Крапивинский мальчик что значит
Крапивинский мальчик что значит
Да, именно — «не в ходу». выводится из обихода.
Половина из перечисленных авторов (Гайдар, Панова, Погодин и Прилежаева — точно) частенько откапываются на городских мусорках, когда бываю в Туле. Равно как и много менее известных.
И в библиотеках (государственных) мои находки в дар не берут — будто брезгуют. «Плохие» стали бывшие талантливые и признанные писатели?
Сами, под влиянием идеологических пертурбаций, не прочитали в 90-х, а теперь — отучили читать и своих детей.
А Крапивину — пока везёт. Гиперпопулярен. Вот, отсюда одна из причин мифа об особенных «крапивинских мальчиках». Миф переборчивых и беспамятных потребителей, выкинувших в помойку «растрёпанное советское старьё», но покупающих (в т.ч. через интернет) «новинки».
Другая же причина — особый педагогический (в первозданном смысле этого слова) подход автора. Как симпатичных, так и отрицательных персонажей он, как и положено детскому писателю, наделяет не только сюжетно-, но и дидактивно-ценными качествами, демонстрируя юному читателю такие модели поведения, разрешения проблем, на которые в реальной жизни способны далеко не все даже взрослые. Оттого и возникает впечатление надуманности, «особости», акцентуирования образа.
Да, отчасти это есть. Без этого нет ИСКУССТВА. Но важно, что оценки эти — оценки придирчивых взрослых. Детское же сознание, насколько помню, принимает и сильнейше переживает за них, как за реальных друзей. Без сомнений. Сказочный антураж — тоже не сбивает. В этом высокое мастерство автора: острейшая память детства и взгляд с позиций читателя-ребёнка.
Крапивинские мальчики
Читая книги Владислава Крапивина, невозможно не заметить, что его главные герои особенные. Чем же они отличаются от обычных мальчишек? Кто они такие, эти «крапивинские мальчики»?
Но мне всегда было жаль, что так мало места в жизни этих мальчиков отведено девочкам. Это было несколько обидно. Поскольку я, девочка, очень любившая книги Крапивина, всё время ждала, что вот, наконец, появится среди главных героев книги не просто девочка, а «крапивинская девочка». С теми же жизненными принципами, что и у мальчиков в его повестях.
А ещё лучше, если один из «крапивинских мальчиков» испытает первое трепетное чувство влюблённости в девочку. Ведь так часто в детских книгах описывается первая любовь и дружба между мальчиком и девочкой. Чистая, возвышенная. Именно такое чувство может быть именно в таких же чистых и возвышенных мальчиках, изображённых Владиславом Крапивиным.
А девочки? А девочки очень хотят, чтобы такие мальчики были в них влюблены.
Вот тут у некоторых испорченных взрослых начинают закрадываться ненужные вопросы. А что это за мальчики такие, которые девочками плохо интересуются? Почему они трепетно относятся к дружбе друг с другом? Почему у них всегда какие-то возвышенные цели? И почему они всегда готовы бороться с кем-то или с чем-то? Если нет реального сопротивления чему-то, то можно просто придумать эту борьбу.
Какой образ рождается у вас при описании, сделанном выше? Ну же! Вы отлично знаете этот персонаж. Раньше эту книгу знал любой школьник. Некоторые подражали.
Вам никого не напоминает подобное отношение к женщинам? Готовность бороться с любыми врагами, даже выдуманными. Друг, напарник, оруженосец. Отрешённость от реалий жизни и возвышенность, граничащая с фанатизмом. Честь и доблесть!
Да, это всем известный Дон Кихот.
И будете не правы. Дон Кихоты живут среди нас!
Что сразу снимает все неудобные вопросы по поводу отношения к девочкам и трепетной дружбе между мальчиками, к зашкаливающей гордости, чести, к борьбе ради благородной цели. Не стоит ждать от «крапивинских мальчиков» того, что им не свойственно по натуре. Да, они честь имеют! Некоторым удаётся пронести это через всю жизнь. Да, они трепетно относятся к мужской дружбе. Да, они восхищаются женщинами и защищают их. Да, они неисправимые фантазёры и не могут жить без готовности отдать жизнь за идею, за Родину, за всё, что дорого их сердцу.
Они такие! Это ни хорошо, ни плохо. Просто не стоит ждать от Дона Кихота поступков Жюльена Сореля, Д’Артаньяна или князя Мышкина.
Читая книги Владислава Крапивина лучше просто наслаждаться тем миром, которым он делится с читателем, своим внутренним миром и своими мечтами.
Трудная честность крапивинских мальчишек
Их было не так много, но они манили. Даже названиями: «Журавленок и молнии», «Мальчик со шпагой», «Синий город на Садовой», «Мушкетер и фея»… И они открывали передо мной особый мир, потому что вокруг все было совсем по-другому.
