Кто такой фукуяма и что он сделал

Фрэнсис Фукуяма

Фукуяма стал известен благодаря книге «Конец истории и последний человек» (1992), в которой провозгласил, что распространение либеральных демократий во всём мире может свидетельствовать о конечной точке социокультурной эволюции человечества и стать окончательной формой человеческого правительства. Его работа была переведена на более чем 20 языков мира и вызвала широчайший резонанс в научной среде и средствах массовой информации. Несмотря на то, что с момента выхода книги многочисленные события поставили под сомнение верность выдвинутой им идеи, Фукуяма по-прежнему придерживается концепции «конца истории». Впрочем, некоторые его политические взгляды претерпели значительные изменения: так в начале нового тысячелетия он резко отмежевался от неоконсервативного движения в американской политике, с которым прочно ассоциировался на заре своей карьеры.

Фрэнсис Фукуяма родился 27 октября 1952 года в районе Гайд-парк города Чикаго, США. Его дед по отцовской линии бежал в Америку от русско-японской войны в 1905 году и успел открыть свой магазин на Западном побережье, прежде чем был интернирован в американскую армию во время Второй мировой войны.

Отец, Ёсихиро Фукуяма, американец японского происхождения во втором поколении, был верующим протестантом, защитил докторскую диссертацию по социологии религии в университете Чикаго и многие годы работал в Национальном совете Объединённой Церкви Христа. Мать Фрэнсиса, Тосико Кавата, родилась в Киото и была дочерью Сиро Каваты, основателя экономического факультета Киотского университета и первого президента муниципального университета Осаки. В 1949 году она отправилась в Америку, чтобы продолжить обучение, где и встретилась с будущим мужем. После рождения сына она стала домохозяйкой.

Фрэнсис был единственным ребёнком в семье Фукуяма. Своё детство он провел в Нью-Йорке, на Манхэттене. Он мало соприкасался с японской культурой и не изучал японский язык. В 1967 году, когда семья переехала в штат Пенсильвания, маленький Фрэнсис поступил в среднюю школу. Как впоследствии признавался он сам, академическая атмосфера, царившая в доме, оказала огромное влияние на формирование его личности, сделала его «продуктом академического семейства». В одном из интервью Фукуяма утверждал, что является «академиком от рождения», так как страсть к науке была унаследована им от дедушки.

Вскоре после защиты он получает приглашение работать гостевым лектором в университеты Калифорнии и Лос-Анджелеса.

В 1981-1982 годы (затем в 1989) Ф. Фукуяма работает в Государственном департаменте США, сначала как специалист по вопросам ближневосточной политики, а затем в качестве заместителя директора по европейским военно-политическим вопросам, входит в состав американской делегации на переговорах по Палестинской автономии в Ливане, занимается вопросами советологии. Здесь он знакомится и довольно близко сходится со знаковой фигурой администрации Буша-младшего, Льюисом Либби, будущим начальником штаба вице-президента Дика Чейни.

После ошеломительного успеха, который последовал за публикацией статьи, Фукуяма сам принял решение уйти со службы в Госдепартаменте, чтобы сосредоточиться на написании книги. После того он занимал должность профессора государственной политики в Школе государственной политики при университете Джорджа Мейсона в период с 1996 по 2000 год.

«Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы:

Первая и наиболее известная книга Фукуямы «Конец истории и последний человек» была опубликована в 1993 году и моментально принесла своему автору такую известность, на которую он и сам никак не рассчитывал. Отмечая причины такой популярности, некоторые исследователи указывали на удачное совпадение места и времени публикации: книга была создана в условиях падения Советского Союза и всеобщей эйфории Запада.

