Либертарианские взгляды что это значит
Либертарианство — что это такое простыми словами. Кто такие либертарианцы.
Либертарианство — это сложная политическая философия, которая способствует максимизации индивидуальной свободы и минимизации государственной власти.
Кто такие либертарианцы и чего они хотят?
Сторонников либертарианства принято называть — либертарианцами. Приверженцы данной философии считают, что людям должно быть позволено делать абсолютно все, что они хотят, если эти действия не нарушают прав и собственности других представителей общества. По факту, либертарианцы выступают за отмену большинства положений, законов и правил, которые являются общими для большинства правительств мира.
В своей крайней форме либертарианство — это анархизм (отсутствие всех правил), но на практике, большинство либертарианцев выступают за существование правительства в качестве необходимого зла.
Какое должно быть общество в представлении либертарианцев?
Приверженцы данной философии представляют себе либертарное общество как сеть групп и отдельных лиц, которые определяют и осуществляют свои коллективные законы и нормы без вмешательства правительственного органа. В подобном обществе почти все было бы полностью приватизировано:
Идея состоит в том, что, если люди чего-то хотят, они будут платить за это. Предложение появится, чтобы удовлетворить спрос. Это понятие свободных рынков занимает центральное место в либертарианстве.
Либертарианство – за и против.
Основным доводом против подобных идей является опасение того, что данная форма управления не имеет целостной и контролируемой структуры, и может превратиться в хаос.
Либертарианци в свою очередь утверждают, что свободный рынок, наоборот приведет все сферы жизнедеятельности в порядок. Он позволит сократить все неэффективные затраты на содержание правительства и чиновничьих структур, что в свою очередь позволит направить финансы на более перспективные нужды общества.
Либертарианци выступают против любых форм правительственных подачек или социальной защиты. Именно поэтому, все финансируемые государством программы, такие как финансовая поддержка, медицинское страхование и тому подобные, должны быть расформированы и в будущем заменены частными структурами, если на это будет спрос.
Приверженцы данной концепции верят, что общество, основанное на «выживании наиболее приспособленных», будет лучшим местом для жизни.
Либертарианство
Часть либертарианцев (анархо-капиталисты) рассматривают запрет на «агрессивное насилие» как абсолютный и не допускающий исключений даже для государственных служащих. По их мнению, такие формы государственного вмешательства как налогообложение и антимонопольное регулирование являются примером воровства и грабежа, и поэтому подлежат упразднению. Защита граждан от насилия должна осуществляться частными охранными агентствами, а помощь неимущим должна быть задачей благотворительности.
Другая часть либертарианцев (минархисты) принимает запрет на «агрессивное насилие» в качестве важного принципа, но считает нужным или неизбежным существование принудительно взимающего налоги государства, единственной задачей которого была бы защита жизни, здоровья и частной собственности граждан. Различие между этим и предыдущим подходом к либертарианству состоит в том, что в первом случае запрет является абсолютным и относится к каждому конкретному действию, а во втором — ставится задача минимизации насилия в обществе, для решения которой государство рассматривается как меньшее зло.
В силу того, что перечисленные конкретные формы либертарианства (анархо-капитализм и минархизм) содержат представления не только о должном быть праве (запрет на агрессивное насилие), но и о должном быть государстве, эти конкретные формы либертарианства относятся не только к правовой, но и политической философии.
Содержание
История термина
Таким образом, до середины XX века термин «либертарианство» не употреблялся в описываемом в данной статье значении. В современном значении этот термин впервые начал использовать американский политик и основатель Фонда экономического образования Леонард Рид (Leonard Read), который в 1940-е годы провозгласил себя либертарианцем. Вслед за ним многие сторонники личной и экономической свободы также стали называть себя либертарианцами, чтобы отличать себя от «либералов», под которыми в США и некоторых других странах начиная с XX века понимают сторонников личной свободы и государственного перераспределения ресурсов (в частности, «нового курса» Рузвельта), включая социал-демократов и умеренных коммунистов. Тем не менее, многие сторонники либертарианских идей не называют себя либертарианцами, настаивая на традиционном обозначении своей идеологии («либерализм») или определяя себя как «классических либералов». Другие считают подобную приверженность старым терминам ошибочной, вносящей путаницу в политическую картину мира, что мешает распространению и пониманию либертарианских идей. В России наряду с термином «либертарианство» в близком значении также употребляется термин «либертарно-юридическое правопонимание», введенный в науку академиком В. С. Нерсесянцем и его последователями (Четвернин В. А. и др.).
Либертарианство и австрийская школа в экономической теории
Либертарианство иногда смешивается с австрийской школой в экономической теории, которая содержит выводы о неэффективности и разрушительных последствиях государственного вмешательства в экономику. На самом деле, хотя большинство либертарианцев в области экономики придерживаются подходов австрийской школы, это отождествление ошибочно. Либертарианство — политико-правовая доктрина, содержащая рецепты переустройства общества, прежде всего, в сфере законодательства. Это учение о должном, предписывающее людям, и особенно государственным служащим, определённые нормы поведения. Австрийская экономическая теория, наоборот, не имеет нормативного характера, являясь инструментом познания причинно-следственных связей в экономике. Делая, например, выводы о том, что протекционистский таможенный режим уменьшает количество благ, доступных населению страны, где он применяется, она остается ценностно нейтральной наукой и не делает призывов к изменению законодательства и политики.
