Лиза алерт поиск завершен что значит

Что значит статус “Стоп, проверка информации”

Какие новости? Ну что там? Нашелся? — подобные вопросы вы часто задаете нам, когда статус поиска — «Стоп, проверка информации». Сегодня мы хотим рассказать о том, в каких случаях ставится такой статус и почему он порой не меняется несколько дней, недель или даже месяцев. Каждый поиск уникален, поэтому в конкретной ситуации могут быть свои обстоятельства. Постараемся разобрать несколько стандартных историй.

Итак. Статус «Стоп, проверка информации» по поиску ставится, если:

— Пропавший найден прозвоном в больнице, морге, отделении полиции или другом учреждении. Вне зависимости от того, проходит он по своим ФИО и возрасту или как неизвестный по одежде и приметам.

— Пропавший обнаружен добровольцами во время поиска (вне зависимости от состояния), но его еще не видели родные.

— Пропавший вышел на связь с родными (по телефону, в мессенджере или социальных сетях), но они еще не встретились.

— Обнаружены останки, предположительно принадлежащие пропавшему.

— В случае лесных поисков: пропавший найден в лесу, но еще не выведен (эвакуирован) из леса к бригаде скорой помощи.

Статус «Стоп, проверка информации» меняется на статус «Найден, жив» только когда родственники пропавшего увидят его своими глазами. Когда пропавший доедет до дома или когда родственники приедут к нему в больницу. В некоторых случаях статус «Найден, жив» может быть поставлен без личной встречи, после разговора по телефону — как правило, так делается по просьбе родственников, если они живут в другом городе и физически не могут лично встретиться с найденным.

Статус «Стоп, проверка информации» меняется на статус «Найден, погиб» в двух случаях: родственники пропавшего лично опознали тело в морге или по результату экспертизы ДНК. Из-за графика работы моргов, оформления процедур и документов, проживания родственников в другом городе или даже стране опознание может затянуться на дни и недели. В случаях, когда невозможно опознать тело и проводится экспертиза ДНК, это может занять несколько месяцев. В этом случае, даже если косвенные свидетельства (обстоятельства и место обнаружения тела) подтверждают, что это наш пропавший, по поиску будет “стоп” до результата экспертизы.

Зачем такие сложности? Основной принцип отряда — достоверность информации. Для нас важна не скорость закрытия поиска, а факт того, что пропавший человек действительно найден. У отряда нет задачи выдать сенсацию и первыми, раньше СМИ и полиции, сообщить о нахождении человека. Задача отряда — найти пропавшего. Для нас важно, чтобы «Найден, жив» или «Найден, погиб» действительно были финальными статусами по поиску.

Почему мы не пишем, на основании чего ставится стоп? Ответ простой — чтобы не вводить наших подписчиков в заблуждение. Иногда в больнице обнаруживается бабушка с нужным нам именем, отчеством и возрастом, но не наша; в морге — молодой человек в похожей одежде и найденный в нужном районе, так что весь инфочат уже взгрустнул — оказывается не наш. Или человек в больнице был, но уже ушел в неизвестном направлении. Ситуации бывают разные, а стоп — один.

Источник

Лиза алерт поиск завершен что значит

Поисковый отряд «ЛизаАлерт» запись закреплена

«Поиск завершен» – статус, который вызывает много вопросов в наших социальных сетях. Человек найден? Нет? А почему тогда поиски прекратили? Вы больше не хотите искать?
Сегодня мы постараемся подробно рассказать, когда отряд останавливает поиски пропавшего.

Этот статус означает, что отряд #ЛизаАлерт более не принимает участия в уже начатом поиске, но пропавший на этот момент ещё не найден. Причины для этого бывают разные:

1. Мы приостановили поиск по просьбе заявителя. Заявитель может принять такое решение, и по его желанию мы закрываем заявку на поиск.

2. Поиск приостановлен по просьбе полиции или других правоохранительных органов, потому что наши действия могут помешать проведению следственных мероприятий либо это небезопасно для нас.

3. В процессе поиска выяснились обстоятельства, по которым принять участие в поиске мы далее не можем, так как это противоречит нашим алгоритмам: например, выясняется, что это семейная ссора, в которой родители делят ребенка, либо пропавший разыскивается как преступник, дезертир или другие факты, которые не позволяют нам далее искать человека.

