Красняк детский неологизм что значит
Итоги Классики-2 Детские неологизмы
Подводим итоги нашего второго конкурса «Детские неологизмы».
Ниже приводятся произведения согласно полученным баллам. За каждый неологизм и слово неправильного употребления, согласно контексту, было прибавлено по 5 баллов. При голосовании оценивались техника стихосложения и логическое представление необычных слов детской лексики. Вы добросовестно отнеслись к оценкам и отразили в своих комментариях логику возможного размышления ребёнка, придумывающего слова. Тексты приводятся с комментариями и оценками. Спасибо всем за работу!
У Яги сынок — ягнёнок;
У налима сын — налёт.
У лентяя сын — ленёнок;
У вертушки — вертолёт.
Хоть и выдумки всё это,
Все давай твердить скорей,
Что у рака дочь — ракета;
Сын у сельди — сельдерей.
2.№9 Светлана Валина «В зоопарке» (7+0)
Мы вдвоем с бабулей Светой
День воскресный до обеда
Посвятили зоопарку, –
С пользой, а не на самарку*!
Вышекрышего жирафа
Угостили апельснафом**,
Разнокраского мордрила***
Я немножко подразнила.
В клетке гиппопопотамов
Было двое – сын и мама.
Их ещё зовут за что-то
Очень часто «богемоты».
Под конец пошли в террарий
Посмотреть на разных тварей –
Крокодилов, змей давитых,****
Жаб, прыщавками покрытых.
3.№2 Наталья Счастье » Наталкин день» (8+1)
Ярко светит в небе грЕлка.
Быстро выключу звенЕлку.
Будят рано кукарЕки ;
Ищут нЯмку возле беки.
Если муж по жизни – слон,
То жена – слониха.
Ну, а если он – питон,
С ним есть питуниха!
По двору крадётся кот,
На заборе – кошка!
До весны спит в норке крот,
Рядом дремлет крошка.
— Подстриги скорей мне РУКТИ!
— Это что ещё за зверь?
Правильнее будет ногти,
Так понятнее теперь.
— Мама, дай с МАДИЧКОЙ ТРУШКУ,
Хочется мне очень пить!
— Но не ТРУШКУ же, а кружку,
Так вот надо говорить!
9.№7 Владимир Коробов СОРОКА НА ХВОСТЕ ПРИНЕСЛА (0+2)
«Скажу по секрету: улитку нагни,
Чего прилепился, как рыжий магнит?
Слова как опилки со рта вырываешь!
Молчи, непутёвый, собаками лаешь!
Вон, видишь? Сорока уселась в гнезде.
Ну что ты заладил: «Да где же, да где?»
Возьми мой платочек, протри им бинокли.
Сидишь что ли в луже: ресницы промокли.
Вне конкурса: 2 голоса получило стихотворение №2.
Поздравляем победителей! Спасибо всем участникам!
По результатам видно, что выполняя задание, автор идёт зачастую на компромисс по отношению к технике. Соблюдая баланс, можно написать достойное произведение. Думаю, что дальнейшие конкурсы помогут нам в этом!
С Вами автор проекта Татьяна Игнатова.
Валерий Даниленко
Лепицы и нелепицы в книге К.И. Чуковского «От двух до пяти»
Усвоение языка ребёнком Чуковский считал чудом. В начале книги «От двух до пяти» мы читаем: «…каждый малолетний ребёнок есть величайший умственный труженик нашей планеты, достаточно было бы приглядеться возможно внимательнее к сложной системе тех методов, при помощи которых ему удаётся в такое изумительно короткое время овладеть своим родным языком, всеми оттенками его причудливых форм, всеми тонкостями его суффиксов, приставок и флексий. Хотя это овладение речью происходит под непосредственным воздействием взрослых, всё же оно кажется мне одним из величайших чудес детской психической жизни» (3:272). Чуковский учил видеть в детской речи не только результат подражания взрослому языку, но и плоды самостоятельного творчества. Он писал: «У двухлетних и трёхлетних детей такое сильное чутьё языка, что создаваемые ими слова отнюдь не кажутся калеками или уродами речи, а, напротив, очень метки, изящны, естественны: и «сердитки», и «духлая», и «красавлюсъ», и «всехный»» (там же).