Впрочем, нет. В произведениях Крапивина было то же, что вокруг меня: школьные будни, долгое ожидание родителей в тихой квартире, грязные сугробы за окном, книжный мир под лампой и мечты о приключениях. Но герои его – эти вихрастые мальчишки с острыми коленками, мальчишки из обычных семей, из обычных квартир, – ставили передо мной какую-то трудную, почти невыполнимую планку. Они боролись с несправедливостью и, как Дон Кихот, были заранее обречены на поражение. Да, книги могли заканчиваться победой, но было понятно, что победа эта – небольшая, сражение – одно из многих, и удастся ли выйти живым из этой битвы – непонятно.
Недавно я перечитала книгу «Колыбельная для брата». Впечатление было сложным – сейчас, будучи взрослой, имея своих детей, я понимаю опасность и серьезность некоторых положений, вижу под другим углом детские обиды и травмы, взрослую черствость и несправедливость. И очень хочется, чтобы на пути моих детей никогда не встала формалистка-учительница или хулиган Дыба со своей наглой ухмылочкой. Только вот гарантии такой нет.
Честность и доверие
И вот этого мальчишку, который ненавидит ложь, обвиняют в воровстве. Глупо получилось: он прятался в учительской от завуча, которая загоняла ребят на хор, отбирая дневники. А после этого студентка-практикантка не нашла свой кошелек.
Эти книги полезны и нам, родителям, учителям: они ставят вопрос, какие мы взрослые и каких взрослых вырастим
До Кирилла долго не доходит, почему все – и директор, и классная руководительница – к нему прицепились. Лишь в конце разговора он понимает: его считают вором. Это самое страшное: не «родителей в школу», не двойки по поведению, а то, что тебе не верят, что тебя априори готовы обвинить в преступлении.
У меня всегда, с детства, во время чтения повестей Крапивина где-то в горле возникает горький комок. Хочется кричать, что это несправедливо, хочется защищать и оправдывать героя. Однако…
Да, взрослые люди поступили бы мудрее, наверное: не стали бы волноваться, дерзить, обижаться. Они бы смогли спокойно и аргументированно доказать свою правоту, посрамить обвинителя. Но в том-то и дело, что герой повести – ребенок. Умненький, чуткий, честный и смелый, но всего лишь ребенок. Он действует, руководствуясь имеющимся у него опытом. Мудрые взрослые это понимают, поддерживают и направляют его. Неумные – стараются унизить. И с этой точки зрения книги Крапивина полезны нам, родителям, учителям, тем, кто сталкивается с невзрослыми людьми. Писатель словно бы ставит нас перед зеркалом: кто мы? какие взрослые? и каких взрослых мы вырастим?
Такая разная справедливость
Кирилл все-таки выяснил, кто украл деньги. Они с одноклассницей провели целое расследование и поймали преступника. Только… легче от этого не стало – скорее наоборот.
До этого Кириллу, несмотря на случай с кошельком, было легко и хорошо: он-то не виноват. А теперь, когда выяснились обстоятельства и осталось только разоблачить преступника, в Кирилле откуда-то появилось чувство вины:
Чуткий к чужой боли понимает: обличить и растоптать виновного легче всего – только неправильно это
«– Подожди, – попросил Кирилл.
Зачем надо подождать, он и сам не знал. Мысли перепутались. И вырастала едкая досада на самого себя. Как он сказал: “Сдавайся, Петенька”. Со скрытым торжеством и снисходительностью. Подумаешь, Шерлок Холмс какой, отыскал опасного бандита! Этот несчастный Чирок даже выкручиваться не умеет. Другой мог бы наплести кучу историй и отпереться намертво…»
У Крапивина всегда так: есть те, кто все знает и кто всегда прав, но только правотой своей они придавливают остальных. Да и не бывает на свете безгрешных людей. И невиновный, если он обладает чуткостью к чужой боли, вдруг понимает: обличить и растоптать виновного легче всего. Только неправильно это.
Кошелек украл одноклассник Кирилла Чирков. Тихий, незаметный, молчаливый мальчишка из тех, кого никто не обижает, но никто с ним и не дружит. Серая, неинтересная личность. Только вот зачем?
Неравнодушие и великодушие
В 1999 году Владислав Петрович написал повесть «Дело о ртутной бомбе». Один из ее героев стащил у мамы большую сумму денег, чтобы помочь солдату, бежавшему из части: тот не выдержал издевательств «дедов». Плохо поступил мальчишка? Конечно, плохо! Воровство, укрывательство дезертира. Только он, как мог в свои девять лет, пожалел, как умел, помог. А мог бы равнодушно пройти мимо, а мог бы выдать властям…
«– Зачем ты от нас убегал? – спросил Кирилл.
Чирок пожал плечами.
– Ну… я почему-то догадался.
– А чего бежать-то? Куда денешься?