4. В процессе поиска выяснилось, что произошла утеря родственных связей: на самом деле человек, совершеннолетний и дееспособный, не терялся, но по каким-то причинам он не желает общаться с родственниками или заявителем.

Источник

Почему «Лиза Алерт» не всегда принимается за поиск пропавших

Когда шансов нет

Волей-неволей приходится чему-то учиться, иногда каким-то неожиданным вещам, казалось бы, не имеющим непосредственного отношения к поисковой деятельности.

Очень тяжелые обстоятельства пропажи туриста в природной среде, однозначно указывающие на то, что пропавший погиб, причем погиб на воде, где мы не ищем. Тело по объективным причинам найти почти невозможно. Все это далеко-далеко не только от Москвы, но и вообще от какой-либо цивилизации. Родственники обратились к нам спустя неделю. В регионе нас нет. У нас пик сезона; ребята, которые могли бы участвовать в таком сложном поиске, разрываются на части в своих регионах, где ежедневно пропадают те, кого пока еще можно найти живыми. Мы не можем ехать (больше суток дороги) туда, где с 99%-ной долей вероятности будем искать погибшего, лишая шансов многих живых.

По всем этим объективным причинам заявителям отказано в поиске.

Но они не сдаются, и я их прекрасно понимаю. Сын пропавшего звонит напрямую мне, потому что у нас есть общие знакомые, и рассказывает про отца. Он немногословен, явно повторяет сказанное уже, возможно, не один десяток раз, особенно подчеркивает отменное состояние здоровья папы и его опыт службы в десантных войсках. Я запрашиваю у него необходимые данные и иду к нашим, которые, изучив еще раз карту и вводные, снова объясняют мне, почему мы ничем не можем помочь.

Моя задача очень проста — позвонить сыну, раз уж он вышел на меня, и сказать: «Мы все перепроверили, очень сожалеем, но ничего сделать не можем». Я мысленно репетирую эту фразу, шлифую ее в голове, закругляю и округляю, выкидываю и вставляю вводные слова. Говорить «ну вы же сами все понимаете» или нет? А «мы рады были бы вам помочь, но. » — уместно ли в таком контексте вообще говорить о радости? Я не общаюсь с заявителями с утра до вечера, как наши инфорги и операторы горячей линии, поэтому у меня почти нет опыта отказа человеку, для которого звонок мне был фактически последней надеждой.

Я набираю в грудь воздуха и звоню. Сын хватает трубку сразу же. И вся моя секундная решимость рушится, как карточный домик. Я жую какие-то слова, теряя на ходу отрепетированную фразу. Кое-как, мекая и бекая, добираюсь до конца мысли:

Голос его сразу гаснет.

— Да. спасибо вам. я все понимаю.

И тут я совершаю роковую ошибку. Я просто не выдерживаю.

— Там есть еще один координатор, он тоже посмотрит карту. Может, он скажет что-то другое.

Это правда, но я же знаю, что скажет этот координатор.

Голос моего собеседника меняется в одну секунду. Теперь это не просто сын, которому протянули руку надежды, — это четкий и деловой человек, который увидел цель и готов на все, чтобы ее добиться.

— Когда он посмотрит? Когда я могу перезвонить? Что нужно сделать, чтобы он принял положительное решение?

Потому что надежда — это то, что дает силы и возвращает человека к жизни.

Издательство: Бомбора

Причины, по которым мы отказываем в поиске

Мы не ищем людей, потерявшихся давно, не ищем пропавших без вести и погибших солдат Великой Отечественной войны, не занимаемся поиском животных. Причина в том, что наши инструменты разработаны для оперативного поиска недавно пропавших людей, и мы просто не владеем методиками, позволяющими нам эффективно искать тех, кто потерялся, к примеру, 30 лет назад, а также никогда не учились искать собак и кошек. Это принципиально другие процессы, предполагающие и работу в архивах, и поиск по разным базам свидетелей, и работу со специализированными группами, и так далее.