Слова, созданные детьми, Чуковский делил на две группы — уже имеющиеся в языке и отсутствующие в нём. К первой группе относятся, например, слова «пулять», «никчемный», «обутки» и т. п. Изобретая их, ребёнок не подозревает, что они уже имеются в языке. Он пересоздаёт их заново (3:272-273). Однако большую часть детских слов составляют подлинные неологизмы — слова, отсутствующие в языке. В этом случае мы имеем дело с настоящими детскими неологизмами.
Чуковский не даёт в своей книге классификации детских неологизмов. Опираясь на огромное число примеров, помещённых в ней, мы можем, тем не менее, выделить четыре их типа — словообразовательные, лексические, морфологические и синтаксические. Последний, синтаксический, тип представлен единичными случаями (например, употребление моновалентного глагола «плакать» в значении бивалентного: «Я плачу не тебе, а тёте Симе»). Вот почему в поле нашего внимания попадут только словообразовательные, лексические и морфологические типы детских неологизмов.
Словообразовательные неологизмы
Детский словообразовательный неологизм — это новое слово, созданное ребёнком. В книге «От двух до пяти» мы обнаруживаем три разновидности детских словообразовательных неологизмов. Назовём их этимологическими, омонимическими и аналогическими.
Этимологические неологизмы
Уже маленький ребёнок способен к словообразовательному анализу. Он, например, хорошо осознаёт, что «домище» — это очень большой дом, а «улочка» — очень маленькая улица. Но как ему осмыслить слова, которые не поддаются словообразовательному анализу? Он действует так же, как и взрослые, использующие механизм народной этимологии: вазелин превращает в «мазелин», помаду — в «помазу», компресс — в «мокресс», термометр — в «теплометр», петлю — в «цеплю» (от «цеплять», ртуть — в «вертутию» (от «вертится»), бормашину — в «больмашину», сухарик — в «кусарик», парикмахера — в «вихрахера», валерьянку — в «болерьянку», вентилятор — в «вертилятор», паутину — в «паукину», пружинку — в «кружинку», буравчик — в «дыравчик», милиционера — в «улиционера», экскаватор — в «песковатор», рецепт — в «прицепт» (потому что прицепляется к аптечной бутылке), ватрушку — в творушку» (от «творог»). И т. д.
О необыкновенной словообразовательной активности малолетних детей ярко свидетельствует их этимологическая придирчивость. Многих из них не устраивает этимология некоторых слов. Более того, в своей критике взрослого языка они доходят до желания заменить имеющиеся слова, словообразовательная природа которых их не устраивает, на более, с их точки зрения, удачные.
«Почему ручей? Надо бы журчей. Ведь он не ручит, а журчит.
Почему ты говоришь: тополь? Ведь он же не топает.
Почему ты говоришь: ногти! Ногти у нас на ногах. А которые на руках — это рукти.
Почему ты говоришь: рыба клюет? Никакого клюва у ней нет.
Почему разливательная ложка? Надо бы наливательная.
Чуковский настаивал на том, что словообразовательная придирчивость — характерная черта всех малышей: «Нет ребёнка, который в известный период своего духовного роста не задавал бы подобных вопросов. Названный период его жизни характеризуется самым пристальным вглядыванием в конструкцию каждого слова» (там же). Он приводил в связи с этим множество других её примеров. «Белку» дети предлагают заменить на «рыжку», «бодает» — на «рогает», «синяк» — на «красняк», «перчатки» — на «пальчатки», «полозья» — на «повозья», «самовар» — на «мамовар» и т. д.
Омонимические неологизмы
Иногда ребёнок создаёт слова, которые случайно совпадают по своей звуковой форме со словами, уже имеющимися во взрослом языке. Иначе говоря, сам того не ведая, он создаёт слова-омонимы. Вот какие примеры мы находим в книге К.И. Чуковского: гусеница вместо гусыня, любовница («Бабушка! Ты моя лучшая любовница!»), распутница («Мама, я такая распутница! — И показала верёвочку, которую ей удалось распутать»), Макарона вместо Макаровна (Жил-был пастух, его звали Макар. И была у него дочь Макарона); кочегарка (жена кочегара), судак (подсудимый); насупиться (наесться супа) и т. п.