– Я просто от дома. Чтобы не при маме…
– Все равно узнает, – с неловкостью сказал Кирилл. Словно он был виноват в бедах, которые скоро обрушатся на Чирка. И он почувствовал благодарность Женьке, когда она спросила:
– А что, у мамы правда больное сердце?
Чирок по очереди взглянул на нее и на Кирилла. И стал смотреть на свои стоптанные сандалии.
– Да нет, – проговорил он. – Сердце обыкновенное. Просто ей сейчас нельзя нервничать, у нее ребенок будет…
Со странной смесью жалости, злости и облегчения Кирилл тряхнул плечами, словно сбросил что-то. Твердо глянул на Женьку, предупреждая, чтобы не спорила. Потом сказал Чирку:
– Продай велосипед, а деньги отошли этой студентке. По почте или как хочешь. Как адрес узнать, сам придумай. В общем, это твое дело.
– Ну… и что? – недоверчиво спросил Чирок.
– Ну и все, – жестко сказал Кирилл. – И живи. Никто, кроме нас, ничего не знает и знать не будет.
Тут Кирилл впервые увидел, что означает выражение “просветлело лицо”. Ничего на лице Чирка вроде бы не изменилось, и все же оно стало совсем другим. Словно чище и даже красивее. И глаза у него сделались как у маленького мальчика, которому пообещали чудо.
– И вы по правде… никому?
– Никому. Зачем нам, чтобы ты мучился? – ответил Кирилл. – Ты и так хлебнул. Если совесть есть, сам поймешь».
Принять такое решение, как это сделали Кирилл и Женька, – это большая ответственность, конечно. Но и милосердие тоже большое.
Трудности и преодоления
Если бы дальше все было хорошо и радужно, это не был бы Крапивин. Всегда он говорит о вещах, которые предпочитают не обсуждать. О том, с чем не справиться, например, школьной бюрократической машине. Зато можно бороться с этим своими силами – глупо, по-донкихотовски, каждый бой воспринимая как решающий.
«– Нет никакого отряда. Неужели ты не понимаешь?
Нет, она не понимала. Она очень удивилась.
– А ничего. Просто тридцать семь человек и Ева Петровна Красовская. Отряд – это когда все за одного. А у нас? Одного избивают, а остальные по углам сидят.
– Зря ты так, – примирительно сказала Женька.
– Нет, не зря. Почему никто не заступился? Ну, за меня и за других, на кого зря наклепали, – ладно… А за Чирка, когда его Дыба мучил?
– Но он же не говорил.
– А почему не говорил?
– Знаешь. Потому что бесполезно было.
– А потому что боимся. Потому что шпана сильнее нас… хоть мы и гордость школы, правофланговый тимуровский отряд. Ура-ура! Зато у нас на смотре строя и песни первое место! За шефство над старушками благодарность. За вечер немецкого языка – премия…»
Этим грустным, но правдивым пассажем Кирилл мог бы ограничиться. Но чувство, живущее внутри (сложно описать его одним словом: совесть, смелость?) не давало покоя. Заставило спасать полезшего в ледяную воду за кошельком Чирка. Заставило хлопотать у его постели, когда он заболел, думать и переживать о нем. Отстаивать его перед учителями. Организовать патруль, защищающий ребят от хулиганов. Столкнуться с Дыбой и его бандой, хотя бой был заведомо неравный.
Вечер, проведенный над книжкой, заставил меня покраснеть, и не раз. Потому что порой, говоря своим детям о добре и справедливости, я произношу что-то чужое и формальное, привычное, затверженное, мало отношения имеющее к моей и их внутренней жизни. Воровать плохо, несомненно, только достаточно ли этого для человека, которому не все равно, что происходит с его душой?
И здесь все усложняется. И вспоминаешь святых, которые брали на себя совершенно немыслимые грехи: блуд, воровство. Зачем? Ведь им поверил бы любой: еще не завершившаяся земная жизнь свидетельствовала об их святости. А всё очень просто на деле, просто – и сложно. Они любили и жалели людей. Гораздо больше, чем себя.
Важно быть в согласии с совестью, с голосом Божиим в сердце
И самое непростое здесь, мне кажется, – научить ребенка смотреть вглубь. Отбрасывать поверхностное, формальное решение проблемы, искать то, которое подсказывает совесть, подсказывает душа-христианка. Порой оно сложное, нелогичное, глупое, непрактичное, «безумие для мира». Зато правильное. Есть хорошее старинное выражение: «по-Божески»…
И, замирая, сжимаясь внутри, я понимаю: прав Крапивин. Пусть будет сложно, и тяжело, и опасно, зато без подлости и лжи. Пусть эти пронзительно-честные упрямые мальчишки говорят моим детям – словами и делами – о том, как надо защищать слабых и бороться с несправедливостью, даже если враг сильнее тебя.