Фукуяма осознавал, что для объяснения распада социалистической системы одних экономических факторов будет недостаточно, ему была необходима концепция, объясняющая не только переход стран второго мира к демократическим преобразованиям, но причины распада, казалось бы, «вечного» СССР. Поэтому американский политолог выбрал в качестве отправной точки своего исследования идеализм немецкого философа Гегеля и вслед за ним заявил, что человек радикально отличается от животных тем, что «желает» не только материальные предметы, но «желания других людей»: «Иными словами, человек с самого начала являлся существом общественным: его собственное ощущение самоценности и идентичности тесно связано с оценкой, которую присваивают ему другие». Желание человека получить признание своего достоинства приводит его к кровавым битвам за престиж, в результате которых человеческое общество делится на класс господ, готовых рисковать своей жизнью, и класс рабов, которые уступают своему страху смерти. Демократические революции снимают противоречия между хозяином и рабом. Замена иррационального желания быть признанным выше других рациональным желанием быть признанным равным другим становится основой «конца истории». Таким образом, история обретает логический конец в либеральной демократии, когда всеобщее стремление к признанию полностью удовлетворено.

Человеческая модель борьбы за признание переносится Фукуямой и на международную арену. Ученый пишет: «Борьба за признание дает нам возможность заглянуть внутрь международной политики. Жажда признания, приводившая когда-то к кровавым поединкам между бойцами, логически ведет к империализму и созданию мировой империи. Отношения господина и раба внутри одной страны зеркально повторяются на уровне государств, когда одна нация как целое требует признания и ведет кровавый бой за верховенство». Соответственно, победа либеральной демократии знаменует собой окончание «исторических» конфликтов между государствами, например таких, как империализм: «Фундаментально невоинственный характер либерального общественного строя очевиден в необычайно мирных отношениях, которые страны с таким строем поддерживают друг с другом. Но в отношениях между собой либеральные демократии демонстрируют мало недоверия или интереса к господству друг над другом. Они придерживаются одинаковых принципов всеобщего равенства и прав, и поэтому у них нет оснований оспаривать легитимность друг друга». Реальная политика (политика с позиции силы, по определению Фукуямы), соответственно, теряет свое значение. Основным источником взаимодействия между либеральными демократиями останется экономика.

Ученый полагает, что в большинстве случаев, исторический и постисторические миры будут мало взаимодействовать друг с другом и вести почти параллельное существование. Нефть, иммиграция и вопросы мирового порядка (безопасности) будут возможными точками их соприкосновения. Взаимоотношения между мирами будет развиваться на основе реалистической политики.

За более чем двадцать лет, прошедшие с момента публикации книги, Фукуяма неоднократно отвечал своим критикам, уточнял и пояснял отдельные позиции в своих взглядах, вместе с этим сохраняя уверенность в отсутствии жизнеспособных альтернатив либеральной демократии. После событий 11 сентября политолог отметил, что исламский вызов оказывается не сильней социалистического: «Сменит ли конфликт между западными либеральными демократиями и радикальным исламизмом мир Холодной войны? На сегодняшний момент мое собственное наблюдение заключается в том, что вызов радикального ислама намного слабее вызова, брошенного социализмом».

Впрочем, некоторые взгляды Фукуямы таки претерпели изменения. Эволюция взглядов Фукуямы наиболее очевидна при рассмотрении вопроса о причинах исламского терроризма: если в книге «Конец истории и последний человек» он объясняет её как тимотическую жажду признания, то спустя десять лет с момента выхода книги учёный пришёл к выводу, что исламский радикализм является побочным продуктом модернизации и глобализации, которые влекут за собой аномию общества. Можно ли контролировать процесс модернизации таким образом, чтобы фрустрация общества не выливалась в международные конфликты? Да, отвечает Фукуяма, можно, с помощью «сильных» государств. В работах начала нового века политолог уделяет всё большее внимание проблеме авторитаризма и «сильных государств», всё более склоняясь к мнению, что авторитарные государства представляют собой реальную альтернативу либеральной демократии, тогда как ранее он полагал их нежизнеспособным временным перевалочным пунктом на пути к либеральной демократии.