Изначально, после поиска четырехлетней Лизы Фомкиной в Орехово-Зуевском районе, отряд создавался как структура для поиска пропавших детей. И на горячей линии отряда до последнего времени можно было услышать: «Вы позвонили на горячую линию по поиску пропавших детей», хотя к тому моменту мы уже давно и успешно искали людей всех возрастов. Но когда в отряд стали поступать заявки на поиски взрослых, мы просто не могли отказать. Поэтому на сегодняшний день из всех добровольческих организаций, осуществляющих поиск пропавших, мы, наверное, закрываем самый широкий диапазон поисков. Есть отряды, которые ищут только детей; есть отряды, которые специализируются только на поиске в природной среде; есть те, кто не ищет, например бегунков, алкоголиков и наркоманов, — мы же берем в работу все виды заявок, если речь идет о недавней пропаже человека.

Однако за годы существования отряда сформировался список ситуаций, когда мы можем отказать в поиске, несмотря на то что это не заявление на поиск дедушки, пропавшего в Великую Отечественную.

— Заявитель отказывается подавать в полицию заявление о пропаже человека. Наличие заявления — обязательное для нас условие, чтобы начать поиск. Оно подтверждает серьезность намерений заявителя и позволяет нам быть более или менее уверенными, что нас не хотят использовать для поиска должника, бывшего возлюбленного, исчезнувшего с горизонта, которому хотят отомстить, и так далее. В исключительных случаях (пропал ребенок, и ситуация требует немедленного реагирования) мы можем начать поисковые работы без заявления в полицию, но с условием, что заявитель подаст его при первой возможности.
— Человек пропал давно. Мы понимаем, что бывают ситуации, когда вам позарез надо найти школьную подругу, с которой вы виделись последний раз на выпускном 20 лет назад, а она потом переехала и пропала, или вы вдруг забеспокоились о приятеле, который полгода назад перестал отвечать на звонки, но, к сожалению, помочь тут ничем не можем. Для нас с точки зрения эффективности как раз принципиально важен срок пропажи, потому что, если поиск начат в первые сутки, вероятность найти человека живым составляет 95%, а вот если за помощью обратились на третьи и позднее, она падает до 50%. Это связано с тем, что чем раньше начат поиск, тем больше у нас возможностей быстро найти человека: во-первых, еще недалеко ушли свидетели, во-вторых, записи на камерах еще не заслоились более поздними, ну и, наконец, даже собака еще может взять след. Все это важные нюансы, позволяющие успешно закрыть поиск за короткое время.
— Критическая ситуация, когда мы объективно не можем помочь (человек с большой долей вероятности погиб) и рискуем впустую потратить ресурсы в условиях высокого сезона, лишая шансов тех, кого можно спасти живыми.
— Человек совершал правонарушения, и его разыскивают как подозреваемого. Это тоже не наш профиль, тем более что такая заявка входит в противоречие с одним из основных постулатов отряда — не подвергать опасности самих поисковиков.
— Пропавший — военнобязанный, его своими силами ищет военная прокуратура и просит нас не вмешиваться в этот поиск.
— На внутреннем языке это называется «семейные разборки». Это ситуация, когда родители в разводе, не лишенные родительских прав, делят детей: «Помогите! Муж забрал дочь на выходные и не отдает!» Если муж не лишен родительских прав и обладает равными обязанностями в отношении ребенка, мы ничего с этим сделать не можем, это его право — общаться с ребенком. И если при первоначальном опросе становится очевидным, что второй супруг не лишен родительских прав, мы отказываем в поиске.

Есть ситуации, когда мы начинаем поиск, но прекращаем его, убедившись, что человек в порядке — просто по какой-то причине решил перестать общаться со своими близкими и сделал это, уйдя из дома. (Речь идет, естественно, о совершеннолетних.) Уволился с работы, уехал из города, однажды не пришел домой, перестал отвечать на звонки. Такие заявки называются УРС — утрата родственных связей, и эти люди пропавшими без вести не считаются и в соответствующую статистику не попадают. Если мы находим человека и убеждаемся в том, что: а) это действительно тот, кого мы ищем, и б) с ним все в порядке — просто он больше не хочет общаться со своей семьей, мы, конечно, ничего с этим сделать не можем, никаких усилий по возвращению его домой не предпринимаем и от дальнейших действий по поиску отказываемся. Иногда такие заявки поступают к нам и в том случае, если даже человек отчетливо дал понять своим родным, что он уходит и просит его не искать, с ним все в порядке — просто он решил радикально изменить свою жизнь. К примеру, жена ушла к любовнику или взрослый сын решил начать жить отдельно. Естественно, это выбор взрослых дееспособных людей, на который мы никак не можем и не должны влиять. Сложнее ситуация, если человек ушел в секту, уехал на поселение в общину, сделал это формально добровольно, но. В каждом конкретном случае мы анализируем обстоятельства и принимаем решение. Но всегда стараемся убедиться, что пропавший жив и с ним все в порядке, в помощи он не нуждается.