Потому что это – по-христиански. Господь никогда не говорил нам, что будет легко, и сыто, и комфортно, и приятно. И мы постоянно сталкиваемся с дилеммами: сказать или промолчать, протянуть руку или пройти мимо, вступиться или отступить. И даже если ты будешь смешон и поступки твои воспримут как нелепость, самолюбование, стремление прославиться – мало ли обвинений можно предъявить человеку, – важно идти до конца. Быть в согласии с совестью, с голосом Божиим в сердце. Вот этому нам всем – и детям, и взрослым – стоит поучиться у крапивинских мальчишек.
LiveInternetLiveInternet
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Статистика
Судьба крапивинских мальчиков
Честно говоря, очень многие крапивинские герои меня настораживали всегда. И, как я теперь понял, не зря, когда я узнал о духовной эволюции описавшего их автора. Не хочу сказать, что считаю В.П. Крапивина дрянью только потому, что он верит в бога. Но это все же симптоматично.
В результате, теряя что-нибудь из этого набора, они совершают подчас совершенно недостойные или просто наивные и глупые поступки.
А вот остаться по-настоящему ОДНОМУ и не сломаться, не оскотиниться. Для этого надо быть немного циником. Перестать уважать людей и их мораль, но не перестать уважать себя. А людям вообще свойственно сбиваться в стадо.
Вот походил я на форум, размещенный на сайте В.П. Крапивина. Там постоянно сидят какие-то «добрые дяди», которые готовы наложить в штаны от одного упоминания слова «насилие». Свою трусость они называют гуманизмом, а на деле, декларируя прямо или косвенно «непротивление злу насилием», они всего лишь находят оправдание собственной трусоси и конформизма.
А ведь все читали Крапивина! Может быть, кто-то из них даже и под парусами ходил, и в горн трубил, и песни пел, и слова красивые говорил.
Не так давно смотрел я документальный фильм о серии преступлений в городе Невинномысск. Некий гражданин, который во время 2-й Мировой войны пережил психологическую травму, испытывал возбуждение при виде мальчиков, которые корчились повешенными в петлях. Он это зрелище снимал на видео.
Для того, чтобы завлечь мальчиков, он создал туристический клуб. Там тоже были паруса-походы и т.п.
Я не хочу проводить прямых параллелей и не имею в виду, что под благородным образом «Каравеллы» скрывается нечто столь же грязное. Подобные обвинения, уверен, уже не раз звучали и опровергались.
что бывает, когда вырастают крапивинские мальчики
В какой-то момент их любовь перестает расти вместе с ними, и уже не разрывает сердце так, что хочется излить ее на весь мир, а становится обычной, тривиальной привязанностью к какой-то женщине, какому-то месту, какой-то жизни. А те немногие, души которых не могут измениться, не могут стать Настоящими Взрослыми, остаются где-то в промежутке, или просто уходят рано. Уходят такими, какими их стОит запомнить.
«Это любовь, братишка. Просто любовь»
Есть каждый час, исполненный смысла,
Есть нервная суета.
И кто-то уйдет,
А кто-то встанет под пули, но не предаст
.
Есть вспышки, что длятся доли секунды,
Есть свет, что будет всегда
Есть просто друг,
И есть друг, который никогда не предаст.
(навеяно Fleur и фильмом «Дом на краю мира». Советую)
В тот день он с другими активистами проводили акцию «Еда вместа бомб». Во время её проведения были замечены несколько бон-хэдов, наблюдавших за участниками, которые вскоре скрылись.
После того как акция была окончена и ребята стали расходиться, около 15 нацистов набросились на Тимура и Максима Згибова, которые остались одни, и стали зверски их избивать, а затем сбежали.
Друзья обнаружили Тимура и Максима лежащими в крови. Скорая приехала только через 20 минут.
Басист гр.ПОТОМ БУДЕТ ПОЗДНО Макс «Згибов»,пострадавший в той же стычке сейчас находится в больнице с ножевыми ранениями. Состояние удовлетворительное.
Тимур был нашим другом, многие из нас знали его лично. Поэтому произошедшее особенно страшно и болезненно для нас.
Мы помним.
Мы не простим.
Люди, которым под 40 и которые смелые, настоящие, увлеченные и, главное, неравнодушные конечно встречались. Уж не знаю, были ли они крапивинскими мальчиками ( и девочками) в детстве, но во взрослом возрасте на командоров вполне тянут. Они врачи, журналисты, спасатели, и, даже, один батюшка; очень много педагогов, вокруг которых собирается живой и активный народ.
Каравелловцы, которые давно выросли тоже встречались. Они разные. Есть очень замечательные!
А есть. ну просто не верится даже, что хорошие книжки читали, в отряд ходили. Не знаю, почему так выходит. Просто каждый выбирает свой путь.
