Прорастающие на голове волосы не могли пробиться сквозь высохшую и затвердевшую шкуру, и в поисках выхода сотнями тысяч иголок впивались в кожу на черепе, врастая внутрь и раздражая нервные окончания под кожей. Джигиту казалось, острие тысяч кинжалов впиваются ему в череп. На пятый день без воды под безжалостным солнцем, в непрерывных физических страданиях он впал в бессознательное состояние.
Потом два раза в день ему стали привозить воду. Боль отступала. Джигит мечтал только о воде, других мыслей не существовало. Человек, дававший ему пить, становился для него богом. Через три недели его привезли в стан джунгар почти бесчувственного, но живого.
Его выходили, но это был уже не гордый и дерзкий джигит, а преданный своему хозяину безгласый раб. Дети дразнили его, а девушки, еще вчера мечтавшие о нем, брезгливо отводили глаза. Те из повидавших жизнь мужчин, в ком была смелость воинов, глядя на безмолвного, переносившего унижения с покорностью труса, бывшего воина, испытывали стыд за содеянное. Однако постепенно привыкли.
Некогда храбрый пленник-казах всеми забылся, а перед глазами теперь маячил пугливый здоровяк с пустым взглядом. Манкурт был неприхотлив в еде, редкостно вынослив, по-детски послушен и, что составляло его главное достоинство, никуда не стремился, ни о чем не мечтал, ничего не помнил.
Однажды в стане джунгар, где жил манкурт, появился дряхлый, изможденный старик с клюкой. Он всматривался в лица молодых мужчин. Он не знал языка и все сочли его глухонемым. Утром следующего дня, когда старик собирался продолжить свой путь, он увидел в стороне уходящее стадо. За стадом шёл тот, кого он искал. Это был его внук. Но в то же время это был не он. Безвольная походка, тусклый взгляд джигита заставили старика засомневаться. Манкурт прошел мимо, крепко держась на шкуру на голове при виде чужого человека.
Старик вздрогнул и попытался заговорить с джигитом. Джунгары поняли, кто он, и, решив наказать немощного старика, дерзнувшего появиться здесь, приказали знавшему казахский язык джунгару поведать историю манкурта. Хохоча, они рассказывали старику о том, каким стал некогда храбрый джигит, теперь молча сносивший оскорбления. Ни один мускул не дрогнул на суровом лице аксакала, только черной костлявой рукой он крепче сжимал свою клюку. Выслушав рассказ до конца, старик ушел прочь.
Но далеко не ушел, а спрятался вблизи расположения джунгарского стана. Так прошел день, близилась ночь. Аксакал вспоминал, как почти три года назад, когда он со стариками уводил в степь женщин и детей, его сын и старший внук с другими джигитами аула поскакали отбивать уводимый врагами скот. Скот отбили, но внука заарканили и увезли в далекие края. Его ждали месяц, а потом старик стал собираться в дорогу. Если внук погиб, его тело следовало придать земле по обычаю предков. Этот долг поддерживал силы старика все три года долгих странствий.
Вот так описывает Чингиз Айтматов участь тех, кто угодил в манкурты.
У кладбища Ана-Бейит была своя история.
Куда легче снять пленному голову или причинить любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нем разум, вырвать корни того, что пребывает с челове-ком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступ-ным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний. Не случайно ведь, причитая по сыну, превращенному в манкурта, Найман-Ана сказала в исступленном горе и отчаянии:
Кто такой манкурт и чем он знаменит: ликбез по советской классике
«Манкурт». Этим словом называют человека без чести, который отрекся от своей родины и семьи, глумится над тем, что дорого нормальным людям, или просто напрочь лишен родственных чувств. Ближайшие «родственники» манкурта — Иван, не помнящий родства и Смердяков, самый мерзкий персонаж «Братьев Карамазовых». Хотите смертельно оскорбить человека, назовите его манкуртом! Только не обижайтесь, если взамен вы получите пощечину или плевок в лицо.
Но для того, чтобы ваш собеседник наверняка почувствовал себя оскорбленным, нужно, чтобы он знал советскую классическую литературу или хотя бы застал в сознательном возрасте последние годы перед Перестройкой. Ведь манкурт — персонаж «Буранного полустанка», полуфантастического романа Чингиза Айтматова. Точнее, рассказанной одним из героев романа легенды.
Сам Айтматов уверял, что эта легенда имеет исторические корни. Но никто из знатоков казахской культуры так и не смог обнаружить и следа легенд о манкуртах, хотя это слово имеет казахское происхождение и созвучно слову «безумец». Похожие рассказы можно найти только в советских исторических романах, так что, возможно, это слово придумали коллеги знаменитого писателя. Аналоги манкуртов есть лишь в фольклоре Гаити и в современной американской массовой культуре. Это знакомые нам всем зомби, создание которых тоже является жутким «искусством».