Политические взгляды современных либертарианцев
Критика
Известные либертарианцы
Литература
См. также
Примечания
Ссылки
Полезное
Смотреть что такое «Либертарианство» в других словарях:
либертарианство — сущ., кол во синонимов: 2 • анархо капитализм (1) • минархизм (1) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов
либертарианство — а; ср. Совокупность взглядов и убеждений, отстаивающих свободу в выборе способов удовлетворения чувственной страсти и полового партнёра из лиц своего пола … Энциклопедический словарь
либертарианство — а; ср. Совокупность взглядов и убеждений, отстаивающих свободу в выборе способов удовлетворения чувственной страсти и полового партнёра из лиц своего пола … Словарь многих выражений
Либерализм — Эта статья о либерализме как общепринятом ядре политической идеологии. Использование термина в разных странах имеет более узкие интерпретации, см. Либерализм в России … Википедия
Блок, Уолтер — Уолтер Блок Walter Block … Википедия
Принцип ненападения — Часть либертарианской философии Либертарианство Проис … Википедия
Либертарные левые — Либерализм … Википедия
Конкин, Сэмюэль Эдвард — Сэмюэль Эдвард Конкин Третий Samuel Edward Konkin III Род деятельности: либертарий, анархист, публицист Дата рождения: 8 июля 1947( … Википедия
Тибор Махан — Тибор Ричард Махан Tibor Richard Machan [[Файл … Википедия
Тирания большинства — Часть либертарианской философии Либертарианство Проис … Википедия
Виды либертарианства
Общей идеей либертарианства является индивидуальная свобода, неприкосновенность частной собственности и невмешательство государства в экономику и жизнь людей. Два основных течения либертаринцев — это анархо-капиталисты, которые считают, что государство не нужно совсем, и минархисты, полагающие, что минимальное государство необходимо для поддержания правопорядка. На самом деле течений значительно больше, и здесь я попробую кратко разобрать большую часть из них.
Классический либерализм
Либертарианство является развитием идей либерализма, окончательно сформулированных в США и Европе в 19 веке, но восходящих и к более ранним работам, в частности к политической философии Джона Локка. В 20 веке либерализм приобрел несколько иное значение, сильно ассоциированное с социальной демократией и идеями равенства и позитивной свободы, что потребовало изменения названия исходного политического течения на «классический либерализм», а также привело к появлению нового «либертарного» дискурса.
Минархизм
В отличии от классического либерализма, целью минархизма является создание по-настоящему «минимального» государства. В теории, функции государства при минархизме должны ограничиваться всего тремя сферами: армией, полицией и судебной системой. Еще одним отличием является то, что минархизм вовсе не подразумевает либеральной демократии, он вполне может быть реализован при монархии или каком-либо ином авторитарном режиме, главным условием является ограничение государства функциями поддержания правопорядка и защиты базовых прав граждан.
При всем этом, выбор именно этих трех функций — армии, полиции и суда, с точки зрения многих либертариев, является достаточно произвольным: не очень понятно, почему все остальные сферы жизни могут спонсироваться частным образом, а именно эти три — обязательно из налогов. Вопрос с налогами также является не до конца проясненным, т.к. минархисты вполне допускают идею частных денег и отсутствие Центрального Банка, но с трудом могут объяснить каким образом в такой системе будет происходить регулярное налогообложение и борьба с уходом от него.
Для всех этих проблем по отдельности можно найти решение или указать на их неактуальность, предлагая также как и с классическим либерализмом просто двигаться в направлении «наибольшей свободы», но зыбкость самой концепции приводит к существованию множества разных вариантов, кардинально отличающихся у каждой из либертарианских политических партий и организаций.
Анархо-капитализм по Ротбарду
В анархо-капитализме всё должно принадлежать частным лицам и являться чьей-либо собственностью, за исключением тех вещей, собственность на которые еще никем не оформлена. Мюррей Ротбард в своей книге «К новой свободе: либертарианский манифест» подробно описывает то, как по его мнению должно быть устроено подобное общество, включая частную судебную систему, дороги, улицы, полицию, армию и т.д. Одним из ключевых моментов, который, по мнению Ротбарда, должен поддерживать функционирование данной системы является Принцип Ненападения (NAP), подразумевающий запрет на инициацию насилия против человека или его собственности со стороны любого другого человека или организации.
Самым слабым местом в данной концепции анархо-капитализма является тот факт, что мы подразумеваем, что общество, разделенное на множество частных общин и корпораций со своей полицией и судебной системой, по какой-то причине будет обладать одинаковым представление о NAP и толковать его однозначным способом в спорных ситуациях.