Аналогические неологизмы
Данный вид детских словообразовательных неологизмов является самым многочисленным. Разобьём их на три группы — существительные, прилагательные и глаголы.
Существительные: стрекозёл (муж стрекозы); шишенята (Вы и шишку попьёте? — Да. — Чтобы выросли шишенята?); спун (Какой ты страшный спун! Чтобы сейчас было встато!); почтаник (почтальон); сердитки (морщинки); смеяние (Мне аж кисло во рту стало от баловства, от смеяния); тормозило (тормоз); ползук (червяк, по аналогии с «жук» пли «паук»); обувало (обувь); брызгань (Мы хорошо купались. Такую брызгань подняли!); учило (учебник); сольница (солонка); ещё (Двухлетнюю Сашу спросили: «Куда ты идёшь?». — «За песочком». — «Но ты уже принесла». — «Я иду за ещём») (3:278). И т. д.
Прилагательные: никовойная (Я мамина и больше никовойная); пахлая, духлая (Лялечку побрызгали духами: «Я вся такая пахлая. Я вся такая духлая»); всехний (Я зажёг для детей костёр. Издали солидно подползла двухлетняя соседская девочка: «Это всехний огонь?». — «Всехний, всехний! Подходи, не бойся!» (3:271); баюльная (колыбельная, от «баю»); окошный (Какой окошный дом!»). И т. д.
Глаголы: красавитъcя (И вертится у зеркала: «Я, мамочка, красавлюсь!») (3:269); напитывать бусы (по аналогии с нанизывать на нитку); копытнуть (ударить копытом); налужить (о дожде); распакетить; отсониться («Погоди, я ещё не отсонилась»); залошадить («Весь мост залошадило»); углазиться («На что это ты так углазилась?»); поломить (пол мыть); не божемойкать (не говорить «Боже мой»); оцыплятиться («Наседка оциплятилась»); высолить; вытрудить; отпомнить; отпачкать; расгащиваться; притонуть, вытонуть (о кукле в ванне); отмухиваться («Я сижу и отмухиваюсь») и т. д.
Глагольное словотворчество автор книги «От двух до пяти» считал более продуктивным у детей, чем субстантивное: «Так велико у детей тяготение к глаголу, что им буквально не хватает глаголов, существующих во «взрослом» языке. Приходится создавать свои собственные. Нет, кажется, такого существительного, которое ребёнок не превратил бы в глагол:
— Вся ёлка обcвечкана! Вся ёлка обcвечкана!
Брат трехлетней Нины играет на балалайке. Нина страдальчески морщится:
— Не балалай, пожалуйста!
Ребёнок создает такие глаголы десятками — гораздо чаще, чем мы. Прищемив себе руку дверью, ребенок кричит:
— Ай; я задверил руку!
И пусть родителей коробит это смелое производство глагола, ребенок считает его совершенно нормальным.
— Отскорлупай мне яйцо.
— Замолоточь этот гвоздик.
— Я защёкала свою карамельку!
— Ого-го, как ладошкаются!
— Ой, меня крапива накрапивила!
Иногда оглаголивается даже наречие.
— Расширокайтесь. Расширокайтесь! — кричала своим гостям четырёхлетняя девочка, требуя, чтобы они расступились» (3: 291-292).
Чуковский без конца поёт в своей книге дифирамбы детскому словотворчеству. Вот что он писал, например, о слове «перелай»: «Ни в чём не сказывается с такой очевидностью лингвистическая чуткость и одарённость ребёнка, как именно в том, что он так рано постигает все многообразные функции, выполняемые в родном языке каждой из этих мелких и незаметных частиц. Ребёнок впервые очутился на даче. На соседних дачах и справа и слева лают весь вечер собаки. Он с удивлением спрашивает:
— Что это там за перелай такой?