Придуманное или воскрешенное Айтматовым обозначение быстро пошло в народ. Его охотно употребляли перестроечные журналисты, политики и просто неравнодушные к высоким материям граждане. В пылу споров обо всем на свете манкуртом могли обозвать кого угодно — человека, который сохранял верность развенчанным идеалам, сторонника строительства нового завода, «отравляющего экологию», или просто человека, который предпочитал заниматься своими частными делами, не встревая в политические и исторические споры. Все эти люди воспринимались как сторонники отживших идей, а значит, «живые мертвецы», манкурты. В газетах того времени появился даже новый термин «манкуртизм» и ему подобные.
И в последующие годы легенда о манкуртах продолжала жить, несмотря на то, что пылкие перестроечные споры сменила забота об элементарном выживании. Истории манкурта посвящено несколько фильмов, один из которых снят уже в современном Казахстане, и даже балет. Соотечественники Чингиза Айтматова умеют чтить знаменитых земляков!
И сегодня слово «манкурт» в ходу, хотя почти утратило свою политизированную окраску. Им называют кого угодно, от зомбиподобных созданий до жителей современного большого города, поглощенных бесконечными рутинными заботами. Но чаще всего этим словом называют людей, презирающих свою семью, свое родство, народ и историю. Если знакомый вам человек или первый встречный высмеивает свою семью, если он отрекся от родных, хотя те не сделали ничего дурного, если он презирает своих соотечественников и все, что им дорого, то его можно назвать манкуртом. Хотя на самом деле такой человек никакой не манкурт — он вполне отвечает за свои слова и поступки и вовсе не лишен памяти. Но «слово — не воробей», и легенда, рассказанная Чингизом Айтматовым, уже давно живет своей самостоятельной жизнью.
Манкурты
Все эти разговоры о том, что надо дружить с Турцией на уровне вице-спикера парламента и усатых дегенератов из фракции «Мой шаг» – даже имя не хочу называть. Или другого депутата из той же фракции, некогда обычного корреспондента из желтенькой газетенки, разглагольствующего о том, что торговать с мазутными – это хорошо, это вам не вечно кидающие нас русские.
Продавшие Шуши и почти весь Арцах врагу за 30 сребренников мерзавцы, пришли на панихиду Коммандоса – генерал-майора Аркадия Тер-Тадевосяна. Человека, принявшего самое активное участие в разработке операции «Свадьба в горах» и в освобождении города. Это как если бы, не знаю, ростовский маньяк Чикатило, изнасиловавший и убивший 5З женщины, пришел бы на их панихиду и рыдал о том – какие они были красивые и светлые и как жаль, что их убили. Аркадий Иванович, светлая вам память, простите за такое сравнение.
И ведь находятся манкурты, которые продолжают твердить – ничего, ничего, пусть, пусть они, но не бывшие, те, которые грабили.
И никому не приходит в голову хоть раз спросить – а что вы из себя представляете, что у вас есть, чтобы еще вас ограбить? Ваши занюханные, жеванные треники, четки, белые майки и эмиратские кеды с Фердусси? Вот это? Вот это должно было Сашика или кого-то там еще заинтересовать, чтобы вас ограбили? Или Мишика должен был заинтересовать ваш раздолбанный Опель в гараже с отверткой в окне, не отодвигающимся назад креслом – лет десять назад сломался ролик, а починить жаба душит – с вечной вонью от немытых носков и зубов в салоне, крошками от чебуреков на ковриках, страшно пыльным щитом приборов – протереть тряпкой лень, да и тряпку Сашик отобрал лет 5 назад в счет 5О на 5О, и неработающими дворниками?
Уже давно не смешно.
Не удивлюсь, если завтра бархатная тайфа решит срыть Мемориальный холм Цицернакаберд и разрушить памятник жертвам Геноцида, потушить Вечный огонь, а манкурты будут твердить – пусть, пусть, лишь бы бывшие не вернулись. И двадцать четвертое апреля объявят днем братания с некоторыми соседними с нами народами. Под флагом – ну сколько можно копаться в истории. Оставьте это историкам.
И, что самое поразительное – значительная часть общества, включая так называемую интеллигенцию – с удовольствием заглатывает эту наживку. Девиз один – да, да, все так, пусть, пусть, лишь бы бывшие не вернулись. Дались им эти бывшие, о которых они еще каких-то три года назад и знать не знали и жили себе спокойно…
Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «Я», манкурт с хозяйственной точки зрения обладал главным достоинством – им можно было легко управлять. Он выполнил бы любой приказ. ЛЮБОЙ.
Так писал гениальный Чингиз Айтматов. Это – про нас сегодняшних?