Анархо-капитализм (контрактные юрисдикции)
В основе контрактных юрисдикций (КЮ) лежит идея, которая не могла придти в голову Мюррею Ротбарду, жившему в эпоху до распространения Интернета и мобильной связи. КЮ являются частными корпорациями, которые предоставляют страховые, правоохранительные, судебные, охранные и любые другие спектры услуг для любого человека, кооператива или организации, при этом физически располагаясь на произвольно большом расстоянии от них, и работая по аналогии с мобильными и Интернет провайдерами. Человек может подписывать договора с любыми юрисдикциями, готовыми его принять, обязываясь таким образом выполнять указанные в договорах правила и принимая на себя ответственность за их нарушение.
Таким образом может существовать неограниченное количество частных организаций (КЮ) с собственными принципами, правилами и законами, которые на добровольной основе обслуживают своих граждан, выполняя все те функции, которые раньше брало на себя государство. Международная политика, в свою очередь, заменяется договорными отношениями между разными КЮ, заключающими разного рода торговые и военные соглашения, альянсы и т.д.
Что немаловажно, данная концепция анархо-капитализма полностью лишена необходимости в признании всеми юрисдикциями Принципа Ненападения или любой другой общей для всех правовой концепции, полностью базируясь на обычном современном позитивном праве. Каждая КЮ может иметь собственную законодательную, судебную и правоохранительную систему (или пользоваться аутсорсом от других фирм и КЮ), применимую ко всем гражданам и лицам без гражданства данной КЮ, находящимся на ее территории. Конкуренция между различными системами и возможность свободного выбора между ними автоматически приводит к нормализации большинства из них и торговой, политической и финансовой изоляции особо маргинальных вариантов.
Экстерриториальные государства
Это описание состояния общества, промежуточного между современным нам и анархо-капиталистическим. Выбор между множеством контрактных юрисдикций, являющихся провайдерами (бывших) государственных услуг — это прекрасная идея, но она не объясняет, откуда эти контрактные юрисдикции могут взяться, и куда собственно делись знакомые нам национальные государства.
В этой концепции показывается, что всё, что требуется для начала перехода к анархо-капитализму — это появление экстерриториальных государств, которые будут оказывать традиционным государствам услуги по интеграции современной правовой и юридической системы, признаваемой по всему миру. Экономист Пол Рамер еще десять лет назад предложил идею о создании на территории менее развитых стран Африки частных городов, которые будут созданы по самым современным образцам, а их управление возьмут на себя развитые страны, заключившие соответствующие договора с местным правительством. Это создаст возможность для местного населения получить доступ к современному образованию, новым рабочим местам, и даст бизнесу надежную арбитражную систему, не связанную с местной коррумпированной системой правосудия.
Подобные зоны, подчиненные законодательству другой страны, являются не такой редкостью, наиболее известными историческими примерами являются Гонконг и Макао, а также Бермудские и Багамские острова. Также примером мест, в которых применяется особый тип законодательства с арбитражем, находящемся в международной юрисдикции, являются так называемые офшорные зоны.
Построение подобной системы «импорта правосудия» создает возможность взаимовыгодной сделки между разными государствами по создания гибридной территории: страна третьего мира платит специалистам из развитого государства за постройку или модернизацию на ее территории особого города, в котором будет действовать торговое и корпоративное право развитого государства, что позволит привлечь на данную территорию иностранные инвестиции и бизнес, а также стать драйвером для развития местного предпринимательства (местная правовая система может быть коррумпирована и ненадежна с точки зрения инвесторов, поэтому создание зоны, подчиненной более надежной юрисдикции, резко повышает инвестиционный климат).
Но одновременно с этим подобная система при ее распространении создает конкуренцию между юридическими системами, которые фактически становятся товарами импорта/экспорта, и начинает размывать границы традиционных государств, т.к. с точки зрения местных жителей подобные особые зоны становятся идеальным местом для миграции, а успешные примеры таких частных городов, находящихся в экстерриториальной юрисдикции, сподвигают к созданию соответствующих пакетов услуг по администрированию и управлению городами и территориями, которые вполне могут оказывать не только государства, но и частные корпорации.
Агоризм
Термин агоризм был придуман Сэмюэлем Конкиным, и он относится скорее к стратегии, чем к идеологии. Идеологически агористы придерживаются тех же самых принципов, что и все другие либертарианцы — добровольного обмена, свободного рынка и невмешательства государства в частную жизнь и экономику. Но, согласно агоризму, построения такого общества невозможно достичь демократическими и другими политическими путями, требующими интеграции с существующей государственной системой.
Агористы считают необходимым создание и распространение методов «контрэкономики», т.е. рыночной деятельности, ведущейся в обход существующего законодательства. Работа черных рынков и теневой экономики всячески приветствуется, равно как и уход от налогообложения и обход различных законодательных норм, ограничивающих свободное ведение бизнеса. Объединение всех людей, работающих на серых и черных рынках, либертарианской идеологией должно позволить эффективно противостоять натиску государства, позволяя полностью исключить его из всех сфер человеческой деятельности.