Этот перелай (по аналогии со словами перекличка, переписка, перебранка, перепляс, перезвон) отлично изобразил то явление, которое подметил ребёнок: прерывистость и «обоюдность» собачьего лая. Чтобы объяснить «перелай» иностранцу, пришлось бы прибегнуть к такой многословной описательной речи: лают две собаки (или больше) с двух противоположных сторон, причём не фазу, а попеременно — едва умолкает одна, тотчас же принимается лаять другая: перелай. Вот сколько понадобилось бы слов, чтобы выразить то, что ребёнок высказал единственным словом с короткой приставкой» (3: 298).
А вот что Чуковский пишет о слове «нырьба»: «Или, например, слово нырьба. Ребёнок создал его лишь потому, что не знал нашего взрослого слова «ныряние». Купаясь в ванне, он так и сказал своей матери:
— Мама, скомандуй: «К нырьбе приготовиться!»
Лексические неологизмы
Существует два лексических способа словообразования — метафоризация и метонимизация. В первом случае слово появляется в языке за счёт его переносного употребления по сходству обозначаемых предметов, а во втором — по смежности. Примеры метафоризации: шляпка (у гвоздя), кулак (зажиточный крестьянин), зайчик (солнечный блик), слог (стиль) и т. п. Примеры метонимизации: галифе, ампер, вольт, рентген и т. п.
Для малолетних детей характерен первый из указанных способов лексического словообразования — метафоризация. Но подступаются они к нему с осторожностью. Поначалу они оказывают метафоре явное сопротивление. Вот как об этом писал К.И. Чуковский в разделе «Против метафор»: «Пожалуешься, например, при ребёнке:
— У меня сегодня ужасно трещит голова!
А ребёнок насмешливо спросит:
— Почему же не слышно треска?
И тем подчеркнёт своё отрицательное отношение к странной (для него) манере взрослых выражать свои мысли метафорами, столь далёкими от подлинных реальностей жизни» (3:317).
Другие примеры: «Спрашивают его о сестре:
— Что же это твоя Иришка с петухами ложится?
— Она с петухами не ложится — они клюются: она одна в свою кроватку ложится.
— Вот зимой выпадет снег, ударят морозы…
— А я тогда не выйду на улицу.
— А чтоб меня морозы не ударили» (3:324).
Особое сопротивление ребёнок оказывает фразеологизмам, построенным на метафоре. Ему кажутся дикими, например, такие устойчивые словосочетания, как «собаку съесть» или «денег куры не клюют». Он понимает их в прямом смысле: «Когда же он услышал, что пришедшая в гости старуха «собаку съела» на каких-то делах, он спрятал от неё своего любимого пса… Про какого-то доктора большие говорили в присутствии Мити, что денег у него куры не клюют. Когда Митю привели к этому богатому доктору, он, конечно, сейчас же спросил:
— А где у тебя твои куры?» (3:322; 324).
Вот как объяснял своё неприятие метафоры один мальчик. «Правда, в конце концов у детей создаётся привычка к нашим «взрослым» идиомам и метафорам, но эта привычка вырабатывается не слишком-то скоро, и любопытно следить за различными стадиями её возникновения и роста. Приведу один очень характерный пример. В семье заговорили о новой квартире, и кто-то сказал, что её окна выходят во двор. Пятилетний Гаврик счёл необходимым заметить, что окна из-за отсутствия ножек не могут ходить по дворам. Но произнёс он это свое возражение без всякой запальчивости, и было видно, что для него наступил тот период языкового развития, когда дети начинают примиряться с метафоричностью наших «взрослых» речей» (3:315).
Постепенно ребёнок созревает до осознания метафоры. Он становится автором собственных метафор. Подчас они выглядят очень неожиданными. Вот лишь некоторые примеры: паровоз купается, голова босиком (о лысине), брюки нахмурились, ноги толстопузые (Ой, мама, какие у тебя толстопузые ноги!), как сесть на примус (жарко) и т. п.
А вот уж и совсем нечто странное: «Когда же вы со мной поиграете? Папа с работы — и сейчас же за книгу. А мама — барыня какая! — сразу стирать начала» (3:269).