Источник

Мастер- ломастер

Маньяк интернета

Апрель 2019

Метки

Почему я теперь не в Лиза Алерт.

Как ни больно мне говорить, но благодаря поведению и поступкам некоторых соотрядников я ухожу из отряда. Это не спонтанное решение, оно принято обдуманно и взвешено. Опережая вопрос, хотя может это даже ни кому не интересно, постараюсь объяснить, почему я принял такое решение. Мне крайне неприятно всё то, что происходило и происходит на поиске Кости. То отношение к людям, которые хотят помогать и что-то делать. Которые срываются после работы, мотают практически 300 км, из которых половина убитой дороги, которых попросили о помощи, которым сказали что поиски идут круглосуточно и не прерываются не на секунду. Притом люди уточняют, имеет ли смысл ехать в ночь, т.к. с утра на работу. Их уверяют что да, вы нужны там, а по приезду им заявляют, что надо было раньше приезжать, и для вас нет ни каких задач, хотя я уверен, что можно было найти и придумать для них задание. А теперь вопрос, а приедут эти люди в очередной поиск к нам? С таким подходом, я думаю, что нет.

Если вы приехали помогать, так помогайте, а не так как вы сделали, типа отойдите в сторону теперь мы тут главные, а вы ни фига не смыслите в ПСР.

Объясните мне тупому, для чего, мы договаривались с генералом Кузнецовым, чтоб нам предоставили палатки и связь, а по итогу на месте Нюра отказывается от всего этого. А дальше ещё смешнее, в инете появляется запись, что нужны средства связи и палатки. Ну не логично как-то, не находите? Тем более еще приезжали люди, с оборудованием, готовые наладить радиообмен, но их тоже проигнорировали. http://nsk-cb.ru/forum/viewtopic.php?f=14&t=5084&start=20 13 пост на странице. И в итоге Грей летит из Москвы.

Не в коем случае я не пытаюсь как то оправдаться, тем более оправдываться мне не в чем, т.к. ни в чём не считаю себя виноватым. Так же не собираюсь оправдывать кого-либо из моей команды, но крайне не приятно звучит выражения в адрес Виталия Глазкова, что он тупо лежит на диване, а остальные умирают в поле. Да благодаря ему, был найден бензин для болотохода, при том он договорился чтоб его получили поисковики бесплатно. А история с отправленной им палаткой, так это вообще не в какие рамки. Да, отправили её с экипажем из Доброспасса, ну и что из этого. Так нет истерика, не нужна нам палатка и т.д. А по итогу ему звонок и наезд, что типа ты всё врёшь и нет там ни какой палатки. А что ему надо сорваться и приехать поставить палатку, бросив двух маленьких детей и больную жену. С утра субботы уже были решены вопросы с питанием волонтёров, лично договаривался с главой района и поселения. Единственное что хочется сказать именно тебе Нюра, извини что не умер, а остался в больнице.

Теперь по отряду в целом. Вот честно, мне не понятна та истерия, а по другому я это назвать не могу, устроенная в Москве. Новосибирску нужна помощь! А вы Новосибирск спросили, нужна ли ему помощь или нет? А зачем? Мы всё сами знаем. Средства, которые можно было потратить на подготовку и обучение людей здесь на месте, были попросту потрачены в пустую. Как ни странно, но в нехватке людей на поиске даже не было ни слова сказано. Да, инфогруппа хромает, при том сразу на обе ноги. Репосты на сторонние ресурсы нужны обязательно, за что огроменное спасибо инфоргам с других городов. Но опять же и здесь не прошло всё гладко. На одном из ресурсов инфорг поддался на троллинг завсегдатаев сайта, и вступил в перепалку с ними. По итогу имеем полный негатив по отношению к отряду в целом. Почему же сейчас не кричите то на каждом углу, когда реально нужны люди для прочёса в Омске, где кстати пропал 1, 5 годовалый ребёнок.