Вообще-то трудно разделить людей на «крапивинских» и «нет». В разных ситуациях люди поступают по разному. Нет всегда хороших и всегда плохих. Вот в нашем дворе один мужик жил, гад и сволочь редкостная. Подбегает однажды к их компании маленькая девочка: «Там во дворе моего брата бьют! Помогите!» Так этот мужик первым на помощь бросился.
Прощаясь с Командором
РI: мы хотим почтить память не просто выдающегося детского писателя Владислава Крапивина, но одного из главных воспитателей советского и российского юношества, одного из подлинных героев нашего времени. Статья Натальи Войковой – выражение признательности одному из тех людей, благодаря которым слово «советское» не является осуждением и ругательством, но обозначением какого-то важного эпизода отечественной истории, в котором оставалось место и подвигу, и благородству.
Первого сентября умер писатель Владислав Крапивин. С ним ушла эпоха. Совсем ушла.
Для меня это не просто имя, промелькнувшее в утренней новости. Со знакомства с Крапивиным у меня началось всё: настоящие (на всю жизнь) друзья, просмоленные лодки, лошади, рапиры, фотоаппараты, мотоциклы, первые описанные на бумаге истории, университеты, журналистика. Я и сейчас часто меряю людей по «читал или не читал в детстве Крапивина». И если читал, то точно «свой».
Крапивин – это детство. Светлое и честное. Сколько миллионов мальчишек выросли настоящими мужчинами, читая его книги. Сколько девчонок были вдохновлены этими мальчишками, осваивали эти же качества, и твердо знали, что в далеком Свердловске живет благородный Сережа Каховский, и таким как он должны быть все мальчики. Сколько людей поколения Х получили, благодаря Крапивину, свой независимый, яркий и дерзкий мир.
Крапивин, это еще и Царскосельский лицей советского образца, воспитавший целую плеяду личностей государственного масштаба. Это книжная тень канувших в лету коммунаров, сильных и энергичных. Непременно с открытыми лицами и широкими честными улыбками. Это походная юность и первые компании по интересам.
Но мир действительно изменился. Под моим постом о крапивинских книгах в Фейсбуке, мамы своих юных сыновей оставляли такие комментарии: «почитаю ему на ночь – сам ни в какую», «надо глянуть его аудиокниги. Для разнообразия». В мои одиннадцать мне было бы сложно отбивать у пиратов фрегат или нестись на помощь к второклашкам в маминой озвучке. Они другие. И страна другая – многие лозунги и идеи давно устарели и воскрешению не поддаются, как не тужься. Но базовые понятия остались теми же. Ими и были наполнены крапивинские книги: о благородстве, внутреннем стержне, отваге и сострадании, о мечтах и первых конфликтах, о красоте.
Феномен Крапивина в его «производстве настоящих людей». Подобным был феномен еще одного педагога, уже с мировым именем, – Антона Макаренко. Но «три кита» его системы – воспитание трудом, игра и воспитание коллективом – были искажены рутиной советской школы (достаточно вспомнить скучные уроки труда). Позже японские социальные технологи, изучив советского классика, вернули нам нашего Макаренко в виде понятия «корпоративной культуры» и многочисленных тренингов по «умению работать в команде».
Говорят, Крапивина японцы тоже переводили…
Путь «Каравеллы»
Все началось с того, что свердловский парень Слава Крапивин, литсотрудник журнала «Уральский следопыт», летом 61-го собрал из слонявшихся без дела мальчишек дворовый отряд команду фрегата «Бандерилья». Фрегат был сооружен из надутых автомобильных камер, а парусник – из черных штор, после чего 22-летний капитан всерьез повёл свою команду в плаванье.
Позднее бравый экипаж назвался отрядом «Каравелла». А, спустя несколько лет, над отрядом взял шефство мощный идеологический флагман – столичный журнал «Пионер», членом редколлегии которого к тому времени уже стал Вячеслав.
Крапивин создал отряд под свою педагогическую методу. Суть её заключалась в том, что полноценная личность формируется в коллективе, объединенном общим интересным делом. Такие дела Командор (так его называли мальчишки) не уставал придумывать: строить настоящие яхты и ходить под парусами, изучать историю флота и осваивать морские навыки, фехтовать на рапирах, снимать фильмы на ручную кинокамеру, писать заметки для настоящих газет и журналов.
Постепенно «Каравелла» обзавелась детским пресс-центром, литературным альманахом «Синий краб» и киностудией с хулиганским названием FIGA. Но настоящей гордостью отряда и предметом зависти всех советских школьников была парусная флотилия «Каравеллы». Наверное, и сейчас нигде в мире нет другой такой детской эскадры.
В Москве о «Каравелле» даже издали брошюру «Море в конце переулка», а мальчишки из этого отряда становились звёздами телесюжетов о счастливом детстве в СССР.