Морфологические неологизмы
Если при создании словообразовательных неологизмов мы имеем дело с образованием новых слов, то при создании морфологических неологизмов — с созданием необычных морфологических форм того или иного слова. Эти словоформы языковеды называют гиперкорректными (сверхправильными). Так, английские дети вместо неправильных глаголов употребляют правильные (вместо went «шел» — goed; вместо did «делал» — doed; вместо thought «думал» — thinked и т. п.). В русском языке можно услышать такие детские гиперкорректизмы, как «идил» (шёл), «плохее» (хуже), «хорошее» (лучше) и т. п.
О чём говорит наличие гиперкорректизмов в речи ребёнка? О его языковой активности, поскольку он творчески применяет языковые модели по отношению к конкретным речевым образованиям. Правда, при этом он не учитывает исключений из правил. Вот почему на место неправильной формы он может поставить правильную. Она оказывается сверхправильной.
Очень доступно объяснил механизм создания морфологических неологизмов Чуковский. Он писал: «Конечно, многие неологизмы ребёнка нередко свидетельствуют лишь о его неспособности освоить на первых порах те или иные отклонения от норм грамматики, свойственные общепринятой речи. Иное «созданное» ребёнком речение, кажущееся нам таким самобытным, возникло, в сущности, лишь потому, что ребёнок слишком прямолинейно применяет к словам эти нормы, не догадываясь ни о каких исключениях» (3:279).
В анализируемой книге К.И.Чуковского мы встречаем два ярких случая употребления морфологических неологизмов (гиперкорректизмов): приписывание мужского рода существительным, которые в литературном языке его не имеют («Синица — тетенька, а дяденька — синиц»; «Женщина — русалка. Мужчина — русал») (3:302); создание сравнительной степени от слов, которые её не имеют. Например:
— Мне сам папа сказал…
— Мне сама мама сказала…
— Но ведь папа самее мамы… Папа гораздо самее.
Другой пример: «Юра с гордостью думал, что у него самая толстая няня. Вдруг на прогулке в парке он встретил ещё более толстую.
— Эта тётя заднее тебя, — укоризненно сказал он своей няне» (3:270).
При создании собственных слов и словоформ ребёнок заявляет о себе как о творческой языковой личности. Он смело врывается в безбрежную стихию родного языка, и она ему оказывается подвластной. Разумеется, не следует забывать о том, что на детское словотворчество влияет не только творческий фактор, но и подражательный. Чуковский определил соотношение между ними очень точно. Он писал: «Конечно, когда мы говорим о творческой силе ребёнка, о его чуткости, о его речевой гениальности, мы, хотя и не считаем этих выражений гиперболами, всё же не должны забывать, что (как уже сказано выше) общей основой всех названных качеств является подражание, так как всякое новое слово, создаваемое ребёнком, творится им в соответствии с нормами, которые даны ему взрослыми. Но копирует он взрослых не так просто (и не так послушно), как представляется иным наблюдателям» (3:278).
Вот какие временные рамки творческой активности ребёнка в освоении языка установил Чуковский: «Вообще мне кажется, что начиная с двух лет всякий ребенок становится на короткое время гениальным лингвистом, а потом, к пяти-шести годам, эту гениальность утрачивает. В восьмилетних детях её уже нет и в помине, так как надобность в ней миновала: к этому возрасту ребёнок уже полностью овладел основными богатствами родного языка. Если бы такое чутье к словесным формам не покидало ребенка по мере их освоения, он уже к десяти годам затмил бы любого из нас гибкостью и яркостью речи. Недаром Лев Толстой, обращаясь ко взрослым, писал: «[Ребёнок] сознаёт законы образования слов лучше вас, потому что никто так часто не выдумывает новых слов, как дети»» (3:278).
Более того, в возрасте до пяти лет, по мнению того же Л.Н. Толстого, ребёнок приобретает такой объём знаний и умений, которые он не приобретает за всю оставшуюся жизнь. Вот эти слова великого мыслителя, которые цитирует в своей книге К.И. Чуковский: «Разве не тогда я приобретал всё то, чем я теперь живу, и приобретал так много, так быстро, что во всю остальную жизнь я не приобрёл и одной сотой того? От пятилетнего ребёнка до меня только шаг. А от новорождённого до пятилетнего страшное расстояние» (3:329).