Книги Фрэнсиса Фукуямы на английском:

The End of History and the Last Man. Free Press, 1992. ISBN 0-02-910975-2
Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity. Free Press, 1995. ISBN 0-02-910976-0
The End of Order (1997)
The Great Disruption: Human Nature and the Reconstitution of Social Order. Free Press, 1999. ISBN 0-684-84530-X
Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution. Farrar, Straus and Giroux, 2002. ISBN 0-374-23643-7
State-Building: Governance and World Order in the 21st Century. Cornell University Press, 2004. ISBN 0-8014-4292-3
America at the Crossroads: Democracy, Power, and the Neoconservative Legacy (Yale University Press, 2006). ISBN 0-300-11399-4
The Origins of Political Order: From Prehuman Times to the French Revolution (Farrar, Straus and Giroux, 2012) ISBN 978-0374533229

Книги Фрэнсиса Фукуямы на русском:

Великий разрыв (2003) (англ. The Great Disruption: Human Nature and the Reconstitution of Social Order) (1999)
Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции (2004) (англ. Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution) (2002)
Великий разрыв. (2006) (англ. Human Nature and the Reconstitution of Social Order) (1999)
Доверие: Социальные добродетели и путь к процветанию (2004) (англ. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity) (1995)
Конец истории и последний человек (2004) (англ. The End of History and the Last Man) (1992)
Сильное государство: Управление и мировой порядок в XXI веке (2006) (англ. State-Building: Governance and World Order in the 21st Century.) Cornell University Press, 2004.
Америка на распутье: демократия, власть и неоконсервативное наследие. (англ. America at the Crossroads: Democracy, Power, and the Neoconservative Legacy) (Yale University Press, 2006).

Источник

10 цитат из книг Фрэнсиса Фукуямы

Внешняя политика отражает ценности стоящих за нею обществ

Фрэнсис Фукуяма (род. 27 октября 1952) — американский философ, экономист и писатель. Всемирную известность ему принесла книга «Конец истории и последний человек», которая была опубликована в 1992 году. Эта работа оказала огромное влияние на современную политэкономию. Также Фукуяма автор таких знаковых трудов, как «Америка на распутье», «Отставание», «Угасание государственного порядка» и «Доверие».

Мы отобрали 10 цитат из его книг:

Как говорится, если из инструментов у тебя только молоток, все проблемы выглядят как гвозди. «Америка на распутье»

Внешняя политика отражает ценности стоящих за нею обществ. Власть, несправедливая к своим гражданам, вероятно, будет вести себя так же и по отношению к иностранцам. Таким образом, усилия по смене тиранических или тоталитарных режимов путем внешних поощрений и санкций неизменно будут менее эффективными, нежели перестройка коренной природы этих режимов. «Америка на распутье»

Одна из главных причин децентрализации политической власти — желание обеспечить минимальные стандарты некоррупционного поведения в общественном управлении. «Сильное государство»

Возможность войны – величайшая сила, вынуждающая общества к рационализму и к созданию единообразных социальных структур в различных культурах. Любое государство, желающее сохранить свою политическую автономию, вынуждено усваивать технологии своих врагов и соперников. «Конец истории и последний человек»

Война — самый слабый из мотивов для построения сильного государства. «Сильное государство»

Индивидуализм, фундаментальная ценность современного общества, незаметно начинает переходить от гордой самостоятельности свободных людей в род замкнутого эгоизма, для которого целью становится максимизация персональной свободы без оглядки на ответственность перед другими людьми. «Великий разрыв»

Тоталитарное правление требует сохранения монополии режима на информацию, а современная технология, делая её невозможной, подрывает мощь режима. «Наше постчеловеческое будущее»

В любом экономически успешном обществе жизнеспособность хозяйственных объединений зависит от их уровня внутреннего доверия. «Доверие»

Источник

Все за сегодня

Политика

Экономика

Наука

Война и ВПК

Общество

ИноБлоги

Подкасты

Мультимедиа

Общество

Фрэнсис Фукуяма: «Единственный способ борьбы с коррупцией — реальное верховенство права» (Hromadske, Украина)

«Популизм» — один из самых популярных политических терминов этого года, а возможно и следующего. Кажется, именно популизм — первопричина и прошлых, и будущих проблем. Но каковы причины популизма?