В 1980 году Свердловский горком выделил клубу большое помещение, в котором «Каравелла» занимается и сейчас (у организации, кстати, вполне живой сайт https://carabela.ru) и много своих групп в соцсетях. А это значит, что бренд «Каравелла» жив, не смотря на разогнавшееся время.
«Корабля еще не существовало тогда, в эпохе 60-х, но он был в другом параллельном пространстве детской и взрослой фантазии… Все получилось потому, что в команде был писатель-сказочник, который уже начинал творить чудеса на страницах своих произведений. Он верил, что «мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» и утверждал, что главное в жизни не материальные ценности взрослого мира, а нечто большее. Потому что Главное в другом. В том, чтобы была мечта, чтобы на любой дороге грела мысль о родном доме, чтобы в команде никто не обижал друг друга, чтобы можно было доверять тому, кто рядом и верить в доброту, честность, дружбу, товарищество».
Лариса Крапивина
Не обходилось и без постоянных претензий педагогического начальства и местных властей. Да что там, «Каравеллу» регулярно пытались закрыть. И, чтобы детей не доставали придирками, Крапивин выбил для клуба уникальный статус «экспериментальной пионерской дружины». Мудрый и терпеливый Владислав Петрович умел встраиваться в государственную систему: через горком, ДОСААФ или пионерскую/комсомольскую организации отряд получал финансирование, рабочие площадки, оборудование и материалы.
Здесь были свои правила и свои ритуалы. Детей принимали на борт «Каравеллы» с 8 лет (и мальчишек, и девчонок). На обязательных занятиях, которые проводились два-три раза в неделю, все подчинялись Уставу. Ребята носили форму. Причем, по всем правилам посвящения, сначала новичок ходил в обычной одежде, мечтая о настоящей форме. А через месяц (если неофит заслужил) ему вручали сакральные предметы: ремень, берет, галстук и погоны, и он получал право сшить и носить форму. Крапивин и его помощники-инструкторы придумывали отрядовцам множество песен, символов и традиций (например, за каждую парусную практику на берет добавлялась звездочка).
Попасть в «Каравеллу» мечтал любой советский школьник, если он видел в «Пионерской правде» цветные фотографии оранжевых барабанщиков. Не ради плаваний на яхтах (хотя яхты – тоже здорово), а ради настоящего, правильного мира, где старшие не обижали младших, сильные не били слабых, и взрослые не орали, а делились мудростью.
А еще «Каравелла» постоянно провоцировала два серьёзных конфликта. Один – между отрядом и взрослыми. Отряд всегда принимал сторону члена отряда, а родителей и учителей это злило. Владислав Петрович убеждал: уважайте решение подростка, даже если оно ошибочное, иначе в нём не воспитать ответственность за выбор.
Другой конфликт – между подростком и миром. Выпускники сходили с борта «Каравеллы» на берег обычной жизни людьми добрыми и честными, однако максималистами-эгоцентриками с обострённым чувством собственного достоинства. Их родители потом выговаривали Крапивину: «Вы сделали из моего ребёнка какого-то сверхчеловека!» И Крапивин горько пояснял: вот это и есть норма, а мы все – увы, отклонение.
«Каравелла» не была скаутским отрядом посреди пионерии – она тоже была пионерской. Но вместо скучного политпросвещения Крапивин наполнил свой клуб морской романтикой, а работа взрослых, с детьми была настоящей, не для партийной галочки – все наставники в этом отряде вышли из брезентовых штормовок коммунаров.
Архипелаги командора
Если набросать глобальными мазками мир, в котором плавала тогда крапивинская «Каравелла», получится примерно такая картина.
В середине 50-х по инициативе педагога-энтузиаста Игоря Иванова в Ленинграде зародилось движение коммунаров (слово пришло из словаря макаренковской коммуны). Изначально это был кружок пионервожатых, которым не нравились педагогические методы и система воспитательной работы пионерской организации.
Единомышленники вывозили ребят в палаточные лагеря, в которых образовывали небольшие отряды, носившие имена географических объектов («Байкал», «Урал», «Волга» и т.д.) и строившиеся по «принципу бутерброда»: на отряд из 8-10 человек — комиссар из числа сверстников с определенными полномочиями и «крокодил» (рядовой участник отряда, который был «в теме», но без каких-либо полномочий). Такой творческий подход «общей заботы» был популярен и у детей, и у взрослых, которых коммуна затягивала с головой (хоть многие ни по профессии, ни по призванию чаще всего не были педагогами). Да они и не стремились воспитывать, а хотели просто жить. Пусть и в детском коллективе.
Поначалу коммунаров поддерживал комсомол. Корреспондент «Комсомолки» Симон Соловейчик на страницах своей молодежной рубрики «Алый парус» создал Клуб юных коммунаров, заочными участниками которого стали десятки секций во многих городах и селах бывшего СССР. Так с его легкой руки в стране развернулось коммунарское движение, через которое прошли многие тысячи людей.