Конечным этапом преобразования общества агористы считают появление агор, состоящих из теневого бизнеса и сравнимых по размеру с традиционными государствами, которые будут способны противостоять насилию со стороны государства, в том числе, путем прямого вооруженного конфликта. (Но, разумеется, вполне возможно и образование статус-кво, когда теневые рынки станут такими же большими, как государственные: за счет большей экономической свободы и меньших издержек они постепенно заменят собой все обычные государства путем обычной экономической экспансии).
Криптоанархизм
Криптоанархия тоже относится больше к стратегии, чем к идеологии. Движение появилось на заре становления Интернета, и основной его идеей является защита личной информации от любых посягательств со стороны третьих лиц и государства. Криптоанархисты также являются частью либертарианской идеологии, т.к. защищают свободный рынок и условия для анонимной торговли и обмена информацией, которые не могут быть ограничены государственной властью. Торренты, анонимные чаты, электронные деньги, анонимайзеры, даркнет и криптовалюты — все это создает все новые возможности для обхода любых государственных регуляций.
Одним из идеологических моментов, несовместимых с современной государственной экономикой, является создание частных денег, эмиссия которых не зависит от системы Центробанков, а стоимость определяется исключительно потребностями обмена и свойствами самих денег. Частные деньги ставят под угрозу существование современной государственной экономики и потенциально, при их широком распространении, могут сделать невозможным налогообложение, а следовательно и существование неконтрактных юрисдикций.
Также криптоанархисты приветствуют создание виртуальных государств, таких как Bitnation, которые в будущем могут послужить основой для появления полноценных контрактных юрисдикций и частных экстерриториальных государств.
Фузионизм и либертарный консерватизм
Фузионизм — это консервативная либертарная идеология, больше свойственная для США (особенно среди республиканцев), чем для какой-либо другой страны. Как и классический либерализм, она скорее указывает направление движения, чем имеет какие-то конкретные отличительные черты.
По большому счету, фузионизм является реакцией на современную социальную демократию, выступает за традиционные семейные ценности, минимальное вмешательство государства в жизнь людей, свободный рынок, низкие налоги, при этом часто осуждает миграцию и позитивную дискриминацию в пользу меньшинств.
Также либертарианские консерваторы часто являются христианами, и в связи с этим существует такое явление как христианское либертарианство, показывающее, что основные идеологические постулаты христианства и либертарианства не противоречат друг другу.
Четыре ошибки либертарианства, и почему оно вообще кого-то убеждает
Дмитрий Середа
Дмитрий Середа успешно встречается с либертарианцами на публичных дебатах, он составил и перевел сборник текстов философа Джеральда Коэна, ключевого критика либертарианства слева. Сегодня Дмитрий объясняет нам, в чем основные проблемы с этой идеологией.
Человек должен иметь право продать себя в рабство, а сделав это, он становится рабом на всю оставшуюся жизнь. У родителей, в какой бы ситуации они ни находились, есть право не кормить своего ребенка. Торговля малолетними детьми – не такая уж плохая идея. По-настоящему свободное общество – это общество, состоящее из закрытых гомогенных групп, не приемлющих чужаков и свободу слова.Наверняка все эти идеи кажутся вам достаточно странными. Но их объединяет и кое-что еще. Все они были высказаны влиятельными либертарианскими авторами [1] .
Либертарианство – это политическая идеология, которая на основании определенных философских идей ратует за неограниченный капитализм, полную неприкосновенность частной собственности, а также либо за уничтожение государства, либо за его исключение из экономической жизни. Это статья о том, почему либертарианство ошибочно.
В демократическом обществе критика политических идеологий, которые кажутся тебе ошибочными – это абсолютно нормально. Она не требует никаких комментариев. Мы, однако, живем не в демократическом обществе. Поэтому в этой статье перед аргументами против либертарианства должен стоять следующий «дисклеймер». В современной России либертарианцы – одни из тех, кто борется против авторитарного режима и становятся из-за этого жертвами репрессий. Участвующие в протестном движении либертарианские активисты заслуживают похвалы, а репрессии против них заслуживают отвращения. Справедливо критикуя либертарианцев за их, прямо скажем, достаточно античеловечные взгляды, мы не должны отказывать им в солидарности, когда они попадают в беду.
Это первая из двух хороших вещей, которые я скажу о либертарианстве в своей статье. Вот вторая: либертарианство – это достаточно интересная и обширная идеология. Помимо мэйнстримного течения, в нем существуют и другие – менее распространенные и иногда чуть менее сумасшедшие. К ним относится, например, движение Bleeding Heart Libertarianism (см., скажем, Tomasi 2012). Я не буду рассматривать такие направления в этой статье, потому что они пока менее заметны, и потому что в одном тексте нельзя рассмотреть все, что тебе не нравится. Вместо этого я обращусь к той линии либертарианской аргументации, которая кажется мне наиболее распространенной, – она претендует на происхождение из политической философии Джона Локка и основывается на идеях частной собственности, добровольной сделки, ненасилия и свободы.