Теперь нам понятно, почему свою книгу о детском языковом творчестве К.И. Чуковский назвал «От двух до пяти». Именно в эти годы ребёнок «становится гениальным лингвистом». Именно в эти годы он щедро одаривает своих близких неологизмами собственного сочинения. Чуковский назвал их словами-однодневками. Он писал: «Всё это слова-экспромты, слова-однодневки, которые и не притязали на то, чтобы внедриться в язык, войти в общий речевой обиход, сделаться универсально пригодными. Созданные для данного случая, они чаще всего культивировались в домашних разговорах, в частных письмах, в шуточных стихах и умирали тотчас же после своего появления на свет» (3:294).
Эти слова не совсем справедливы. Они верны для тех детских неологизмов, которым была уготована короткая жизнь. Но они несправедливы по отношению к тем неологизмам, которые обессмертил в своей прекрасной книге «От двух до пяти» её мудрый автор.
Валерий Даниленко
1 Лукьянова И.В. Корней Чуковский. — М.: «Молодая гвардия», 2006.
2 Чуковский К.И. Собр. соч. в шести томах. Т. 6. Статьи. — М.: Художественная литература, 1969.
3 Чуковский К.И. Стихи и сказки. От двух до пяти. — М.: «Планета детства», 1999
Детские неологизмы (новые слова) (до 7 лет)
Глас народа. Русский язык для нас
Детские неологизмы (новые слова) (до 7 лет) ⇐ Глас народа
Модератор: Сергей Титов
Сообщение drawline » 17 июн 2016, 00:24
Предлагаю в этой теме делиться словами (и их значениями), которые придумывают детки.
Можно ли как-то понять этимологию этих слов? Вероятно, отчасти вопрос и психологический тоже?
Сообщение Таланов » 17 июн 2016, 08:12
Сообщение Роксана » 17 июн 2016, 10:24
Сообщение drawline » 17 июн 2016, 10:37
Ну, мои примеры не подходят под упрощение. Со мной родители никогда не говорили упрощенным словами. Я тоже.
Однако, брат в том же возрасте троллейбус называл «тлялиги». Попробуйте-ка упростить слово троллейбус!? 
Думаю, этот вопрос нельзя так однозначно списывать только на общение «взрослый ребенок».
Сообщение vadim_i_z » 17 июн 2016, 10:45
Сообщение Сергей Титов » 17 июн 2016, 11:09
Сообщение Роксана » 17 июн 2016, 11:37
Сообщение drawline » 17 июн 2016, 18:10
Сообщение drawline » 17 июн 2016, 18:16
Сообщение Сергей Титов » 17 июн 2016, 18:17
Сообщение Роксана » 17 июн 2016, 18:54
Сообщение drawline » 17 июн 2016, 21:34
Ну, услышав такое слово из уст ребенка и не зная при этом объекта, можно подумать даже о «не глаженный» (утюгом). В том-то и прелесть детских несуразностей (несуразностей с нашей, «взрослой» точки зрения), что привычное нам слово может иметь совершенно другое значение, с точки зрения ребенка более уместное. Поэтому, не могу догадаться. 
Роксана, Вы в одном случае говорите:
Сообщение drawline » 18 июн 2016, 00:32
Сообщение vadim_i_z » 18 июн 2016, 00:48
Сообщение drawline » 18 июн 2016, 08:15
не хотелось бы здесь обсуждать заимствования детьми жаргонных слов. 
А в сообщении выше надо было бы переправить на «образованный родитель».
Очень печальная тенденция, скажу я Вам. 
«Лимонничать» и «задолицая полиция»: какие еще слова придумали классики?
Термин «неологизм» имеет греческое происхождение и обозначает «новое слово». Великие русские писатели и поэты не ограничивались уже зафиксированным в языке словарным запасом и часто изобретали собственные, авторские слова – интересные, емкие и очень выразительные. Некоторые из них закрепились в живой речи, другие можно встретить лишь в оригинальных произведениях. «МИР 24» рассказывает об авторах некоторых интересных слов.