Георг Хачатурян, ТГ-канал «Наша Среда online»
Если человека лишить памяти, он любой день будет считать воскресеньем. Может, даже и собственным
Белорусские манкурты
Есть у меня подозрение, что делать из белорусов манкуртов наладились уже давно. Судите сами: есть в нашей белорусской истории кровавая дата — 22 марта. День, когда сожгли Хатынь. Зачем же было так старательно и фанатично пытаться внедрить в массовое сознание некий «день воли» 25 марта, от которого белорусам по большому счету ни холодно ни жарко?
Ответ, по-моему, очевиден: перебить. Стереть память. Сделать манкуртами.
22 марта вся страна вспоминает и 75 заживо сожженных хатынских детей. И столько же их матерей и стариков. И еще девять тысяч двести других белорусских деревень, где фашисты с полицаями (обязательно с полицаями!) сотворили то же самое. Почти две сотни из них так и не были восстановлены… только человеческий пепел и вороний грай… пепел наших земляков, старух и детей.
Вот она в чем, наша воля и наша незалежнасць: нас убивали, в том числе и свои же предатели, а мы выживали. Мы по итогу умыли их кровью. Мы — живы. Сами на своей земле. И будем жить, помня обо всем и обо всех. Вот, если хотите, когда и где нужно собираться, петь национальные песни и гордиться своим народом и своей страной. Не забывая оплакать замученных и засунув глубоко-глубоко ту тряпку, которую каратели не стеснялись носить.
Хатынь под Логойском и комплекс «Шуневка» в Докшицком районе, деревня Попова Гряда на Червенщине, Шауличи в Волковысском районе, Ола в Светлогорском, Красный Берег в Жлобинском, Дора в Воложинском, Кветча в Лепельском… «Тростенец», «Масюковщинский лагерь смерти военнопленных», минская «Яма»… — везде в эти дни благоустраивались территории, возлагались цветы, возносились молитвы и звучал реквием.
Любому белорусу, кто хотел почтить память своих героических предков, было куда идти. Каждому, кто ратует за свою историю и свой народ, было где отметиться делом. Или хотя бы скорбным присутствием.
Ко Дню памяти жертв Хатыни готовилась вся страна, была проведена огромная, хотя и незаметная, работа по наведению порядка. Никто — никто! — из змагароў не был замечен ни в ней, ни на памятных мероприятиях. Ни один из желающих жить «у новай ды прыўкраснай» не помог подмести и прибраться, не принес цветы, не склонил голову.
Чем же были заняты? А вот, полистаем соцсети: Чекулаева готовилась брить оставшееся по случаю голосования. «Хор на бегу» разучивал новые песни коллаборационистов. Костик Горячий учил Настю Шпаковскую косить под дурочку — и таки научил. Радаева репетировала стриптиз, тряся всем, что еще трясется. Вова Максимков мучительно пытался пошутить лучше, чем Байден. Наша «илита», классические манкурты. Духовные наследники полицаев, если вообще не прямые.
Аркадий Израилевич аж утомился в эти дни: «Поел, позанимался спортом, узнал последние новости, и все не выходя из дома». Я боюсь себе представить, что он еще, не выходя из дома, осилил. А надо было бы выйти — хоть цветы возложить, хоть молча над могилами постоять. Историю своей страны и своего народа вспомнить, прадедов помянуть… Манкурты.
Им есть с кого брать пример: наша гуайдиха вместе с премьер-министром Литвы, ее главой парламента и главным депутатом по иностранным делам умудрились в эти дни возложить цветы… к месту казни Калиновского. Ладно, наша без головы, но соседи! Белорусский безземельный шляхтич, восставший за польские интересы, — вот уж кому было глубоко (зачеркнуто) высоко плевать на жмудь с самой вершины горы Гедимина.
Они там скоро годовщины Ведрошской битвы, видимо, праздновать начнут, лишь бы нам досадить. Кстати, истеблишменту соседей за все, что творили литовские карательные батальоны на белорусской земле, цветы бы вообще из рук не выпускать…
И даже Анна наша Канопацкая — помните ее сливы в интернет про «бчб останется с нами, Остланд-Остланд юбер аллес»? Даже она не пришла помянуть наших замученных.
Думаю, потому что нечего надеть. Что буденовку из парилки натяни, что бчб накинь — из таких святых мест белорусы Аню погнали бы (зачеркнуто) влажными тряпками. А то и вениками по мокрой (зачеркнуто) спине бы забили. Вот она и не рискнула.
Иначе говоря, эти дни всенародной памяти отчетливо показали, кому на самом деле плевать на свою историю. На предков, которые погибали ради нас. На подвиг наших прадедов. У них другие ценности, боюсь даже словами назвать какие. Может, и обще-, но не человеческие.
Из чего неумолимо следует: все наши уцекачы, протестуны, змагарье — все они потомки коллаборантов. Духовные наследники как минимум. Манкурты — без родины, без памяти, без ничего святого в душе.
Выводы делайте сами. Уж простите, накипело.