Многие ищут их в экономических трудностях или недостатке внимания элит и правительств к тому, как живет население. Профессор Стэнфордского университета и один из самых известных философов мира Фрэнсис Фукуяма настаивает, что на протяжении последнего времени в современных демократиях мало внимания уделялось идентичности, а именно она — и в частности, требование быть признанными — мобилизует движения, меняющие политический ландшафт по всему миру.

Об этом его новая книга «Идентичность. Требование достоинства и политика ресентимента». О ней, а также о рисках антикоррупционной борьбы — в интервью Натальи Гуменюк с Фукуямой в «Очень важной передаче».

«Hromadske»: Фрэнк, Ваша книга об идентичности. В последнее время весь мир непрерывно говорит о том, что население разочаровано, речь идет прежде всего об экономических трудностях. Вы же утверждаете, что в этих разговорах постоянно недооценивается вопрос идентичности. Какова ключевая идея книги?

Фрэнсис Фукуяма: Современная концепция идентичности заключается в том, что внутри каждого человека существует некое истинное «я», оно скрывается глубоко внутри, а другие люди его не признают.

Одной из первых форм идентичности был национализм. Например, из-за того, что Сербия была в составе Австро-Венгерской империи, сербские националисты чувствовали, что люди не признают их сообществом (на самом деле, Сербия в состав Австро-Венгрии не входила — в отличие от Хорватии, Словении и аннексированной Боснии и Герцеговины — прим. ред.). И вот они потребовали признать их независимость. Я считаю, что именно требование признать то скрытое достоинство и является движущей силой современной политики.

Я также думаю, что именно это лежит в основе исламистского движения: люди считают, что ислам не уважают, а его надо уважать. Думаю, что так чувствуют и националисты.

В демократических странах стремятся к признанию отдельные группы, например, афроамериканцы в Соединенных Штатах или же женщины или представители ЛГБТ-сообщества, или любая другая категория. Поэтому думаю, что наша политика сегодня — это борьба за признание.

Политика основывается на утверждении идентичности, а не только на экономических вопросах.

Контекст

Фрэнсис Фукуяма: мигранты могут стать причиной кризиса (Berlingske)

Френсис Фукуяма: Угроза для Украины — не только Россия, но и коррупция, слабое управление (УНИАН)

И Фукуяма провозгласил конец истории. напрасно?

Фрэнсис Фукуяма: назад к концу истории

Однако они взаимосвязаны, поскольку уровень жизни многих людей из рабочего класса ухудшается, они теряют работу, а таким образом — и свой статус в обществе, а следовательно чувствуют, будто элита их не признает, не считается с ними, а положение, в котором они оказались, никого не волнует. Я думаю, что это порождает гнев и возмущение. Вы видите, что те, кто поддержал Брексит, жалуются на образованную элиту, живущую в Лондоне.

Трамп как-то сказал, что любит невежественных людей. Это те люди, которые появляются на митингах, и они чувствуют, что жители Сан-Франциско или Нью-Йорка действительно живут слишком хорошо и могут себе позволить не замечать таких, как они. Поэтому я считаю, что главное сегодня — это требование признания.

— Но какого именно признания они хотят? В чем оно должно проявляться?

— Прежде всего — чтобы ты не был невидимкой. Проблемы людей (людей, живущих в селах, или потерявших работу в пришедших в упадок промышленных городах), что никто не обращает на них внимания, правительство не предлагает никаких услуг и не относится к ним как к настоящим людям, а элиты их просто не уважают. Думаю, что именно это отчасти вызывает гнев.

— Является ли это все просто признаком популизма? Как Вы тогда объясните современный популизм? Потому что это слово слишком общее, им объясняют почти все. Но если мы говорим о популизме как о политической концепции, феномене, которому сейчас хотят противостоять, то нужно точно определить, с чем мы столкнулись.

— Это комплексная история. Часть ее связана с идентичностью и заключается в том, что во многих развитых демократиях в Западной Европе, в Соединенных Штатах, да и не только, есть множество мигрантов. Из-за этого многие люди имеют видимые культурные различия. Думаю, что старые этнические группы, которые определяли национальную идентичность Германии или Дании, или Соединенных Штатов, чувствуют, что больше не контролируют ситуацию из-за волн так называемых «нелегальных иммигрантов», которые культурно сильно отличаются.