Знаменитым «распространителем» такой методики стал легендарный «Орленок», построенный неподалеку от Туапсе в 1959-м. К слову, несмотря на урон, нанесенный войной советской экономике, в стране нашли миллионы рублей, чтобы на сотнях гектаров лучшей земли этого побережья развернуть ударную комсомольскую стройку.
Все понимали: будущее народа в детях. Какими они вырастут, такой и будет страна.
Республиканский пионерский лагерь строили парни, только вернувшиеся из армии, энергии через край. Работали по-ударному, с перевыполнением нормы (тогда это не считалось чем-то особенным). Не делили работу на свою и на чужую: водитель после смены шел помогать малярам, каменщикам. А после работы – бежали на танцы. И когда они спали, непонятно. Социологи говорят – особое поколение: свободные, образованные и надежные люди.
В середине 1960-х здесь можно было встретить молодую Пахмутову (отсюда её «Орлята учатся летать»), и Рождественского, и итальянца Джанни Родари. Здесь был сам Гагарин – приехал к детям по размытой дождями дороге на автобусе, а до автобуса добирался до Туапсе на электричке.
Здесь зародился знаменитый «орлятский круг» (правая рука на плече товарища, левая — на талии соседа слева), здесь оттачивал свои методики «Союз одержимых» сибиряка Сталя Шмакова – родоначальника игровой педагогики. Казалось, «Орленок» собрал всех неординарных педагогов-романтиков. И Крапивин не был исключением. В 1968-м, он придумал своему отряду парусную флотилию, когда познакомился с работой дружины «Штормовая» в знаменитом лагере, и с тех пор каждый год «Каравелла» резервирует себе в «Орлёнке» места.
К концу 60-х движение стало массовым и продержалось до середины 80-х. В стране появилось несколько мощных «очагов коммунарства»: Ленинград, Карелия, Пермь, Свердловск, территория самого «Орленка». Но потом все стало рассыпаться. Одни коммунары в своих воспоминаниях говорят, что причиной послужило опасение пионерских и комсомольских ячеек, которые почувствовали конкуренцию. Другие, что пришло понимание о скорой смене эпох и о том, что миссия «готовить детей к жизни в коммунистическом обществе» к 80-м была уже не актуальной.
Коммунары разбрелись по разным направлениям: одни ушли в педотряды – готовить вожатых, другие – как Крапивин – взялись за организацию дворового досуга, третьи – занялись студенческими стройотрядами (с привычными сборами, концертами, субботниками и спартакиадами).
В эпоху гласности и перестройки люди с коммунарским опытом начали думать, как его использовать в реальной жизни. Но для того, чтобы двигаться дальше, нужен был организующий центр. Такого больше не было.
На первых порах пытались приспособиться к новому времени: в созданном на волне перестройки Творческом Союзе Учителей была сформирована коммунарская Детская Палата. Провели несколько пробных сборов, в том числе экзотические «сборы в поездах», смысл которых состоял в том, что новые коммунары перемещались по маршруту «Москва-Петрозаводск-Ленинград-Москва» и в поезде их знакомили с какими-то идеями.
На этом всесоюзные процессы замерли.
Покосившиеся штандарты забытых Вселенных
В 90-е, с кардинальным изменением прежнего образа жизни, разрушился и подход к воспитанию. Пионерские лагеря – эти творческие лаборатории и испытательные площадки как для детей, так и для педагогов – развалились с закрытием лишившихся финансирования предприятий. Картины разрушенных, заброшенных лагерей с запущенной территорией и покосившимися пионерскими штандартами, и сейчас можно наблюдать не только в Подмосковье, но и окрестных пейзажах большинства крупных городов страны.
Кто-то смог перейти на хозрасчет и самофинансирование, часть лагерей выкупили турфирмы, превратив их в современные оздоровительные учреждения (разумеется, уже без какой-либо воспитательной основы).
Из сохранивших традиции на плаву сегодня только элитные «Артек» и «Орленок» (есть еще арт-кластер «Таврида», но у этого места немного другая история). Там все еще следят за процессом, прививая модели поведения и развивая в детях важные качества. Например, в «Орленке» по «Закону правой руки»: все слушают, когда говорит один, и когда ребенок, вернувшись домой, опять окажется в мире фастфуда, где все кричат и перебивают друг друга, у него уже будет пример другого отношения опыт быть услышанным и выработанная за 21 день привычка отстаивать своё мнение.
Но такие методики и такие смены доступны не всем детям. Большинство школьных лагерей остались без развития – такие не интересны ни детям, ни государству, которое предпочло не вкладываться. Глупо готовить детей к современной и будущей жизни, помещая их в условия норм прошлого столетия или прививать любовь к прекрасному среди обшарпанных стен.