Кроме того, я не буду обращаться к экономическим аргументами либертарианства – к тому самому «рыночек порешает». Я не буду этого делать, потому что об экономических идеях должны говорить экономисты, а я не экономист. Ограничусь лишь указанием на то, что в современной экономической теории полное устранение государства из экономики – это маргинальная идея как минимум со времен Кейнса, а история послевоенной Европы и рузвельтовской Америки показывает, что экономический интервенционизм совершенно необязательно ведет к коллапсу. Как бы то ни было, главные аргументы либертарианства имеют отношение к ценностям, а не к экономике.
Что же это за ценности?
Cвобода и принцип ненападения
Либертарианцы считают себя сторонниками свободы. Так, Мюрей Ротбард даже называет либертарианство «режимом чистой свободы» (Rothbard 1998, p. 41). Какая свобода имеется здесь ввиду? Чаще всего речь идет о негативной свободе (см., например, Narveson 1988, Гл. 3; Powell 2018). Негативная свобода – это свобода совершать действия без физического вмешательства других людей.
Негативная свобода хороша тем, что это бесхитростный идеал. Понять, произошло ли вмешательство в твои действия, как правило достаточно легко. Например, если я иду по улице, а вы хватаете меня за руку и удерживаете на месте, то вы вмешались в мои действия. Если вы пытаетесь заняться со мной сексом против моей воли, то вы тоже вмешались в мои действия. Если я стою в одиночном пикете, а вы, будучи полицейским, задерживаете меня за это, то вы опять же вмешались в мои действия. Пока воззрения либертарианцев выглядят достаточно разумно. Все эти ситуации действительно представляются вмешательством в действия человека. Однако все не так просто – рассмотрев чуть менее однозначные примеры, можно увидеть, что, на самом деле, либертарианцев волнует вовсе не свобода.
Что насчет человека, который арестован, скажем, за то, что взял вещь, принадлежащую другому человеку? Происходит ли вмешательство в его действия, когда полицейские (или сотрудники ЧОПа) скручивают его, надевают на него наручники и против воли везут в ОВД? Согласно идее негативной свободы, этот человек свободен, когда совершает кражу, и несвободен, когда его арестовывают. Это соответствует и тому, как мы используем наш язык в обыденной речи – мало кому придет в голову сказать, что вор не был свободен, когда совершал кражу и не потерял свободу, когда оказался в тюрьме [2] . Однако это вызывает у апологетов «чистой свободы» протест – в основном они не согласны с тем, что посягательство на чужую собственность может быть проявлением свободы. Либертарианская мысль делает здесь сальто-мортале, показывающее, что ее не сильно интересуют ни негативная свобода, ни практика словоупотребления (Rothbard 1998, 42).
Когда либертарианец говорит о свободе он, на самом деле, говорит не о «невмешательстве в действия», а о «невмешательстве в те действия, которые не нарушают права собственности других». Это морализованная концепция свободы (Коэн 2020, 74-75)[3]. Но ровно с таким же успехом можно заявить, что свобода остается свободой, только когда она уважает религиозные устои или когда ее проявление не оскорбительно для людей другой национальности. Таких критериев можно придумать множество и все они будут конфликтовать друг с другом. Не честнее ли согласиться с тем, что, независимо от того, хороши ли мои действия или плохи, я свободен, когда без ограничений иду по улице, и не свободен, когда полицейские надевают на меня наручники?
Более того, само понятие свободы оказывается в либертарианской теории излишним.
Согласно либертарианству, собственное тело человека – это также его частная собственность (об этом чуть ниже). Значит, все примеры нарушения негативной свободы, которые волнуют либертарианцев – это одновременно и примеры вторжения в частную собственность. А все случаи, в которых негативная свобода человека нарушается за то, что он вторгся в частную собственность, как правило не считаются либертарианцами нарушением свободы. Но зачем в таком случае вообще говорить о свободе? Почему бы не ограничиться утверждением того, что частная собственность неприкосновенна? Ответ в общем-то ясен:
«свобода» – это привлекательный бренд, от которого не хочется отказываться. Тем не менее, факт остается фактом: никакой самостоятельной роли свобода в либертарианстве не играет.
Кажется естественным считать, что в этой ситуации оба совершили нападение, а разница лишь в том, что нападение Ивана на Петра была справедливым актом воздаяния. Значит ли это, что принцип не-нападения осуждает оба поступка? Если следовать ему напрямую, то, пожалуй, да. Однако либертарианцы с такой трактовкой не согласны. «Нападение» это для них морализованное понятие, оно изначально обозначает нечто плохое (Zwolinski 2016). Но, как и в случае со свободой – которая изначально обозначает для либертарианцев нечто хорошее – это не то, как мы используем это слово в обыденной речи и даже не то, как оно объясняется в словарях.