Очевидно, что ислам в Европе стал сердцевиной гнева, которым воспользовались популистские политики.

Поэтому я думаю, что это самоутверждение традиционной этнической идентичности действительно лежит в основе современного популизма, таких политических сил, как «Национальный фронт» во Франции (с 2018 года переименован в «Национальное объединение» — прим. ред.), «Альтернатива для Германии» или других политических групп.

— Если мы говорим в этом смысле об иммигрантах, то является ли он угрозой?

Что же, разговоры о той или иной угрозе — это стиль популистских политиков.

Многие из них считают, что именно у них прямая связь с народом, и им не нужны учреждения, политические партии, им не нужны правила, суды и чиновники, потому что они сами представляют людей. И когда любое из этих учреждений стоит у них на пути, они хотят их разрушить.

В Венгрии и Польше, например, популистские партии, пришедшие к власти, пытались подорвать судебную власть, уменьшая ее независимость. Они атаковали медиа, когда им не нравилась критика. Но все эти учреждения особенно важны именно для поддержания реальной либеральной демократии.

— Как мы можем построить разговор об идентичности? Если мы говорим, например, о миграции. Потому что в случае с иммиграцией и расизмом существует предел приемлемого.

— Во-первых, у вас не будет демократии, если у людей нет власти и независимости. Одна из сфер, где они должны получить эту власть и независимость — контролировать свои границы и определять, кто является членом их сообщества, а кто — нет. В современной демократии мы бы хотели, чтобы этот выбор был открытым, базировался на терпимости к другим людям, тем, чья этническая и культурная жизнь отличается от их собственной, если они согласятся с основными политическими принципами и идеалами своего нового общества, такими как верховенство закона, или базовый принцип равенства.

И я думаю, что эта идея гражданской идентичности очень важна, потому что общество должно быть связано общими ценностями. Если люди не могут общаться и они не чувствуют, что являются частью одного и того же сообщества, даже если они не согласны с конкретными проблемами, то у вас не будет демократии. И именно в этом я усматриваю, почему вопрос идентичности является проблемным.

— Что с этим делать?

— Думаю, национальная идентичность нужна. Ее нередко считают плохой идеей, поскольку связывают с нацизмом и крайними формами национализма, существовавшими в первой половине ХХ века.

Думаю, что есть также положительная, либеральная форма идентичности, основанная на принятии разнообразия людей.

Она предполагает чью-либо исключительность, она не агрессивна, однако утверждает, что мы являемся демократическим сообществом, разделяем идеалы и политические ценности друг друга, и как общество мы должны их поддерживать. Это интеграция, а не разделение людей по расовой, этнической принадлежности, историческим предпосылкам.

— Вы действительно предлагаете использовать понятие гражданского национализма. Как оно отличается от национализма в современном мире? Не от национализма ХХ века, а от современного?

— Как Соединенные Штаты, так и Франция являются примерами тех стран, которые переживают гражданский национализм. Во Франции он происходит из Французской революции. В принципе, каждый, кто имеет французское образование, владеет языком и знает историю, может быть французским гражданином и чувствовать себя равным другим. Так, например, великий сенегалец Леопольд Сенгор, родившийся в Африке и ставший французским гражданином, писал прекрасную французскую литературу, его приняли во Французскую академию, и это высочайшая честь, которую вы можете оказать писателю во Франции. Он был принят как гражданин, несмотря на то, что у него темная кожа, поскольку французское понимание гражданства и идентичности не основано на расе, оно основано на этих приобретенных чертах.

Наше общество в Соединенных Штатах чрезвычайно разнообразно. Мой дед приехал из Японии более ста лет назад и поселился здесь, его сын стал гражданином, я гражданин, и страна относится к нам, как и к любому другому американцу с происхождением из других частей мира.