Смотрите новый сезон интеллектуальной викторины «Знаем русский» по субботам в 8.00 на телеканале «Мир».
«Краснокожая паспортина» и «голоштанный»
Это фрагмент из знаменитых «Стихов о советском паспорте» Владимира Маяковского. В революционное для страны время революционной была и культура. Поэтам не хватало общеизвестных слов, они выходили за рамки.
В народ ушло придуманное поэтом слово «голоштанный» из поэмы «Владимир Ильич Ленин»: «Огромный, покрытый кровавою ржою, народ, голодный и голоштанный, к Советам пойдет или будет буржую таскать, как и встарь, из огня каштаны?» Приветствовавший революцию, очарованный идеей молодого советского государства, свободного и справедливого общества, Маяковский говорит, что фабрикой стал дом балерины Матильды Кшесинской, подаренный ей «за дрыгоножество». Но особенно в поэме не повезло полиции: «Вокруг, с лицом, что равно годится быть и лицом и ягодицей, задолицая полиция».
А вот строки из «Пятого интернационала»: «Громище./ Закатится/ с тучи/ по скату,/ над ухом/ грохотом расчересчурясь./ Втыкаю в уши облака вату,/ стою в тишине, на молнии щурясь».
«Стушеваться» и «лимонничать»
Оба этих слова придумал Достоевский. «Я изобрел или, лучше сказать, ввел одно только слово в русский язык, и оно принялось, все употребляют: глагол «стушеваться», – писал Федор Михайлович в записной тетради 1872-1875 гг. Речь идет о повести «Двойник». По словам писателя, на чтении нового произведения у Белинского «слишком известные литераторы» приняли это слово с восторгом. А вот цитата из «Двойника»:
«Господин Голядкин вздрогнул и поморщился от какого-то безотчетного и вместе с тем самого неприятного ощущения. Машинально осмотрелся кругом: ему пришло было на мысль как-нибудь, этак под рукой, бочком, втихомолку улизнуть от греха, этак взять – да и стушеваться, то есть сделать так, как будто бы он ни в одном глазу, как будто бы вовсе не в нем было и дело. Однако, прежде чем наш герой успел решиться на что-нибудь, Герасимыч уже стоял перед ним».
Правда, со временем слово «стушеваться» изменило значение. Если в «Двойнике» оно означало «незаметно исчезнуть» (тушевать – накладывать тени, делая переход незаметным), то со временем его стали употреблять в значении «смутиться».
Еще одно слово, которое приписывают Достоевскому, – «лимонничать» в значении «фамильярничать, любезничать, жеманничать». Впервые оно появилось в повести «Село Степанчиково и его обитатели»:
«А на что холопу знать по-французски, спрошу я вас? Да на что и нашему-то брату знать по-французски, на что? С барышнями в мазурке лимонничать, с чужими женами апельсинничать? Разврат – больше ничего!»
«Тенькать» и «заголубеть»
Не хватало обычных слов и нарушителю всевозможных правил, певцу русских просторов Сергею Есенину. Вот строки из стихотворения «1 мая»:
Стихи! стихи! Не очень лефте!
Мы пили за здоровье нефти
Слово «лефте» здесь образовано от названия журнала «ЛЕФ» («Левый фронт»), который издавался с 1923-го по 1925 год под редакцией Маяковского. Зачастую в нем публиковались статьи, оправдывающие заумное и формалистическое стихотворчество. «Неуютная жидкая лунность» – строка из другого стихотворения Есенина, тоже написанного под впечатлением от социальных перемен. Это нищая русская деревня, лачуги, соха, скрип тележных колес, которым поэт противопоставляет «каменное и стальное» – технический прогресс и государственную мощь.
Одна из основных тем поэзии Сергея Есенина – природа, и здесь сложно перечислить все неологизмы и окказионализмы, которые он использовал. Вот некоторые из них: «На болоте крячет цапля»; «Тенькает синица меж лесных кудрей»; «Слухают ракиты посвист ветряной…»; «И струится с гор зеленых златоструйная вода»; «Когда звенят родные степи молитвословным ковылем»; «На грядки серые капусты волноватой»; «Такой рыдалистою дрожью»; «От вихлистого приволья»; «В прозрачном холоде заголубели долы».