Своими действиями Москва, тупо не помогла а больше навредила новосибирскому отряду, а фактически развалила его.

Мне очень горько и обидно, смотреть на то, что с трепетом создавалось новосибирцами, в раз разрушилось от крайне необдуманных действий московского руководства.

Первый принцип новосибирского отряда, так это равенство всех его членов, что просто в пух и прах было разнесено Нюрой.

Нюр, ну не бывает так, что есть только твоё мнение, а остальные неправильные. Ты начинаешь выговаривать оппоненту, не давая ему ни чего ответить, так теперь кто не слышит, а точнее не слушает то?

Дай бог, чтоб не пришлось испытать новичкам на себе всё то, что испытали 2 предыдущих набора волонтёров Новосибирского отряда.

Источник

Как искать пропавших и говорить с их мамами — судьба волонтёрки «Лизы Алерт»

Мария Дорощенко, позывной Роща – информационный координатор (инфорг) «Лиза Алерт». Информационные координаторы – это такие специалисты по поиску пропавших, которые ищут (и находят) людей, не вставая из-за компьютера. Их рабочие инструменты – ноутбук, планшет и телефон. Инфорг в постоянном контакте с заявителем, он проводит опрос заявителей, прозванивает больницы и морги, проверяет свидетельства, общается с представителями полиции, МЧС и следственного комитета, организует выезд поисковиков на место поиска и так далее. И всё это делает без оплаты – как и все, кто участвует в деятельности «Лиза Алерт».

На Машином счету множество успешных поисков – спасённых жизней, найденных пропавших. Кроме того, Маша учит других инфоргов, а также занимается огромным количеством системной работы в отряде: участвует в организации наших форумов, проводит переговоры с различными государственными и коммерческими организациями, работает с партнёрами отряда и так далее. При этом у Маши большая семья: муж, три сына, две кошки, огромный алабай Стёпа, и Маша – трепетная мать и замечательная и гостеприимная хозяйка.

«Это «бы» меня добило»

Маша, расскажи, как ты пришла в «Лиза Алерт».

Когда в 2010 году пропала Лиза Фомкина, я как-то вечером наткнулась на объявление о Лизе и стала следить за поиском. Мне не пришло в голову поехать куда-то в Орехово-Зуево, потому что я не понимала, что там делать и чем я могу быть полезной, но за девочку я очень переживала. И когда её нашли погибшей, мне было тяжело. На тот момент я сама уже была мамой, поэтому, конечно, меня это тронуло и запомнилось.

Тогда я начала приглядываться к теме пропаж людей, стала замечать ориентировки «Лиза Алерт». И когда были какие-то поиски, где я реально могла помочь, я стала помогать. Как человек практичного склада, я не понимала, как можно пойти сложить лапки или поохать в комментариях – меня это не устраивало, но в то же время я реально оценивала свои шансы и считала, что никуда поехать я не могу. Другое дело, если была какая-то задача в моём районе. Например, говорили: «Ребята, для поиска этого ребёнка надо расклеить ориентировки везде», – и я брала ориентировку и клеила её. В 2014 году, когда из роддома пропал маленький Матвей, я клеила ориентировки у себя на даче под Подольском, потому что тогда я тоже родила, и это мне, конечно, было близко: как так – украли из роддома!? это же вообще! А потом постепенно, уже не помню в каком году, я начала брать какие-то другие задачи: куда-то позвонить, например.

Что было дальше?

Случилось так, что я увидела где-то в соцсетях, что пропала моя одноклассница. Это было в 2016 году. Мы с ней вместе учились до 8 класса, но на тот момент я давно уже с ней не общалась. Я увидела призыв её знакомой – «Ребята, помогите найти», и связалась с нашей общей подругой. Мы с ней решили, что должны поехать каким-то образом помочь. Мы не знали, как, но понимали, что должны что-то сделать. Я связалась с девочкой, которая дала это объявление, нашла телефон её мужа. Муж тоже был в растерянности, но предпринимал много активных действий по её поиску. Мы приехали туда с подругой и тоже начали искать, такие Шерлоки Холмсы в юбках. И вместе с её мужем мы её нашли путём некоторых умозаключений, наблюдений и выводов.