Если нападение (или агрессия) на самом деле всегда означает «несправедливое нападение» (или «несправедливая агрессия»), то принцип ненападения – это бесполезный трюизм. Подставим в формулировку принципа то значение агрессии, которое либертарианцы действительно имеют в виду: «…ни один человек или группа людей не должны осуществлять несправедливую агрессию против чьей-либо личности или собственности». Это похоже на увещевания в стиле кота Леопольда, но проблема даже на в этом, а в том, что данный принцип не говорит нам абсолютно ничего, ведь чтобы следовать ему, нам нужно знать, что значит поступать справедливо. Чем же в либертарианстве определяется несправедивость нападения? Тем, что оно нарушает права собственности. И тут мы опять сталкиваемся с той же проблемой, что и в случае свободы. Если нападение всегда нарушает права собственности, то зачем нам вообще нужен принцип ненападения? Почему бы не ограничиться указанием на священность прав собственности?
Как и либертарианское представление о свободе, принцип ненападения – это излишек, придающий либертарианству определенный лоск, но не добавляющий смысла.
Собственность
В чем же заключается либертарианская концепция собственности? Тут есть два аспекта: собственность на себя ( самопринадлежность ) и собственность на ресурсы. Говоря о первом аспекте, либертарианцы утверждают, что человек является единственным полноценным собственником своего тела. Он обладает в отношении него такими правами, какими рабовладельцы обладали в отношении рабов. Подчас либертарианские авторы доказывают это с помощь достаточно странных методов [4] , но в целом это интуитивно привлекательная идея, которую принимают не только либертарианцы, и которую наверняка можно обосновать и другими способами. Например, феминистский лозунг «Мое тело – мое дело» по сути тоже содержит принцип самопринадлежности.
В связи с этим возникает два вопроса. Во-первых, действительно ли из идеи самопринадлежности следует то, что говорят либертарианцы? Во-вторых, убедительна ли такая концепция добровольной сделки? Ответ на последний вопрос будет дан ниже (спойлер – нет, она не убедительна). Что же касается первого вопроса, то либертарианские выводы следуют из идеи самопринадлежности только при дополнительном условии.
Иллюстрации Полины Никитиной
Иллюстрации Полины НикитинойДело в том, что доход не появляется исключительно из нашего использования своего тела. Помимо них, нам необходимы внешние ресурсы — будь это инструменты, сырье или даже просто пространство. Соответственно, важно не только то, кому принадлежит наше тело, но и то, кому принадлежат эти ресурсы. Для либертарианцев они изначально не принадлежат никому, но любой может их себе присвоить (см. Нозик 2008, 194-198, 222-232; Rothbard 1998, 34; Ротбард 2009, 41-48; Narveson 1988, Гл. 6). Некоторые либертарианцы считают, что приватизатор обязан выплатить другим членам общества компенсацию за присвоение, другие не ставят такого условия.
Самопринадлежность приводит к антиэгалитарным (то есть ведущим к неравенству) выводам только тогда, когда идет «в одном пакете» с этой концепцией присвоения. Но, согласившись с тем, что каждый обладает самопринадлежностью, мы вполне можем утверждать, что ресурсы изначально находятся в совместной собственности всего человечества (см. Jedenheim-Edling 2005). Можно ли в таком случае сказать, что принудительное перераспределение нарушает самопринадлежность? Разумеется, нет. Для получения дохода требуются материальные ресурсы, которые находятся в совместной собственности. Но то, что ресурсы находятся в совместной собственности, означает, что у собственников есть право вето. А это значит, что они могут просто блокировать доступ к ресурсам тем, кто не хочет делиться доходом. При этом самопринадлежность последних нисколько не будет ущемлена — совместная собственность касается лишь внешних ресурсов, но не людей. Есть и другие варианты: например, мы можем сказать, что у каждого человека есть право на равную долю всех ресурсов (см. Steiner 1994). В такой концепции – ее можно навать концепцией долевой собственности – либертарианские выводы также не будут убедительны.
Либертарианская теория собственности на ресурсы не только не является единственно возможной, но еще и обладает множеством недостатков.
Во-первых, в либертарианской концепции преимущество в доступе к ресурсам оказывается у наиболее сильных, талантливых и безжалостных – для остальных ситуация достаточно мрачная.
Во-вторых, такая концепция присвоения может вести к нерациональным результатам – огромное количество собственности может оказаться у того, кто сумел быстро захватить ее, но управляется с ней абсолютно бездарно. В-третьих, благодаря присвоению, приватизатор получает не только материальное благополучие, но и власть над другими – теперь у него есть чрезвычайно мощное переговорное преимущество, с помощью которого он может начать диктовать другим свои условия, не задумываясь об их интересах (подробнее о переговорных преимуществах см. ниже). В-четвертых, такая концепция не учитывает интересов будущих поколений. Если у «изначального приватизатора» будут потомки, то, скорее всего, он оставит свою собственность им в наследство, и они, вполне вероятно, сделают потом то же самое. Таким образом, может сложиться ситуация, когда собственность передается династически, а потомки большинства не имеют к ней доступа просто потому, что изначальное присвоение происходило по принципу «кто успел, тот и съел».