«Злопыхательство» и «благоглупость»
Автором многих слов, которые активно используются даже в современной разговорной речи, был Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Это он придумал слова «злопыхательство», «мягкотелый», «головотяп». Так, слово «благоглупость» в значении «глупость, совершаемая с благими намерениями или выдаваемая за важное дело» впервые появилось в рассказе «Деревенская тишь»:
— Слышно, англичане много всяких машин выдумывают!
— Сидел бы я себе дома, да делал бы, да делал бы машины, а потом в Москву продавать возил бы.
— Вот бог англичанам на этот счет большую остроту ума дал! – настаивает батюшка.
— А нашим не дал! – Зато наш народ благочестием и благоугодною к церкви преданностью одарил!
— Ну, и опять тебе говорю: кого ты своими благоглупостями благоудивить хочешь?
Салтыков-Щедрин не раз использовал в своих произведениях это слово, так же как слова «злопыхательный», «злопыхательство». Из «Истории одного города»:
«Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую в одной рубахе, впереди всех, с вилами в руках, то «злопыхательное» сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно забыл и о силе данной им присяги, и о цели своего прибытия».
«Волноба волхвобного вира»
Гуру словообразования в русском языке смело можно назвать поэта-футуриста Велимира Хлебникова, прожившего 36 лет на стыке XIX и ХХ веков. Хлебников был одним из самых значимых деятелей русского авангарда, в его сочинениях встречается огромное количество завораживающих, поэтичных, интуитивно понятных неологизмов, зачастую берущих начало в славянском (и не только) фольклоре. Существуют разные мнения о том, могут ли такие слова жить вне своего контекста. Вот, например, стихотворение «Сутемки, сувечер»:
Зазовь.
Зазовь манности тайн.
Зазовь обманной печали,
Зазовь уманной устали.
Зазовь сипких тростников.
Зазовь зыбких облаков.
Зазовь водностных тайн.
Зазовь.
А вот строки из стихотворения «Неголи легких дум»:
. Волноба волхвобного вира,
Звеиоба немобного яра,
Ты все удалила, ты все умилила
О тайная сила,
О кровная мара.
Стоит отметить, что не все придуманные Хлебниковым слова были столь экзотичны. Например, с его легкой руки в обиход вошло слово «летчик». Раньше людей за штурвалом самолета называли авиаторами или пилотами. Хлебников же впервые назвал их летчиками в стихотворении «Тризна».
«Самолет» и «бездарь»
Другой футурист, Игорь Северянин, обогатил русский язык словами «бездарь» и «самолет». Первое появилось в сборнике «Громокипящий кубок» в «Прощальной поэзе» № 136 (ответ Валерию Брюсову на его послание). Поэт скромно констатирует:
Вокруг талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь.
И только Вы, Валерий Брюсов,
Как некий равный государь.
Поэту приписывают и введение в обиход слова «самолет», которое существовало и раньше (например, ковер-самолет из народных сказок), но не обозначало настоящих летательных аппаратов.
«Отсебятина»
Считается, что слово «отсебятина» придумал и ввел в речевой оборот живописец Карл Брюллов. Эта версия зафиксирована в словаре Даля, слово имеет значение «плохое живописное сочиненье, картина, сочиненная от себя, не с природы, самодурью». Изначально оно касалось исключительно принципов живописного искусства – Брюллов тяготел к реализму, был противником художественного приукрашивания натуры – живописной надуманности. Художник Аполлон Николаевич Мокрицкий, ученик Брюллова, вспоминал:
«К. П. Брюллов был и небольшого роста, но великий мастер; он мало беседовал со святыми и угодниками, но изучил натуру до мельчайших подробностей и запрещал писать от себя, – он считал это пагубой для учеников. »
Изначально слово «отсебятина» закрепилось в профессиональном языке художников, но постепенно стало общеупотребимым в разговорной речи.