Нашли живой?

Без подробностей, но живой. И в тот момент, наверное, я почувствовала в себе какую-то силу, поняла, что я могу находить людей.

«Лиза Алерт» помогала в этой истории?

У «Лиза Алерт» была заявка, но так получилось, что мы нашли её быстрее, чем отряд вообще подключился. И, поскольку там не было прямой угрозы жизни, активного подключения отряда не было, это был информационный поиск, которым я тогда и занималась: ходила опрашивала людей, собирала информацию.

Полиция участвовала в этих поисках?

То есть тогда ты почувствовала, что у тебя получается?

Я почувствовала не только то, что у меня получается, но и то, что мне это интересно. Мне интересно было искать, интересно опрашивать. Но я, конечно, не владела тогда никакими методиками.

Что было после того, как вы нашли подругу?

Наверное, это был переломный момент, после которого я стала помогать больше и более осознанно. Кроме того, в «Лиза Алерт» стало больше заявок, больше поисков. Я начала подключаться к поискам, которые были ближе к моему дому, к моей области, познакомилась с инфоргами, которые чаще брали заявки в моём регионе, помогала им и прозвоном больниц, и ездила людей опрашивать по городу, и выполняла какие-то локальные задачи.

То есть ты ещё не была инфоргом «Лиза Алерт»?

Нет. Меня зазывали те инфорги, с которыми я работала, но я отвечала, что у меня пока, к сожалению, нет времени, я не могу взять на себя такую ответственность. Меня убеждали: «Нет, не волнуйся, сколько у тебя есть времени, столько можешь тратить». А потом случился детский поиск – по-моему, их было несколько подряд, но для меня переломным стал Артём Кузнецов в Липецкой области. Это было лето 2017 года, за его поиском мы с мужем следили вместе. Там я уже активно участвовала, собирала информацию, следила за социальными сетями, общалась с нашими поисковиками, которые были на месте. И эта история меня добила.

Наверное, осознанием того, что мы могли бы его спасти. Вот этим «бы». Я читала, конечно, отзывы, отчёты, знала, что он несколько дней ходил по лесу, полям, и его не нашли. Я думала, что, значит, было недостаточно народу, может, не хватило меня. Муж был готов выехать туда, но я ему сказала: «Слушай, вроде много там народу, давай посмотрим». И потом – вот такое печальное известие.

Меня тоже этот поиск сильно ударил. Всегда тяжело, когда погибает ребёнок, но если он сразу куда-то провалился, утонул, упал – это одна история, а когда он погиб в процессе поисков, и его можно было спасти, это особенно бьёт по голове. Как ты считаешь?

Согласна, особенно когда ты думаешь, что отряд создан как раз для того, чтобы этого не было – именно таких случаев гибели детей в природной среде, – а оно происходит. Я, по-моему, уже тогда проходила обучение как инфорг и решила, что буду этим заниматься. У меня, как и у многих соратников по отряду, появился этот мотив – внести свой вклад, чтобы никогда такого больше не произошло. Я экстренно отучилась и влилась в деятельность отряда.

«Поплачем, когда найдём»

Расскажи, чем вообще занимается инфорг?

Он работает с информацией, это отдельная наука – инфопоиск. Это поиск информации и аналитика. Сначала ставится задача: какую информацию надо найти, потом ты предполагаешь, где ты можешь её найти, потом проводишь опрос или сбор этой информации, а потом анализируешь то, что получилось, и либо идёшь дальше, либо уже находишь. Эта-то работа с информацией мне всегда и нравилась. Потом меня научили алгоритмам поиска, дали инструменты, которые инфорги используют в поиске. Изначально дежурные инфорги прозванивают заявки, поступившие по номеру горячей линии «Лиза Алерт». Они звонят заявителям, выясняют обстоятельства, приметы, состояние здоровья пропавшего, как был одет и так далее, и далее с заявкой работают уже следующие инфорги, которые потом ищут. Они принимают решение, какой это будет поиск: активный или инфопоиск – это зависит от многих факторов. Далее инфорг, если принято решение об активном поиске, занимается организацией и обеспечением выезда – он создаёт тему поиска на форуме, обеспечивает печать и доставку ориентировок, доставку оборудования, отслеживает перемещение поисковиков.