Насколько серьезны эти возражения? Если мы исходим из ценностей Просвещения, в рамках которых каждая личность – это моральный субъект, обладающий равным с другими статусом, то они кажутся достаточно серьезными. Либертарианская концепция присвоения очевидно открывает большой простор для произвола. При этом альтернатива ей возможна – собственно говоря, у нас нет никаких поводов считать, что ресурсы – это «ничейная территория», дожидающаяся первого попавшегося приватизатора. Выше я уже упомянул два альтернативных варианта – концепцию совместной собственности и концепцию долевой собственности. Есть и другие опции [5] . Учитывая упомянутые выше дефекты либертарианского присвоения, отказаться от нее в пользу одной из них кажется достаточно разумным. Для сторонников «режима чистой свободы» это, разумеется, плохие новости, ведь самопринадлежность будет приводить к либертарианским выводам исключительно вкупе с антиэгалитарной теорией присвоения.
Добровольность
Как мы уже видели, понятие добровольной сделки очень важно для либертарианцев. Они уверяют, что общество неограниченного рынка – это общество, построенное на именно такого рода сделках. Любое вмешательство в них – есть, с точки зрения либертарианцев, недопустимое принуждение. Это очень важная идея – например, из нее следует, что государство не должно ограничивать продолжительность рабочего дня или устанавливать минимальный размер заработной платы. Делая это, оно вмешивается в добровольную сделку между рабочим и работодателем. В основе такого видения лежит определенная концепция того, что такое принуждение и что такое добровольность. В наиболее подробном виде ее высказал влиятельный либертарианский философ Роберт Нозик (Nozick 1998). Говоря вкратце, идея в следующем: принуждение — это влияние на другого человека c помощью угрозы (то есть с помощью обещания ухудшить его ситуацию). Классический пример принуждения – это вооруженное ограбление, в ходе которого преступник ставит жертву перед выбором — жизнь или кошелек. Противоположность угрозы – это предложение, то есть обещание улучшить ситуацию взамен на что-нибудь. Это очень удобная в обращении концепция: если один человек делает что-то из-за угрозы со стороны другого, то речь идет о принуждении, если же он делает что-то из-за обещанной выгоды того, то это добровольная сделка. Поэтому нищий рабочий, соглашающийся на условия капиталиста, не действует по принуждению, ведь в этой ситуации нет никакой угрозы: условия, которые предлагает капиталист для нищего, в любом случае лучше, чем безработица.
Насколько это убедительно? Рассмотрим два следующих примера. Иван попал в сложную ситуацию — во время прогулки на него упало дерево. Иван чувствует, что оно передавило ему важные органы, и что, возможно, если он не вылезет из под него, то через несколько минут умрет. Выбраться из-под дерева самому у него не получается из-за травм. Так вышло, что рядом с упавшим деревом оказывается другой человек, назовем его Петр. Петр может легко спасти Ивана, слегка приподняв дерево — это даст Ивану время выползти из-под него. Тем не менее, Петр ставит Ивану условие — он сделает это только если Иван сейчас же переведёт ему все сбережения, которые есть у него на банковском счете. Иван соглашается.
Второй пример. Ирина — мать смертельно больного ребенка, чье состояние требует дорогостоящего лечения. Денег на такое лечение у Ирины нет, а время на исходе. Ей делает предложение чрезвычайно богатый предприниматель — если она проведет с ним ночь, то он легко оплатит все нужные процедуры и лекарства, это будет стоить ему лишь ничтожную крупицу состояния. Ирина соглашается.
Почему либертарианская концепция добровольности выглядит столь странно в применении к подобным случаям? Скорее всего, потому, что на интуитивном уровне мы понимаем: принуждение – это вопрос не только и не столько о том, что имело место: предложение или угроза. Это вопрос о том, каковы переговорные позиции сторон. Предприниматель, домогающийся Ирины, знает, что та не может оплатить лечение ребенка самостоятельно. Он также знает, что отказ от его предложения будет иметь для нее несравнимо более чудовищные последствия, чем для него. Его переговорные позиции гораздо сильнее, поэтому он может навязать ей свою волю.
Строя концепцию принуждения не на противопоставлении предложений и сделок, а на анализе неравенства переговорных позиций, можно описывать как классические примеры принуждения – вроде ограбления – так и более сложные случаи, вроде приведенных здесь. Следовательно, такая концепция более привлекательна, чем та, что предлагается либертарианцами, ведь последняя может описывать лишь достаточно узкий спектр ситуаций. Вряд ли эту альтернативную концепцию имеет смысл пересказывать в рамках популярной статьи – это может увести дискуссию в чересчур техническое русло. Тем, кого волнует этот вопрос (и в особенности либертарианцам) можно посоветовать ознакомиться с уже не новой, но не потерявшей остроты статьей Джоан Макгрегор «Преимущества в переговорных позициях и принуждение на рынке» (McGregor 1988).