Переход выживших детских лагерей в частные руки позволил руководству самостоятельно решать, на что потратить деньги и как расставить приоритеты. Общей цели в воспитании больше нет, она зависит от пожеланий администрации к уникальности лагеря. Есть, конечно, лагеря по направлениям: спортивный, творческий, с изучением иностранного языка и т.д. В любой можно свободно купить путевку — были бы деньги. Там тоже учат дружбе и взаимовыручке, но главная их направленность — оздоровление школьников, а предел мечтаний большинства педагогов – оторвать детей от компьютеров и смартфонов, научить их смотреть на мир вокруг, дать хоть какие-то навыки знакомства с новыми людьми.
Таким лагерям остается только ждать своего Командора.
Мои крапивинские мальчики
Мне было лет 11, когда родители подарили мне «Мальчика со шпагой» и… потеряли меня. Они собирались куда-то в гости, я присела на диван, открыла книгу и никуда не пошла, осталась дома читать (да, тогда так можно было). Потом искала «читать еще». Потом с подругой детства мы писали продолжения, потому что дотянуться до остальных книг, доступных сытому московскому школьнику не могли. Потом с дедом мы пытались починить нашу старую лодку, представляя, что это та самая «Каравелла». Тогда же, с дедом осваивали его модный «ФЭД», а за отсутствием фехтовального клуба, пришлось пойти в подвальное помещение художественной школы (и рисовать «иллюстрации» к крапивинским персонажам).
Тогда же были первые не девчачьи «битвы со злом за справедливость» во дворе. Тогда-то я и познакомилась с Вовкой. Он помог мне отбить у хулиганов мой собственный велосипед «Эврика». Вовка учился в соседней школе, был похож на модного Васечкина (из последнего блокбастера советского детского кинематографа о приключениях Петрова и Васечкина) и тоже любил Крапивина. И еще тоже выписывал белорусский журнал «Парус». Нам было, о чем разговаривать!
Потом я выросла, отучилась, осела и, наконец, купила себе на старой Горбушке полное (на тот момент) собрание сочинений Крапивина. Поздние его книги в окружении новых реалий и ускорившегося времени были «уж не те». Да автор и сам это понимал. Хотя для крапивинских мальчиков в этой стране осталось еще очень много мельниц…
Неделю назад я возвращалась из длинного северного путешествия домой, в Москву. В Кеми на причале мы с другом обедали последней банкой тушенки, перед тем как продолжить долгую дорогу. Сидя на рабочеостровском причале и, кутаясь в ветровки, мы медитировали на промасленную местную газету «Губернiя», которую вместе с тушенкой купили на почте (о этот швондеровский сюр!).
Мне запомнилась одна из заметок о талантливом школьнике, которого местные чиновники не пустили в «Орлёнок». История была про петрозаводского лицеиста Женю, которого наградили, как призёра Всероссийской Олимпиады, поездкой в легендарный лагерь, но в Карелии действовал запрет Роспотребнадзора на выезд детей в лагеря за пределы региона проживания. В Архангельске и Мурманске, откуда были остальные победители, такого запрета не было, и дети уехали в лагерь. А петрозаводский мальчик остался.
Абсурд заключался в том, что нельзя было именно в «Орлёнок» – так-то Женя мог уехать куда угодно, даже в Турцию. Это был его единственный шанс попасть в легендарный лагерь – в следующем году он окончит школу. И мальчик, не понимающий, почему он не может воспользоваться честно заработанным призом, и его родители обращались ко всем уполномоченным, чиновникам и депутатам своего региона, но им даже не попытались помочь.
Останется ли у этого мальчика светлая голова? Скорее всего, да. Захочет ли он остаться в этой стране? Скорее всего, свой урок об том он уже получил.
По мне, так это его сюжет, Владислава Петровича. Хотя, для современных крапивинских мальчиков сейчас не самые лучшие времена.
Позднее появились «прилепинские мальчики», которым некуда было применить свою энергию (и они применяли ее не всегда в мирных целях), и «путинские мальчики», мечтающие о партийной карьере, лаврах лидера и последнем айфоне. Но это уже совсем другая история. Она в процессе создания, ждет своего часа, и встретиться с ней я бы не хотела.
P.S. Тень Командора
Что ж, время прощаться. С Крапивиным ушла и великая эпоха детской советской фантастики, и неформальная педагогика старой закалки. С порога XXI век противопоставил нам две воспитательные стратегии: на выходе первой — Потребитель; на выходе второй — Творец. Творцов, к сожалению, сейчас все меньше…
Но, если у вас есть дети-школьники (или дети ваших детей), и, если вы хотите привить им какие-то олдскульные качества, которые, может, и не приживутся уже в новом дивном мире, – пожалуйста, дайте им почитать что-нибудь из Крапивина. Пусть хотя бы попытаются. Ведь «тот, кто любит читать про рыцарей, должен и сам вырасти великодушным».
Спасибо за крапивинское детство, Командор. Дальше мы сами. Прощай и попутного ветра!