Меня всегда поражало, как вы умеете «вынуть» информацию из заявителя – человека, находящегося в состоянии острого стресса.

Когда человек звонит, у него шок и стресс, и он не знает, что делать. А я знаю, как искать, и моё спокойствие, наверное, его где-то успокаивает. Если заявитель плачет, я говорю: «Мы с вами потом поплачем, когда найдём».

А если ты разговариваешь с матерью, у которой пропал ребёнок – наверное, самый тяжёлый случай – она, естественно, в ужасе и истерике, как ты её настроишь, чтобы она начала с тобой взаимодействовать и давала нужную информацию?

Мама тоже всё понимает. Ей ведь что надо? Ей надо найти ребёнка. Я могу ей помочь найти, если она даст мне ту информацию, которую надо. И все дают. Я объясняю, что, если мы плачем, мы теряем время, а время терять нам нельзя, нам надо начинать искать. А чтобы начать искать, мне надо, чтобы она ответила на мои вопросы. У меня не было такого, чтобы человек был в истерике и с ним совсем бы было невозможно разговаривать. И мы возвращаемся к тому, что нам надо искать ребёнка, я могу помочь, давайте взаимодействовать в конструктивном ключе. Рыдают потом, когда ребёнок уже найден, и часто бывает, что найден в достаточно короткое время – например, если уехал на самокате в парке. Мы всегда даём некие рекомендации, естественно, и заявители уже более спокойно идут по нашим рекомендациям, и ребёнок находится. Потом они дают волю чувствам: это тоже надо.

Ты их слушаешь? Утешаешь?

Когда как, но мой телефон у них есть. Если я прозваниваю эту заявку, собираю информацию, то я их единственный контакт с «Лиза Алерт». И поэтому они потом посылают мне благодарности в адрес отряда, я их ретранслирую, стараюсь размещать для всех, потому что важно, чтобы все их увидели – это же не только мне, у нас командная работа, и я тут выступаю как часть отряда.

Ты говоришь когда-нибудь: «Мы обязательно его найдём»?

Нет, конечно, как я могу это обещать. Мне бы очень хотелось сказать это каждой маме, поверь – но как я могу такое сказать? Как я потом ей в глаза посмотрю? Я не могу давать ложных надежд. Поэтому я говорю, что чем быстрее мы приступим, тем лучше – это правда, потому что действовать надо сразу.

Это касается только ребёнка или ребёнка и взрослого?

Всех. Бывает, что день прошёл, и человек одумался и вернулся, либо он ушёл по какой-то причине, она потеряла актуальность и на следующий день он пришёл. Но, к сожалению, бывают такие случаи, когда человек действительно в опасности, ему нужна помощь, и сразу, сходу невозможно понять, что случилось. Иногда со стороны кажется, что всё хорошо, нет никаких предпосылок к неудачному исходу, а потом раз! – и.

Можешь рассказать такую историю?

Позвонили родители достаточно уже взрослого подростка лет 17 и сразу сказали: «Мы не хотим никакой публичности в поиске, мы понимаем, что там, скорее всего, любовь-морковь, поэтому мы хотим от вас только совета: как искать и что нам сейчас правильнее сделать?» То есть они не хотели активного поиска, не хотели ориентировок, но просили рекомендаций. Они боялись, что везде будут наши ориентировки и об этом узнают люди, хотя в определённых обстоятельствах мы этого не делаем. В полицию они обратились, потому что полиция не распространяет ориентировки, а кроме того, у них есть возможность посмотреть камеры (и все думают, что отследить телефон, но в этом случае не смогли). Я поговорила с родителями и выяснила, что пропавший – разумный человек, что никаких предпосылок для суицида у него не было, он взял с собой зубную щётку, то есть как будто собирался куда-то пойти. И я рассказала им некий алгоритм, дала телефоны: куда звонить, что и где проверять, порекомендовала, как собрать информацию. Я, конечно, не настаивала на нашей помощи, если они её не хотят. Мы договорились, что будем на связи, если они решат, что мы им нужны, они могут обратиться, и мы будем искать. Через день я вспомнила, что они мне ничего не пишут о том, что мальчик найден – хотя по идее он уже должен был быть дома.

Источник