Это означает, что гражданская идентичность демократическая, соответствует демократическим ценностям, но все же объединяет людей в единое политическое сообщество.

— Но не заметили ли Вы, что, в частности, этот гражданский национализм подменяется другим национализмом в США ввиду всего происходящего?

— Думаю, что это угроза. Многие сторонники Дональда Трампа — националисты. Но проблема также идет слева, поскольку многие прогрессивные группы также чувствуют, что Соединенные Штаты представляют расизм, колониализм или другие плохие вещи, и они не хотят быть частью национальной общности. Поэтому я думаю, что и левые, и правые участвуют в этом «растворении» гражданской национальной совместной истории. Мы вместе должны ее найти и вернуть.

— Если говорить о современном популизме или недавних выборах во Франции или Австрии — там, где мы можем видеть успех крайне правых партий — то мы увидели и политические силы, которые как раз сыграли на этом гражданском национализме в положительном смысле. Каким Вы видите его в политике, в медиа? Каким должен быть посыл?

— Я думаю, что это отражается в том, что вы гордитесь своей страной, утверждаете, что у вас есть набор ценностей, которые, по вашему мнению, лучше ценностей других людей, потому что они либеральные, так как они открыты, терпимы и демократичны. Гражданский национализм подчеркивает то, что объединяет людей, а не то, что их разделяет. Особенно когда то, что их разделяет — это что-то вроде расовой или этнической принадлежности. Вы такими родились, вы не можете изменить свою этническую принадлежность.

С другой стороны, вы можете изменить свою гражданскую идентичность и сказать: да, я подписался под ценностями этого общества, и я хочу строить совместный политический строй вместе со своими согражданами.

— Что касается, например, Украины, то есть вопрос языка, значение которого преувеличивается политиками. Однако сейчас есть общественный запрос на то, что каждый должен знать украинский язык. А если для кого-то это может быть знаком «исключения»? Видите ли Вы какие-то предостережения?

— Вы должны иметь общие культурные ценности, и язык часто является одной из них. Я вспомнил об этом в случае с Францией. С другой стороны, если у вас есть такая страна, как Украина, в которой украинский язык не является универсальным, а люди могут быть привязаны к русскому и другим языкам, это порождает разногласия. Поэтому я не хочу что-то советовать Украине в этом вопросе, но считаю, что было бы ошибкой, например, принуждать украинцев к этому или сделать украинский язык единственным. На самом деле это не то, что объединит разных людей в обществе.

— Можно ли сказать, что идея гражданского национализма основывается на определенных ценностях, а не культурном наследии?

— Немного сложно понять, где начинаются ценности и заканчивается культура, так как эти два понятия взаимосвязаны. И поэтому во многих смыслах общие ценности — это культура в более широком контексте. Иногда культура возникает из вещей, которые не могут быть изменены, таких как религия. И в некоторых обществах основой являются общие ценности.

С учетом реальных разногласий, существующих во многих современных демократиях, важно строить либеральные общие ценности. Строить их вокруг таких вещей, как верховенство права, потому что их могут разделять даже люди с разными культурными традициями.

— Многие из популистов сегодня говорят о том, что власти нельзя доверять. В то же время, они действительно являются борцами с коррупцией. Но мы, например, забыли, что Александр Лукашенко в Беларуси был антикоррупционером, возглавлявшим комитет по борьбе с коррупцией в белорусском парламенте и пришел к власти на волне антикоррупционной борьбы. В Польше «Право и справедливость» тоже пришла к власти, борясь с коррупцией. Одновременно есть либералы, ведущие антикоррупционную борьбу по миру. Как это все совместить? Мы должны противостоять коррупции, но мы определенно видим весьма красноречивых людей, которые на деле лишь используют эту риторику.

— В долгосрочной перспективе единственный способ борьбы с коррупцией — это реальное верховенство права, то есть независимая, отделенная от власти судебная система, которая может заставить людей, обвиняемых в коррупции, нести ответственность.

Беспристрастное верховенство права — это то, чего вы хотите. Это единственное решение проблемы коррупции.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Источник