Тот факт, что либертарианское видение добровольности неадекватно, имеет важные политические следствия.
Если инструментом принуждения могут быть не только угрозы, но и неравенство переговорных позиций, то картина рынка как царства добровольности рушится,
ведь многие рыночные сделки – особенно те, что заключаются в условиях бедности – начинают выглядеть совершенно по-другому. Более того, если мы хотим, чтобы в основе человеческого общения лежала добровольность, то придется озаботиться выравниванием переговорных позиций, а это невозможно сделать без таких ненавистных либертарианцам вещей, как борьба с неравенством, социальная защита и наложение ограничений на бизнес.
Почему это вообще кого-то убеждает?
Итак, что мы имеем в итоге? В основании либертарианства лежит идея справедливого присвоения и идея добровольной сделки. Обе эти идеи неубедительны.
Либертарианцы также говорят о свободе и ненападении, но это идеи-паразиты, не имеющие собственного содержания, а полностью зависящие от либертарианской концепции собственности. Почему тогда в России либертарианство обладает сравнительной популярностью и занимает ту нишу молодежной политики, которая обычно остается за левыми?
Я думаю, есть две основные причины. Во-первых, либертарианство – это идеология, позволяющая посмотреть на политику с точки зрения радикальной системы ценностей и принципов, претендующих на логичность и последовательность. Да, на деле с логичностью и последовательностью все выходит не так хорошо, но либертарианцы, по крайней мере, пытаются. На такого рода нормативную политическую теорию есть спрос, который не могут удовлетворить ни центристы, у которых радикальные идеи отсутствуют по определению, ни левые, по традиции презирающие попытки рассуждать о политике с точки зрения принципов и ценностей. Во-вторых, либертарианство хорошо резонирует с отвращением к своему государству, которое так или иначе испытывал почти каждый россиянин. Живя в олигархической антиутопии, вроде нашей, легко поверить в ложную идею о том, что государство может быть только таким.
Два этих фактора создают в России благодатную почву для либертарианских настроений. Впрочем, мировой опыт говорит о том, что сторонники «режима чистой свободы» навряд ли добьются долгосрочного успеха – либертарианские партии почти никогда не набирают достаточно голосов для того, чтобы войти в федеральный парламент, да и в местных парламентах тоже оказываются очень редко. Для избирателей они чересчур эксцентричны и, посмотрев на праймериз Либертарианской партии США, несложно понять, почему. Это, впрочем, не значит, что российские либертарианцы безвредны. Да, навряд ли их ждут электоральные победы, но сдвинуть интеллектуальный климат вправо можно и без представителя в Думе.
Источники
Коэн, Д. Совместимы ли свобода и равенство? М.: Свободное марксистское издательство. 2020
Нозик, Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН. 2008
Ротбард, M. К новой свободе. Либертарианский манифест. М.: Новое издательство. 2009
van Dun, F. Freedom and Property: Where They Conflict. // mises.org URL: https://mises.org/library/freedom-and-property-where-they-conflict (29.09.2020)
Hoppe, H.-H. The Economics and Ethics of Private Property. Alabama.: Ludwig von Mises Institute. 2006
Hoppe, H-H. Democracy. The God That Failed. The Economics and Politics of Monarchy, Democracy and Natural Order. New Brunswik and London.: Transaction Publishers. 2011
Feser, E. Social Justice Reconsidered: Austrian Economics and Catholic Social Teaching // edwardfeser.org URL: (http://www.edwardfeser.com/unpublishedpapers/socialjustice.html) (28.09.2020)
Jedenheim-Edling, M. The Compatibility of Effective Self-Ownership and Joint World-Ownership //Journal of Political Philosophy, Vol.13(3). 2005. pp. 284–304
Narveson, J. The Libertarian Idea. Philadelphia.: Temple University Press. 1988
Nozick, R. Coercion // Socratic Puzzles. Cambridge and London.: Harvard University Press. 1999. pp. 15-45
McGregor J. Bargaining Advantages and Coercion in The Market // Philosophy Research Archives, Vol. 14. 1988. pp. 23-50
Otsuka, M. Libertarianism without Inequality. Oxford.: Clarendon Press. 2003
Risse, M. On Global Justice. Princeton.: Princeton University Press. 2015
Rothbard, M. Ethics of Liberty. NY and London.: New York University Press. 1998
Steiner, H. Original Rights and Just Redistribution // Vallentyne, P., Steiner, H. (Eds) Left-Libertarianism and Its Critics: The Contemporary Debate. NY.: Palgrave. 2000. pp. 74-122
Steiner, H. An Essay on Rights. Oxford UK, Cambridge USA.: Blackwell. 1994
Tomasi, J. Free Market Fairness. Princeton and Oxford.: Princeton University Press. 2012
Zwolinski, M. The Libertarian Nonagression Principle // Social Philosophy and Policy, Vol. 32(2). 2016. pp. 62-90